** ** ** ** **

Роффи с Греллем стояли в очереди за грюлями. Перед ними стояла стайка девочек-ливнасих, каждую минуту взрывающаяся хохотом. У многих из них волосы украшали разноцветные ленточки торкса, пестря в вечернем свете подобно фейерверку.

— Я на минутку отойду… — прошептал Грелль на ухо Роффи и скрылся в шумной толпе.

Роффи поежилась от вечернего холода и спрятала руки в полах плаща.

'Мне это все только снится… — подумала она, озираясь вокруг. Рядом с ней взорвалась хлопушка, выведя ее из состояния странного оцепенения.

Еще неделю назад, размышляла Роффи, глядя на леших, шляпы которых были украшены бумажными белыми цветами, она и представить не могла, что произойдет столько всего!

Конечно! Она ведь и не собиралась идти на праздник. На праздник, скорее всего, пошла бы Лерр, а Роффи хотела закончить горный пейзаж и наконец-то навести порядок в старом шкафу. Раньше, еще до отъезда сестры, она просто панически боялась одиночества. Потом, когда ей все-таки пришлось столкнуться со своим самым большим страхом, она с удивлением обнаружила, что то, от чего она бежала, на самом деле содержало в себе массу полезного для нее. Как она могла раньше этого не понимать? С тех пор Роффи старалась избегать шумных сборищ, лелея каждую минуту уединения. Но после встречи с Греллем все стало по-другому, как именно, она еще не поняла, просто все стало каким-то нереальным… а может быть, наоборот, было нереальным, а стало — реальным? Вконец запутавшись в своих мыслях, Роффи достала из кармана зеркальце и, тщательно вытерев его платком, взглянула на свое отражение.

— Свет мой, зеркальце, скажи… — услышала она у себя за спиной.

Грелль, улыбаясь, протянул ей большую яркую открытку. На ней был нарисован тутовник, весь в пестрых ленточках и лесных птичках. 'Пусть сбудутся все ваши мечты! — переливалась всеми цветами радуги надпись под тутовником.

— Спасибо, Грелль, — девушка с благодарностью улыбнулась.

— Это еще не все! — Грелль вытянул вперед руку, и Роффи увидела болтающийся на золоченой нитке деревянный стручок зеленого горошка, покрашенный в ярко-зеленый цвет.

— Еле нашел, — Грелль положил сувенир Роффи в ладошку и, почесывая подбородок, критически посмотрел на стручок. — К сожалению, цвет был только такой.

— Изумрудно-зеленая в чистом виде, — сказала она, разглядывая подарок.

— Перекрась его, Роффи, — Грелль серьезно посмотрел ей в глаза. — Чтоб цвет был такой же, как у твоих горошин на платье.

— Вот и очередь подошла! — Роффи потирала руки в предвкушении горячих грюлей.

Они подошли к столикам, высматривая свободное место.

— Смотри, вон там Зеленыч сидит один, пойдем к нему подсядем! — Грелль потянул спутницу в сторону отдаленного столика, утонувшего в тени высокой ели.

Зеленыч сидел за кружкой эля и пытался наколоть вилкой ускользающие стручки бобов.

— С праздником, Зеленыч! — Грелль протянул ему руку. — Можно, мы с Роффи к тебе подсядем?

Водяной радостно улыбнулся и кивнул.

— Как раз хотел с тобой поговорить! — Зеленыч откинулся на спинку стула и посмотрел на Роффи.

Роффи, которую чуть не сбили с ног пробегающие дети в пестрых костюмах, села за стол и вопросительно посмотрела на водяного.

— Это по поводу бумажных пакетов для упаковки. А что, если там на каждом рисовать разный рисунок? Ну, на каком-то стрекозу, на другом ежа, к примеру. А то когда на всех просто 'Дно' написано, скучно как-то! — вздохнул он и запустил руки в свою шикарную зеленую бороду.

— Можно и так. Только это дороже будет. А мне даже станет интересней работать. То я везде трафарет шлепаю, а это творчество настоящее получится, — ответила ему Роффи и откусила самый большой гриб на шампурчике.

— Ну и шут с ним, что дороже! Так я их перемешаю и буду наугад вытягивать. И посетителю сюрприз будет, и мне приятно! — Он отправил бобы в рот и зажмурился от удовольствия. — Как обувка? — повернул он голову к Греллю.

— Нормально. Теперь даже на самые высокие склоны залезаю без проблем, — ответил тот, покосившись на свои сапоги. — Ты у нас просто кудесник.

— Просто работу свою люблю, — скромно ответил водяной, лукаво улыбаясь.

— Я схожу за сахарными ягодами, — сказала Роффи, доев последний гриб. Она улыбнулась Греллю и нырнула в галдящую толпу.

— Ну, о чем задумался? — спросил Зеленыч Грелля, наблюдая, как тот провожает взглядом Роффи.

— Да вот, размышляю, когда наступит такой день, когда я почувствую себя в душе настоящим королем, — рассмеялся Грелль, изображая из шампурчика скипетр.

— Наверное тогда, когда ты сможешь на снегу оставить четкий след от своей фигуры, в форме плюса, — загадочно сказал водяной и прищурился. Он постарался подцепить как можно больше бобовых стручков, но все они соскользнули, кроме одного. Зеленыч самым небрежным движением отправил его в рот.

— А разве это сложно? — удивился Грелль, схватив зубами самый большой гриб.

— А ты попробуй. Думаю, много плюсов по лесу наставишь, пока четкий выйдет, это и пиявке понятно.

Грелль озадаченно посмотрел на водяного и задумался, что он никогда не мог с уверенностью сказать шутит он или говорит серьезно. Но для себя решил, что когда наступит зима, он непременно попробует это сделать.

** ** ** ** ** ** ** **

Тюса стояла перед огромным ларьком со сладостями с широко раскрытым ртом. Она сжимала в своем кулачке купюру, достоинством в десять фелдов — аванс, который ей выдал Фабиус, и никак не могла решить, на что же его потратить. В ее голове, не умолкая, звучал гнусавый голос бабушки, твердивший, что деньги любят счет и пускать их на ветер может только какой-нибудь совсем пропащий лиходел. Тюса не раз спрашивала у бабули, кто же это такой, но та лишь отмахивалась от нее и рисовала в воздухе рукой, какую то загогулину. Поэтому Тюса решила, что лиходел — это, скорее всего, родственник болотных оборванцев, который совсем измаялся жить серой болотной жизнью, встал как-то утром, запер свой куст, и пошел, куда глаза глядят. И вот так ходит он, бедолага по лесам и холмам, с мешком денег на плече… откуда у него деньги Тюса не знала, но очень четко представляла холщовый мешок с большой коричневой заплаткой на боку. Да… и вот, значит ходит он себе, ходит, и вдруг поднимается ветер, прямо сильный такой, деревья к земле прижимает. Но лиходел то — парень не промах! Он быстренько залезает на самое высокое дерево, открывает мешок, хватает рукой хрустящие бумажки и фьють — денежки со свистом разлетаются, куда глаза глядят. А потом ходит какой-нибудь старичок, грибы собирает, ой, а под елочкой фелдов видимо-невидимо. Это значит, лиходел был недалече. Соберет старичок деньги, поклонится в ту сторону, от куда дул ветер, да и пойдет счастливый домой, даже про грибы забудет. Поэтому, второй мечтой Тюсы, после горы с бриллиантами, было сокровенное желание встретиться с лиходелом. Уж он бы деньжат в ее сторону напустил бы, в этом Тюса не сомневалась.

Конечно, где уж мне до лиходела, с тоской подумала Тюса, глядя на одну единственную бумажку в руке. Потом она снова перевела взгляд на переполненные полки лавки и поняла, что не сможет купить ничего. Это странное открытие так ее удивило и одновременно озадачило, что она на ватных ногах побрела к большому кусту можжевельника, там они с Фабиусом договорились встретиться.

Фабиуса около куста не было и Тюса, присев на корточки стала его ждать. Она озиралась вокруг, глядя на счастливых ливнасов и леших. Метрах в пяти от нее была небольшая палатка, в которой продавали праздничные головные уборы. Толстая ливнасиха примеряла разные шапочки своему сыну.

— Нет, эта решительно не подойдет, она полностью закрывает его лицо! — она вернула бархатную шапочку в форме пня, с большой лягушкой. — Покажите вон ту, с синичками!

На груди у толстой тетки висел массивный золотой медальон с каким-то деревом.

'И как такая блямба ей до сих пор не оторвала шею? — Тюса испытывала двойственное чувство — удивление и зависть.