Холодный пот выступил на лбу. Только бы не вздрогнуть, когда камешек упадет на меня. Только бы не вздрогнуть. А вдруг он попадет в каракурта? Я цепенею при одной этой мысли. Я напряженно смотрю в ту сторону, откуда летят камешки.

Вдруг над краем крыши, там, где находится глиняный забор, показалась голова. Это Гульнара. У меня посветлело на душе. Спасительница! Она сейчас позовет на помощь.

Но у Гульнары неестественно вытянулось лицо, она широко раскрыла глаза:

— Ой-йе! Руслан!

Вскрикнув, узбечка исчезла.

Я даже рта не успел раскрыть. Ну чего она испугалась? Не видела, что ли, меня в плавках? Полный стадион парней в одних трусиках, так там ничего, там положено, а тут на тебе! Мне стало обидно до слез. Ведь мы же знакомы! Иногда разговариваем, перебрасываемся двумя-тремя ничего не значащими фразами. Она часто заглядывает на боксерскую площадку. К кому она приходит, кто ее интересует, мне не известно. Да и не все ли равно? Правда, многим не все равно. Особенно местным парням. При ее появлении парни начинают энергичнее колотить друг друга, словно проводят не учебный бой, а финальный поединок.

Долго ли еще мне терпеть?

Гульнара появилась так же внезапно, как и исчезла. Я смотрю и не узнаю ее. Она изменилась. В ее лице, движениях появилось что-то новое, незнакомое мне, отчаянное и решительное. Она вся напряжена, как тетива, готовая послать стрелу. Вместо стрелы у нее в руках тоненькая веточка. Я все понял. Она исчезла, чтобы вернуться, чтобы прийти мне на помощь.

Крадучись, она обходит меня. Обходит так, чтобы даже ее тень не коснулась меня. Я не свожу с нее глаз. Ее решительность меня пугает. Отдает ли она себе отчет в том, что сейчас на карту поставлена моя жизнь?

Я медленно поднимаю руки, я хочу ее предостеречь. Только не спеши! Поспешность тут чревата опасностью. И вообще, стоит ли торопиться? Не лучше ли еще подождать? Может быть, все кончится миром, каракурту наскучит меня терзать и он уберется подобру-поздорову?

В иссиня-черных зрачках Гульнары холодные огоньки безжалостности. На мои умоляющие жесты она не реагирует. Как противно чувствовать себя беспомощным, не способным к борьбе!

Удар был молниеносным и точным. Каракурт отлетел далеко в сторону.

С меня словно свалили гору. Я, как подброшенный мощными пружинами, вскочил на ноги. Гульнара прикончила ядовитого паука. Он лежал на спине, как поверженный враг. Мне показалось, что его лапки еще шевелятся, что он может еще ожить, приносить страх и горе. Выхватив у Гульнары прут, я стал хлестать каракурта. К сожалению, у меня не было той точности и сноровки, как у Гульнары. Мной руководил инстинкт мести, острое желание отплатить мертвой гадине за те страхи, что я перенес.

— Дост, Руслан! Браво, Руслан!

Я выпрямляюсь и смотрю вниз. Тренер Анвар Мирзаакбаров, показывая на меня пальцем, насмешливо кривит губы:

— Смотрите, какие новые упражнения усвоил Руслан! Они повышают координацию движений и укрепляют боевой дух!

— Что? — До меня не сразу доходят его шутки. Я все еще во власти пережитого.

— Прости нас, Руслан. — Мирзаакбаров грациозно поклонился. — Если ты привык в Москве тренироваться на крыше высотного здания, то у нас выше одноэтажных кибиток домов нет. И все они имеют плоские крыши. Так не лучше ли заниматься на земле?

Я не успел ответить. Это сделала Гульнара.

— Спасибо за добрый совет, Анвар-ака! В знак благодарности мы дарим джигитам маленького червяка.

С этими словами Гульнара сбросила паука. Он упал к ногам Мирзаакбарова. Тренер, едва заметив каракурта, отпрянул в сторону.

— Но что с вами, Анвар-ака? — Теперь насмешка звучала в голосе Гульнары.

Она взяла у меня прутик и бросила его Мирзаакбарову:

— Возьмите-ка и это, Анвар-ака. Теперь у вас есть прекрасная возможность повторить новые упражнения Руслана!

Мирзаакбаров круто повернулся и пошел на боксерскую площадку, примирительно крикнув мне:

— Иди разминайся! Ты и так опоздал!

— Хорошо.

Когда мы слезли с крыши, я задержал Гульнару.

— Послушайте, Жанна д'Арк!

Мне хотелось сказать ей слова благодарности, но я не умел это делать. Тем более девчонкам. Они всегда все переворачивают.

Она вытаращила на меня свои глазищи:

— Ты же знаешь, меня зовут Гульнара!

— Все равно, ты — Жанна Д’Арк! Есть такая французская партизанка. Историю читала?

Гульнара кивнула:

— Обязательно читала. У меня аттестат зрелости за десятилетку.

— Ясно! У меня тоже есть такая бумага, — сказал я, сбитый с толку ее наивностью. — Так вот, Жанна д'Арк, прими самый большой катта рахмат! Большое спасибо! — Я поднял свои кулаки. — Их ты можешь считать своими. Договорились? Если кто вздумает обидеть, ты только свистни. Договорились?

Гульнара смущенно улыбнулась, стрельнула в меня черными глазами и быстро-быстро побежала вприпрыжку на беговую дорожку. Я смотрел ей вслед. Отчаянная девчонка!

После тренировки, пыльные и усталые, мы спешили в душ. Там толкучка. Сколько ни старалась администрация стадиона, но навести порядок в душевой ей не удалось. Секции заканчивают тренировку почти одновременно, и никакой график не в силах удержать спортсменов, особенно в субботние вечера, когда все спешат.

Под каждым рожком мирно толкаются три-четыре спортсмена. Я огляделся, куда бы втиснуться.

— Руслан, топай сюда!

Это Мощенко. Я спешу к своему командиру.

— Двигайся.

— Имей совесть! Я о тебе беспокоюсь, как положено командиру заботиться о своих солдатах. А ты, Корж, готов и на голову сесть.

— Не шипи.

Петро толкает меня под бок:

— Разговорчики!

Мощенко — средневик. Бегун на средние дистанции. Он обладатель всех дипломов, призов и наград по кроссу, бегу не только в нашем гарнизоне, но и в области. Его объемистый чемодан полон трофеев. Когда Петро открывает чемодан, то кажется, попадаешь на выставку художественных изделий из фарфора, хрусталя, серебра и латуни. Кубки, шкатулки, вазы. Накануне состязаний к нам в казарму заглядывает старший лейтенант Никифоров и грубовато-добродушно обращается к сержанту:

— На рекорд дали вот столько, — и называет сумму. — Что купить? Кубок или вазу?

Это явное нарушение правил. Но все мы знаем, что победителем станет Мощенко. Его результаты выше первого разряда, и он вот-вот станет мастером спорта. Никифоров опасается, как бы Мощенко не согласился служить при окружном Доме офицеров. Туда всех лучших спортсменов забирают. Им создают благоприятные условия, и они защищают честь округа на различных состязаниях. Сержанта Мощенко уже переводили туда. Но он обратился с рапортом к самому командующему округом, и его вернули в нашу часть. Старший тренер по легкой атлетике засыпал Петра письмами, обещает золотые горы. Некоторые воины, завидуя спортивным успехам Мощенко, за глаза называют сержанта «дубом», который не видит своего «счастья».

Однако Мощенко хорошо знает, в чем его счастье. Он хочет посвятить себя воинской службе, службе в ракетных частях. В его чемодане рядом со спортивными наградами лежат книги по электронике, физике, ракетостроению, радиотехнике. А спортом он занимается для здоровья. «Ракетчик, — говорит сержант, — человек коммунистической эпохи. Он должен обладать обширными знаниями и быть отлично физически тренирован».

Мощенко и Зарыка всегда что-нибудь выдумывают, конструируют, изобретают. Даже здесь, на городском стадионе, они приложили руки. Например, выкрасили в черный цвет баки для душа. Черный цвет больше поглощает солнечных лучей и тем способствует нагреванию воды.

Я с удовольствием лезу под струю воды. Она даже горяча. Вода щекочет, вместе с пылью и потом смывает усталость, наполняет тело бодростью и радостью.

Мощенко трет мне спину и спрашивает:

— Корж, ребята треплются, что ты каракурта ухлопал.

— Врут. Это Гульнара, — отвечаю.

— Иди ты!

— Слово!

— А ты был рядом? — допытывается Петро.