Танки ближе, ближе… Поглощенные видом наступающего противника, бойцы не заметили, как в окопах появились собаки. Их привели вожатые по ходу сообщения. Они были в боевой готовности, каждая с небольшим тючком на спине.
Внезапно все увидели их. Четыре собаки, раскинувшись веером на снегу, мчались навстречу головным танкам. Двинянинов сразу узнал черно-пегого Малыша, и сердце его сжалось.
— Смотри, смотри! — переговаривались в окопах.
Немецкие танкисты тоже заметили животных и открыли по ним ураганный огонь. Но трудно попасть из танка в такую небольшую и подвижную мишень…
Собаки пересекли уже половину пространства. Еще десять-двенадцать секунд, полминуты — и… Но что это? Танки один за другим быстро разворачиваются; их пушки уже не смотрят вперед, а обращены назад; они прибавляют ходу… Они уходят! Уходят!
Это было так неожиданно и непонятно: танки — эти грозные самодвижущиеся крепости, вооруженные пушками и пулеметами, — испугались собак! Есть от чего прийти в изумление[8].
Кто-то не выдержал и крикнул:
— Ура-а! — И крик этот подхватила сотня голосов. Громкий и страшный для врага, клич этот разнесся над окопами и словно подстегнул убегающие танки, заставив их увеличить скорость.
Раздался резкий переливчатый свист — приказ собакам вернуться. Двинянинов с блеском радости в глазах следил за тем, как Малыш достиг окопа и, целый, невредимый, бодро помахивая пушистым хвостом, спрыгнул вниз, за ним попрыгали в окоп остальные.
— Дела! — обсуждали вечером солдаты дневное событие. — Испугались собак, а? Чудеса! Вот так вояки, здорово пятки смазали!
Очевидцы удивительного поединка, они, как дети, восхищались поведением собак и смаковали подробности позора фашистских молодчиков. Трусость одних прибавляла стойкости и мужества другим. Ближе как бы становилась и желанная победа, словно недавний эпизод и в самом деле имел невесть какое значение.
Бывает ведь так: кажется, ничего не изменилось, а веселей на душе, меньше гнетут постылые заботы.
— Ну, живем, Малыш? — говорил Двинянинов. Малыш… Даже сама кличка говорила о чем-то очень малом и слабом; да собака рядом с человеком и вправду всегда слабейшее существо; и вот — нате вам! — укротила танк… Недаром она носила на ошейнике этот шифр — «ПТ-342»!
Минутами казалось, что всякая опасность миновала, больше ничто не грозит Малышу, и Двинянинов был счастлив: право, ведь это было бы так заслуженно… По-видимому, что-то вроде этого испытывали и вожатые, потому что старались всячески обласкать собак. В действительности все случившееся было для Малыша и его трех товарок всего лишь небольшой отсрочкой.
На следующий день на советские позиции обрушился ливень огня и металла. После артподготовки гитлеровцы снова пошли в атаку. На этот раз двинулось, наверное, не меньше сотни танков; за ними, пригибаясь, бежала пехота.
Словно черная туча саранчи высыпала из дальнего леса. По наступающим открыла огонь противотанковая батарея, скрытая в кустарнике. Вспыхнул один танк, другой, третий… Но остальные движутся, осыпая позиции защитников Москвы градом термитных и осколочных снарядов. Их поддерживают из глубины немецкого расположения орудия крупного калибра и тяжелые минометы.
Горячий, смертельный бой закипел по всей линии обороны. С привычным самообладанием Двинянинов ждал, когда сможет вступить в дело и его бронебойка — «золотое ружье», как прозвали ее солдаты.
Танки приближались, бешено стреляя. Уже отчетливо видны черные кресты — эмблема фашистского насилия над миром, короткие рыльца пушек непрерывно исторгали желтые язычки пламени.
Два танка двигались прямо на Двинянинова. Приложившись, он стал стрелять, тщательно метясь, как на полигоне. Пули забарабанили по броне машины; ему удалось поджечь ее. Но только он хотел перенести огонь на второй танк, как сильный разрыв мины на минуту оглушил, засыпал землей. Когда Двинянинов очнулся и протер глаза, вторая вражеская машина была уже недалеко от него, а бронебойка лежала разбитая, изуродованная.
Двинянинов тревожно оглянулся. И вдруг увидел: вожатый готовит Малыша к атаке на танки. Подняв собаку на бруствер окопа, он что-то скомандовал ей; что именно, Двинянинов не расслышал из-за грохота выстрелов, да это и не имело значения. Три другие «ПТ» уже стлались по земле в стремлении скорей достичь цели, ловко обходя воронки и рытвины, под свист пуль и грохот разрывов бесстрашно лавируя на этом поле смерти.
Два столба пламени взметнулись одновременно, два взрыва потрясли воздух — два вражеских танка перестали существовать, подорванные четвероногими защитниками рубежа. Третья собака была убита шальным попаданием. Однако и мертвую уцелевшие танки тщательно обходили, ибо и мертвая она была опасна им.
Все это автоматически отметила зрительная память Двинянинова, как и то, что Малыш был еще жив и продолжал бежать. Малыш избрал себе танк, двигавшийся не в первом эшелоне, и его черно-пегая прыгающая фигурка, становившаяся по мере удаления меньше и меньше, все еще виднелась на снегу, засыпаемом осколками снарядов и мин, быстро сближаясь с целью.
Но что это? Малыш остановился, сделал несколько неуверенных шагов в одну сторону, в другую — и недвижным комочком застыл на ничьей земле. Лежит. Убит? Ранен? А танки приближаются, они уже совсем близко… Проклятые!
Внезапно над полуразрушенным бруствером поднялась невысокая коренастая фигура в солдатском полушубке и шапке-ушанке. Занеся руку над головой, Миронов кричал, его голос потонул в шуме боя, и скорее сердцем, чем слухом, Двинянинов уловил: «Бей гадов!» Мелькнуло искаженное в крике лицо товарища. В следующий миг Миронов перепрыгнул бруствер и со связкой гранат в высоко поднятой руке метнулся навстречу танкам.
Он пробежал половину расстояния, необходимого для броска, когда злая пуля клюнула его — и он упал. И тогда Двинянинов — он сам не помнил, как это произошло, — полный неутомимого яростного стремления отомстить за товарища, тоже очутился в поле и быстро пополз с тяжелой противотанковой гранатой в каждой руке. Ближний танк двигался прямо на него. Но Двинянинов, хотя и не находился теперь под защитой окопа, не боялся его. Пусть смерть — зато не пройдут фашистские танки! Он сам бросится под ближний из них, чтобы взрывом гранат взметнуть врагов на воздух!
Он не успел привести свой замысел в исполнение. Черная точка на снегу ожила. Малыш тоже полз, на несколько десятков метров впереди. Раненый, истекающий кровью, с оторванной челюстью, на месте которой дергался горячий красный язык, он стремился исполнить приказ. И прежде чем Двинянинов успел понять это, Малыш исчез из поля зрения, слившись с танком…
Тяжкий раскат рванул воздух. На этот раз он показался Двинянинову особенно сильным. Внутри словно что-то оборвалось…
Нет, никогда врагу не бывать в Москве! Схватив винтовку, выпавшую из рук раненого товарища, Двинянинов принялся с ожесточением стрелять по мечущимся среди горящих танков грязно-зеленым фигуркам.
Бой закончился полным поражением гитлеровцев. Еще одна атака фашистов сорвалась, еще один выигранный день приблизил советский народ к победе. Санитары унесли Миронова и других раненых. Снова наступило короткое затишье.
В узкий прорез бруствера Двинянинов долго смотрел на то место, где чернели остатки танка, взорванного Малышом, как бы ожидая, что, может быть, вот-вот там зашевелится что-то живое, выберется из-под бесформенного нагромождения обломков почерневшего обгорелого металла, отряхнется и побежит назад к окопу… Но — нет, ничего этого не было и не могло быть. Только синеватый дымок продолжал виться и тянуться к небу над могилой маленькой безвестной дворняжки «ПТ-342» — скромного друга советского бойца.
8
Случаи, когда немецкие танки при виде выпущенных на них собак-противотанкистов отказывались от атаки и поворачивали обратно, неоднократно отмечались на ряде участков боевых действий в дни Великой Отечественной войны.