Но жив еще. Прощанием глухим

Возникнув, смолкнет плач друзей над ним.

И слышит он — живые меж собой

Твердят: «скончался» — «свежестью ночной

Поди вздохни» — «удар непоправим».

VI

Затем, найдется ль место, говорят,

Среди могил семейных, как пышней

Похоронить, в какой из ближних дней.

Обсудят банты, шарфы, весь обряд.

А тот все слышит, и ему назад

Вернуться страшно в круг таких друзей.

VII

И я — блуждать так долго мне пришлось,

Так часто мне сулили неуспех,

Так значился всегда я в списке тех,

Кто рыцарский обет свой произнес

Увидеть Черный замок, что вопрос, -

Не лучше ль уж погибнуть без помех.

VIII

Спокойно, безнадежно, где старик

Мне указал с дороги вглубь свернуть,

Там и свернул я. День светлел чуть-чуть.

И мрачно стало к ночи. Но на миг

Багровым оком дымку луч проник -

На то, как схватит степь меня, взглянуть.

IX

И точно, сделав несколько шагов,

Я обернулся, чтобы след найти

Пройденного, надежного пути.

Но сзади было пусто. До краев

Один степной, сереющий покров.

Вперед, мне больше некуда идти.

X

И я пошел. Бесплодный, гнусный край,

Печальнее я места не встречал. Цветы? -

Еще б я кедров здесь искал!

Но без помех бурьян и молочай

Обильный приносили урожай.

Здесь колос редкой бы находкой стал.

XI

Но нет, нужда с бесплодием кругом

Слились в одно. «Смотри на этот вид,

Иль нет, — Природа, мнилось, говорит, -

Я здесь бессильна. Разве что огнем

Здесь судный день очистит каждый ком

И узников моих освободит».

XII

Чертополоха рослые кусты

Обиты — это зависть низких трав.

Лопух шершавый порван и дыряв

До полной безнадежности найти

Побег зеленый. Видно, здесь скоты

Прошли, по-скотски жизни оборвав.

XIII

Трава — как волос скудный и сухой

На коже прокаженных. Из земли

Торчат кровавой поросли стебли.

И конь недвижный, тощий и слепой,

С конюшни чертом выгнанный долой,

Стоит, в оцепенении, вдали.

XIV

Живой? — сойти за мертвого он мог.

На бурой гриве — ржавчины налет.

Ослепший… шею вытянув вперед,

Он был смешон, ужасен и убог…

О, как мою он ненависть разжег,

И кару, знать, за дело он несет.

XV

Тогда я в память заглянул свою.

Как ждет вина пред битвою солдат,

Так жаждал я на счастие, назад,

Хоть раз взглянуть, чтоб выдержать в бою.

Завет бойца — «обдумай и воюй».

Один лишь взгляд — и все пойдет на лад.

XVI

Но не моею памятью помочь.

Вот Кудберт милый… золото кудрей…

Лица румянец, вот руки моей

Коснулся словно, держит он, точь-в-точь

Как прежде… Ах, одна позора ночь,

И гаснет пламя, холод вновь сильней.

XVII

Вот Джайльс встает в сознании моем.

Вот, в рыцари впервые посвящен,

Клянется он, что честь ему закон.

Но фу! Какой пергамент палачом

На грудь ему приколот? Что кругом

Кричат друзья? — Изменник, проклят он!

XVIII

Нет, лучше настоящая пора,

Чем эта быль. И я иду опять.

Все пусто. Тишь. Что вздумает послать

Навстречу ночь — сову ль, нетопыря?

Но что-то вдруг во мраке пустыря

Возникнуло, чтоб мысль мою прервать.

XIX

Подкравшись незаметно, словно змей,

Внезапно мне прорезал путь поток,

Он не был мрачно-медленным, он мог,

Бурля и пенясь, омывать скорей

Копыта раскаленные чертей,

Так в нем клубился пены каждый клок.

XX

Он мелок, но зловреден. Вдоль воды

Склонялись ольхи. В злой водоворот

Стремились ивы, головой вперед, -

Самоубийц отчаянных ряды.

О, то поток довел их до беды!

И равнодушно мимо он течет.

XXI

Я вброд пошел. О, как велик был страх,

Что вдруг ступлю на трупа я оскал,

Копьем ища свой путь, я ощущал,

Как вязнет, словно в чьих-то волосах,

Чуть крысу я копьем задел — в ушах,

Казалось, крик ребенка прозвучал.

XXII

Теперь уж путь не будет так суров.

Но нет, надежда снова неверна.

Кто здесь топтался? Кем велась война?

Чьей битвой стоптан почвенный покров?

Жаб в луже с ядом? Диких ли котов,

Чья клетка докрасна раскалена?

XXIII

Так в адский круг был замкнут их порыв.

Среди равнины гладкой, что бойцов

Сюда влекло? Отсюда нет следов…

Сюда их нет… безумие внушив,

То сделал яд. Так турок рад, стравив

Евреев и христьян, своих рабов.

XXIV

Что дальше там? Не колесо ль торчит?

Нет, то скорей трепало, чьи клыки

Тела людские рвали на клочки,

Как шелковую пряжу. То на вид

Орудье пытки. Брошено ль лежит?

Иль ждут точила ржавые клинки?

XXV

А вот участок гиблый. Прежний лес

Сменился здесь болотом. Болотняк

Стал пустырем. Безумец, верно, так

Вещь смастерив, — испортив, интерес

Теряет к ней и прочь уходит. Здесь

С песком смешались щебень, грязь и шлак.

XXVI

То прыщиком, то ярким пупырем

Пестрит земля. Бесплодный каждый склон,

Как будто гноем, мохом изъязвлен…

И дуб стоит. Разбит параличом,

Разинутою щелью, словно ртом,

Взывая к смерти, умирает он.

XXVII

А цель все так же скрыта, как была.

Все пусто. Вечереет. И никак

Путь не намечен дальше. Но сквозь мрак

Возникла птица — вестник духа зла -

Драконовыми перьями крыла

Меня коснулась, — вот он, жданный знак.

XXVIII

Тут поднятому взгляду моему

Открылось, что равнины прежней гладь

Замкнули горы, если так назвать

Громад и глыб бесформенную тьму.

И как я им попался — не пойму,

Но не легко уйти мне будет вспять.

XXIX

И понимать я начал — в этот круг

Лишь колдовством сумел я забрести,

Как в страшном сне. Нет далее пути.

И я сдаюсь. Но в это время звук

Раздался вслед за мною, словно люк

Захлопнулся. Я, значит, взаперти.

XXX

И сразу вдруг узнал я все кругом:

Как два быка, направо пара скал

Сплелась рогами в битве. Слева встал

Утес облезлый. О, каким глупцом

Я выглядел в безумии своем,

Когда своей же цели не узнал.

XXXI

Не Черного ли замка то массив,

Слеп, как безумца сердце, там лежит,

Округлый, низкий? В целом свете вид

Такой один. Так бури дух, игрив,

Тогда лишь моряку покажет риф,

Когда корабль надломленный трещит.

XXXII

Как не увидеть было? Ведь назад

Нарочно день огнем сверкнул в прорыв:

Охотники-утесы, положив

В ладони подбородки, вкруг лежат

И как за дичью загнанной следят:

«Пора кончать, кинжал в нее вонзив».

XXXIII

Как не услышать? Звон врывался в слух,

И все гремело множеством имен.

Как тот был смел, как этот был силен,

Удачлив тот, но все, за другом друг,