Познакомились они еще на Халхин-Голе, где Жуков разгромил японских самураев. Великую Отечественную генерал армии Жуков начал в должности начальника Генерального штаба. Голованов считал, что истинное его призвание – командовать войсками.
Жукова я считаю самородком в военном деле,- продолжал Голованов.- Это, безусловно, великий полководец, хорошо разбиравшийся в оперативно-тактических вопросах. В стратегическом отношении он был слабее, так как вопросами ведения войны в масштабе государства не занимался. В политическом отношении был безграмотен, да я и не помню, чтобы Сталин обсуждал с ним политические аспекты. Но что касается оперативно-тактических вопросов, здесь у Жукова была очень сильная хватка.
«Первое, что стало известно,- пишет Голованов,- это его деятельность под Ленинградом. Именно там проявились его воля и решительность. Это он с помощью Ставки и партийной организации Ленинграда остановил отход наших войск перед превосходящими силами противника. Проведенные им мероприятия требовали именно решительности, именно воли для их осуществления. Война – это не игра, она нередко требует чрезвычайных действий, и не каждый способен на них пойти».
Голованов не пишет о том, какие конкретно мероприятия провел Жуков в Ленинграде. А вот что рассказывал мне Александр Евгеньевич:
Не зря Сталин послал его в Ленинград вместо Ворошилова, и он, применив там силу, справился! Ведь он расстреливал там целые отступавшие наши батальоны! Он, как Ворошилов, не бегал с пистолетом в руке, не водил сам бойцов в атаку, а поставил пулеметный заслон – и по отступавшим, по своим! Но скажу, что на его месте я точно так же поступил бы, коли решается судьба страны.
«Короткое пребывание Жукова в Ленинграде,- пишет Голованов,- привело к тому, что фронт был стабилизирован. Сталин отозвал Жукова в Москву и назначил командующим Западным фронтом в один из самых опасных, самых напряженных месяцев войны. Западный фронт был самым ответственным фронтом, защищавшим Москву. Командуя этим фронтом, Жуков показал и полководческий талант, и волю, и твердость, и решительность.
Жуков не имеет прямого отношения к Сталинградской битве, и к битве на Курской дуге, и ко многим другим операциям. Как правило, он был в числе тех людей, с которыми Сталин советовался и к мнению которых прислушивался. Жуков бывал на многих фронтах и не однажды помогал этим фронтам, а когда требовала обстановка, то по указанию Ставки и руководил боевой деятельностью этих фронтов».
В моем дневнике есть запись от 19 января 1970 года. Голованов рассказывает, как осенью 1942 года Сталин послал его вместе с Маленковым и Жуковым представителями Ставки под Сталинград. Полетели, долго искали командующего фронтом А. И. Еременко. Наконец нашли его и члена Военного совета Н. С. Хрущева в канализационной трубе. Жуков приказал доложить обстановку.
Провели артподготовку,- сказал Еременко,- начали наступление, взяли первую линию траншей, вторую…
Где пленные? – спросил Жуков.
– Пленных расстреляли. Где документы пленных?
Уничтожили.
Врете! – сказал Жуков.
И он тогда решил осуществить одну из своих задумок: провести наступление с помощью мощных прожекторов.
Однако операция не удалась,- вспоминал Голованов.- То, что получилось у Жукова в 1945-м под Берлином, не вышло в 1942-м под Сталинградом. Не было еще у нас нужного взаимодействия родов войск. Атака захлебнулась, мои летчики отбомбили не там, где надо, а один самолет чуть было бомбой в нас не угодил… Обстановка сложилась так, что и Жуков ничего не мог поделать. И он лег спать. Он всегда так поступал в подобных случаях – когда ничего не получалось.
В это время Хрущев подошел к Маленкову: «Что вы слушаете этого поповского сынка? Г… он, а не начальник Генштаба!» Под «поповским сынком» подразумевался А. М. Василевский, из-за которого, как полагал Н. С. Хрущев, и состоялась наша поездка под Сталинград.
Маленков увидел, что я стою рядом и все слышу, и отвел Хрущева в сторону. Тогда я еще не знал о дружбе троицы – Маленкова, Хрущева и Берии. Сам Никита Сергеевич, у которого голова всегда была полна идей, но, – добавляя свою неизменную присказку, улыбается Голованов,- я тебе скажу следующее дело: если вдуматься, одна глупей другой; так вот, сам он не решался лезть со своими военными предложениями к Сталину, а избрал для этой цели Василевского, которому, как член Политбюро, поручил докладывать Верховному. Однако Василевский не торопился, и Хрущев нажимал на него. Пришлось доложить. Сталин выслушал и удивился:
Кто это предлагает?
Хрущев, – ответил Василевский.
– А, тогда все понятно. Зачем вы его слушаете? Когда мы прибыли в Москву и доложили Сталину
о положении под Сталинградом и Верховный спросил, что необходимо сделать для победы, Маленков и Жуков высказали свои соображения. Дошла очередь до меня, и Сталин, видимо, думал, что я буду говорить об авиации, а я сказал:
Для победы под Сталинградом необходимо немедленно снять Еременко и Хрущева (Ох, как через годы отзовется Голованову это предложение! – Ф. Ч.).
Сталин согласился и спросил:
А кого назначим?
Кандидатура командующего фронтом может быть только одна: Константин Константинович Рокоссовский.
Согласен, – сказал Сталин.
…В книге Жукова назначение Рокоссовского объясняется не совсем так, говорится как бы о равноценности кандидатур Рокоссовского и Еременко. Помню, как Голованов звонил Георгию Константиновичу: «Как же ты мог в своей книге поставить на одну доску Рокоссовского и Еременко?» – «Кого, кого?- видимо, не разобрав последнюю фамилию, переспросил Жуков.- Этого дурака? Ты учти, Александр Евгеньевич, в моей книге на пятистах страницах замечания Главпура!»
Так командующим Сталинградским фронтом, переименованным в Донской, стал К. К. Рокоссовский, блестяще завершивший Сталинградскую битву окружением и разгромом крупнейшей немецкой группировки во главе с одним из самых признанных германских полководцев фельдмаршалом Паулюсом.
Жуков- волевой, энергичный командир,- продолжал Голованов, – умеющий моментально оценить обстановку и принять правильное решение. Не останавливался ни перед чем для достижения победы. Отношения со многими военачальниками у него были сложными. В свое время он служил под началом у Рокоссовского, был у него командиром полка, и тот дал ему аттестацию, в которой вместе с положительными указал ряд отрицательных качеств, в том числе грубое отношение к подчиненным. После победы под Сталинградом Жуков напомнил Рокоссовскому об этой аттестации.
А разве я не прав? – спросил Рокоссовский. – Ты такой и есть.
Верно, прав,- согласился Жуков.
– ? Одно дело – полководческие качества Жукова, – говорил Голованов, – другое – его отношение к людям, к подчиненным. Если б он матом крыл,-это ладно, это обычным было на войне, а он старался унизить, раздавить человека. Помню, встретил он одного генерала: «Ты кто такой?» – Тот доложил. А он ему: «Ты мешок с дерьмом, а не генерал!»
Можно отлакировать портрет до палехской шкатулки, но чем сильней личность, тем ярче она обяза
тельно проявится такой, какой была, верь или не верь Голованову.
Под Великими Луками,- продолжал Голованов,- из корпуса генерала Пернева (в более поздние годы написание его фамилии было: Пэрн.- Ф. Ч.) перешла к немцам рота эстонцев. Как Жуков его распекал! И предатель, и сволочь… Даже неудобно было рядом сидеть в блиндаже. Я вышел и увидел, как Пернев, красный, пулей вылетел из блиндажа. Вхожу к Жукову, тот стоит и хохочет: «Видал, как он выскочил от меня? Буром! Знаешь, теперь как воевать будет!»
Жукову ничего не стоило после разговора с генерал-лейтенантом сказать: «До свидания, полковник!»
Уже в 50-е годы, когда Жуков стал министром обороны, во время инспекции войск к нему обратился полковник с жалобой, почему всем офицерам выдают плащи бесплатно, а с полковников вычитают полную стоимость. Жуков тут же распорядился: «Выдать подполковнику бесплатно!»- лишив нарвавшегося полковника одной звездочки.