— Подвигайтесь к столу, мои дорогие, — она поставила блюдо и стала наливать черпачком травяной чай в деревянные стаканчики.

— Шима, дружочек, в вашей семье в этом году двойной праздник, не так ли? Сегодня и твой брат, и сестра получают дары!

Шима закивала головой и откинула косички назад.

— Да, у Олесс и Зака сегодня важный день. Только вот Олесс… — Она опустила глаза и стала вертеть в руках стаканчик.

— А что с Олесс? — Фло положила черпачок и внимательно посмотрела на Шиму.

— Неделю назад мама узнала, что она встречается с холмовиком… — Шима тяжело вздохнула. — Был большой скандал… Мама сказала, что она опозорила весь наш род. Надо же этому случиться прямо перед праздником! Никто дома не сомневается, что шкатулка ей достанется пустая…

Над столом повисла тяжелая тишина. На празднике Большого дерева не только ливнасы-мальчики получали подарки. Королева ливнасов одаривала девушек, которым исполнилось семнадцать лет. Но для девушек это был скорее экзамен. Королева внимательно смотрела девушке в глаза, а потом дарила ей шкатулку. В шкатулке могло быть что угодно. Если увидит королева свет в глазах девушки, то найдет та после праздника в шкатулке или ожерелье из жемчуга, или кольцо с драгоценным камнем. Но это будут не простые украшения, а обладающие волшебной силой. Вместе с этим украшением девушка получает магические способности. Если же девица эти семнадцать лет растрачивала себя попусту, то и шкатулка будет пустой.

— Бог мой, Шима, я понятия не имела, что у вас такое случилось! — сдавленным голосом проговорила Фло, прижав руки к груди. — Так из-за этого бабушка ходила за мильверисом?

Шима в подтверждение кивнула и вся словно съежилась.

— Вот что, милочка, давай-ка я схожу к твоей маме.

Фло, громко вздохнув, поднялась и, набросив на плечи шаль, торопливо вышла. Когда за дверью стихли ее шаги, Шима вдруг громко разревелась.

— Мне так жалко Олесс! — рыдала она, размазывая слезы по щекам. — Она уже три дня ничего не ест и все время сидит в своей комнате! А вдруг она умрет?

Гомза и Астор одновременно вскочили со стульев и подбежали к Шиме. Астор достал из кармана платок и стал вытирать мокрое от слез лицо Шимы. Гомза схватил ее за руку и многозначительно сказал:

— Я знаю, что тебе поднимет настроение! — и пулей вылетел из столовой.

— Как ты думаешь, он побежал заваривать мильверис? — улыбаясь, спросил Астор, вытирая покрасневшее лицо девочки.

— Нет, ловить Авриса, — Шима перестала плакать и тоже улыбнулась.

Гомза забежал в свою комнату и вытащил из стопки альбомов самый большой, с голубой тисненой обложкой. Гомза и Шима вместе собирали открытки. У него коллекция была намного больше и, конечно же, в ней были редкие экземпляры. Он торопливо перевернул несколько листов и бережно достал одну открытку. Каждый раз, когда они с Шимой сидели здесь со своими альбомами, она всегда подолгу любовалась ею. На ней была изображена любимая рок-группа Шимы — 'Червивый орех'. В центре, с поднятыми вверх руками, стояла рыжеволосая солистка Ле Щина. Глаза ее были густо подведены яркой зеленью, в ушах болтались деревянные сережки в виде улыбающихся червячков. С разных сторон из-за нее выглядывали музыканты — Фун и Дук. Они строили забавные рожицы, стоя на одной ноге.

Войдя в столовую, Гомза торжественно вручил открытку Шиме. Лицо Шимы засветилось от счастья.

— Это мне насовсем? — пролепетала она, прижимая открытку к груди.

— Нет, на семь минут и десять секунд, — сердито пробормотал Гомза. — Конечно, насовсем, на веки вечные.

— Они же сегодня на празднике выступают! — забыв про слезы, Шима широко улыбнулась. — Пойду, покажу открытку Олесс!

Девочка вскочила со стула и, прижимая ценный подарок к себе, побежала к двери. Было слышно, как она налетела в прихожей на ведро, в котором Фло хранила кедровые шишки, потом запуталась в занавеске у входной двери, и, наконец, в доме воцарилась тишина.

— Ну что, сынок, выпьем еще травяного чая? — Астор налил в стаканчики ароматную жидкость. — Подумать только, — произнес он, глядя на пучок травы, лежащей на столе. — Как рано в этом году зацвел мильверис…

— Пап, а почему встречаться с холмовиком так ужасно? — спросил Гомза, откусывая печенье.

Астор задумчиво почесал подбородок.

— Видишь ли, сынок, древесники и холмовики всегда жили раздельно, уж слишком мы разные. Мне тоже трудно понять ливнасов, которые почти все время проводят в своих огородиках, выращивая морковку и бобы, и впадают на зиму в спячку. Хотя, думаю, и среди них есть хорошие ливнасы. Герика, из южной части леса в прошлом году вышла замуж за холмовика, хотя вся ее семья была против. Поговаривают, несладко ей живется, да и разве сравнишь ее березу с холмом? А в лесу муж ее жить не смог, сколько ни пытались его на обрыв затащить, все напрасно!

Гомза вспомнил огромную возвышенность на востоке леса, которая заканчивалась резким обрывом. За этим обрывом простиралась долина холмовиков, усеянная холмами, в которых они жили. Холмовики очень боялись высоты, поэтому в лес попасть не могли.

— Старые ливнасы говорят, что за все время существования леса холмовиков, которые здесь были, можно было по пальцам перечесть, — продолжил Астор.

— Надо же! — удивленно сказал Гомза. — Мне трудно себе представить, что можно не уметь лазить по скалам и деревьям!

— Поговаривают, что у них ноги трясутся от страха, даже когда им приходится подстригать траву на крыше своего холма! — воскликнул Астор, размешивая чай в стаканчике.

— А фигурки у них здорово получается делать, — сказал Гомза, посмотрев на ефрейтора, что стоял напротив тарелки.

— Безусловно, они прекрасные мастера. Говорят, неделю назад в городке холмовиков, чуть ниже центральной площади, открылся огромный магазин 'Зеленые холма'. Чего там только нет! Конечно, их еда тяжеловата для наших желудков, но говорят, что очень вкусно!

У Гомзы загорелись глаза, он заерзал на стуле.

— Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь. — Астор встал из-за стола. — После праздника, когда поеду в долину, я возьму тебя с собой, и мы обязательно туда зайдем.

Гомза от радости чуть не поперхнулся печеньем. Астор стал подниматься по лестнице, направляясь в свой кабинет. Гомза, подпрыгивая, последовал за ним. Он просто обожал кабинет отца. Там было много интересных книг, которыми он зачитывался.

Астор открыл дверь, на которой висела круглая табличка с его инициалами: 'А. О. — Астор Оэкс, и они вошли внутрь.

Прямо напротив двери на стене висел пергамент с изображением генеалогического древа рода Фло, который начинался от начала времен. Справа от входа, у окна, стоял рабочий стол отца. На столе аккуратной стопочкой лежали бумаги, стояла чернильница с пером, песочные часы и фарфоровая статуэтка короля ливнасов Хидерика VII. В центре стола лежала книга с длинным названием: 'Все настои и отвары трав, известные с прошлого века'. Из книги торчала большая закладка с изображением пожилого ливнаса в очках, склонившегося над раскрытой книгой. Рядом на стене висела огромная карта звездного неба, карта Изельвиля, и в углу стоял телескоп. Дальше шли большие стеллажи, набитые книгами, а самый последний был заставлен разнокалиберными пузырьками, банками, коробками с травами, всевозможными порошками. Ковра с длинным ворсом на полу не было, видимо, мама его постирала, и теперь он сушился на солнышке на втором ярусе. На противоположной стене висело три картины в позолоченных рамах. На одной был изображен сход ливнасов на большой поляне, на другой — красивый еловый пейзаж. А третья была портретом дедушки. Он был в развевающемся плаще, с мечом Ингедиаль, на вершине скалы. Усы у него были лихо закручены, а глаза возбужденно блестели.

'Наверно, он только что совершил какой-то подвиг', - каждый раз думал Гомза, глядя на эту картину. На окне, на самом верху занавески, словно гроздь винограда, висела, завернувшись в свои крылышки, летучая мышь. Как эта мышь оказалась в доме, так никто и не понял, скорее всего, она влетела в окно, где плохо закрывалась рама. Гомза уговорил маму оставить ее жить у них, летучая мышь получила имя Акрукс — альфы Южного креста. Но звали ее просто Рукс. Мышка оказалась довольно смышленая, а как внимательно она слушала все, что ей говорили! Так и казалось, сейчас что-нибудь скажет в ответ. По вечерам, когда Гомза с Астором на верхнем ярусе смотрели в телескоп, Рукс часто сидел на чьем-нибудь плече, резко вздрагивая крыльями.