Подойдя к дому, он вынул из кармана ключ, открыл дверь. В прихожей, которая одновременно служила кладовой, а иногда и спальней для гостей, Кюбра с матерью укладывались спать. Увидев Юсуфа, женщина взяла керосиновую лампу, стоявшую на одной из нижних ступеней лестницы, которая вела на второй этаж, и выкрутила фитиль. Юсуф сделал знак рукой, чтобы она не беспокоилась, и хотел было тихо подняться наверх, но, проходя мимо разложенных постелей, заметил огромные блестящие глаза Кюбры, уставленные прямо на него. Взяв у женщины лампу, он спросил:

— Почему вы не спите?

— Ждем ханым…

— А где она?

— Взяла с собой Эсму и ушла в дом к начальнику телеграфа. Там сегодня вроде музыка, веселье. Сказала, что придет поздно.

Эсма была их старой служанкой родом из Румелии, она выполняла в доме множество обязанностей, от экономки до стряпухи.

— А отец не вернулся? — снова спросил Юсуф.

— Нет… Даже обедать не приходил!

— А Муаззез?

— Барышня наверху… Только что легла… Юсуф, держа лампу, стал медленно подниматься по скрипучей лестнице. Наверху он остановился в нерешительности — то ли взять лампу с собой, то ли оставить здесь, — но, подумав, решил оставить, ведь Шахенде-ханым еще не вернулась. Он сделал было шаг вперед, но вскрикнул от неожиданности и застыл на месте. Дверь в комнату напротив была открыта, там стояла Муаззез и смотрела на Юсуфа.

Она была в коралловых домашних туфельках на босу ногу и в длинной белой ночной рубашке с вышивкой на вороте, рукавах и подоле. Волосы, заплетенные в косы, были откинуты за плечи. Губы кривились в горькой усмешке, она, видимо, долго плакала.

— Как, ты еще не ложилась? — с деланным равнодушием спросил Юсуф.

— Я ждала тебя!

— Случилось что?

: — Мне надо поговорить с тобой.

— Разве нельзя подождать до завтра?

— Я хотела сегодня… — Поколебавшись, она добавила: — Но если ты не хочешь, я…

Юсуф взял ее за руку.

— Пойдем, поговорим!

Они вошли в комнату Юсуфа, которая помещалась рядом с ее комнатой, сели на постель.

— Брат, за сколько вы меня продали? — спросила Муаззез без всяких предисловий.

Юсуф, пораженный, взглянул ей в лицо.

— Вернее, за сколько ты меня продал? — повторила Муаззез.

— Что ты говоришь?

— Мать сегодня мне рассказала… о долге отца и обо всем остальном.

— Ну и что? Чем плох Али? Он тебе не нравится?

— Ты только сейчас решил поинтересоваться моим мнением. Да будет вам известно, я ни за Али, ни за кого другого не пойду.

Разговор явно становился слишком резким. Чувствуя за собой вину, Юсуф сказал нарочито шутливым тоном:

— Может, твое сердце все еще принадлежит Шакиру?

Муаззез вскочила. Руки ее были в пупырышках от холода, но лицо горело.

— Не говори мне больше об этом, Юсуф… Не говори!

Кулачки ее сжались. Она вся дрожала. С болью в душе Юсуф спросил:

— За кого же ты тогда хочешь замуж?

Муаззез опустила голову, и слезы, одна за другой, закапали ей на грудь. Юсуф, потянув ее за руку, снова усадил на постель и тихо, ласково повторил:

— Говори же, за кого ты хочешь?

Подняв на него заплаканные глаза, Муаззез воскликнула:

— Ни за кого!.. Понятно?.. Ни за кого!

Она долго не сводила с него взгляда. Юсуф смотрел ей в глаза, и по его лицу в неверном свете лампы пробежала дрожь. Медленно протянув руку, он погладил ее волосы. Муаззез, казалось, только и ждала этой ласки. Она взяла руки Юсуфа в свои ладони и сказала:

— Теперь ты понял?

Юсуф, прикусив нижнюю губу, медленно кивнул головой:

— Понял!

И впервые в жизни Муаззез увидела, как на карих глазах Юсуфа блеснули слезы.

С полчаса они сидели рядом. Оба дрожали от холода, но не решались пошевелиться. Первым поднялся Юсуф и, притронувшись к плечу Муаззез, проговорил:

— Ступай, ложись спать!

Они встали и прошли в ее комнату. Когда девушка легла, Юсуф сел у ее изголовья. Оба молчали. Только изредка юноша протягивал руку и гладил ее волосы. Но так легки были его прикосновения, что Муаззез вряд ли их ощущала.

Вскоре комнату наполнило ровное дыхание девушки, и тогда Юсуф бесшумно, на цыпочках вышел.

Глаза его были полузакрыты, ему казалось, что все это сон. Поэтому он не заметил Кюбры, которая сидела на последних ступенях лестницы и расширившимися глазами следила за ним.

Какое-то время он стоял в оцепенении посреди своей комнаты. За окном стало немного светлее. Он подошел к тахте, стоявшей у окна, сел и стал смотреть на улицу. Поредевшие, то серебристо-белые, то тяжелые черные облака бежали наперегонки друг за другом.

Так он и просидел до утра.

Оба юноши, которые провели без сна, каждый в своей комнате, всю ночь, думая об одной и той же девушке, встретились на следующий день. В полдень Юсуф направился в лавку Али. Он был внешне спокоен, хотя и знал, как трудно будет сделать то, что он вынужден сделать. Он пытался заранее сочинить фразу, которая разом поставила бы все на свое место. Что-нибудь вроде: «Она не соглашается. Скверны твои дела!» Не надо только вдаваться в объяснения. Он знал, что первыми словами, которые скажет Али, будут: «Значит, вы меня надули!», и при одной мысли об этом покрывался потом. Дойдя до площади, Юсуф, вместо того чтобы свернуть к лавке Али, зашел в кофейню напротив и уселся у окна. В это время дня кофейня была почти пуста. Чуть поодаль два старика, поджав под себя ноги, сидели на широкой, покрытой циновкой скамье и, положив голову на руки, подолгу раздумывая, играли в шашки. Юсуф уставился на лавку Али. В дверь вошли два покупателя. Когда они уходили, на мгновение мелькнуло лицо Али. Юсуф заволновался, словно столкнулся с ним нос к носу. Нет, не так-то просто подойти к этому парню, который не ожидает никакого подвоха, и сказать: «Деньги я у тебя взял, а девушку не отдам. Она будет моей женой!» Али совсем еще юнец. Сможет ли он вынести такой удар, как подобает мужчине? Больше всего Юсуфа страшило, что он просто заплачет — молча, без криков, без ругани. Он не мог себе представить, что ему делать в этом случае, и в нерешительности раскачивался на стуле. Так как было очень жарко, ставни лавки были наполовину приспущены. Юсуфу припомнились те летние дни, которые провел перед этой лавкой вместе с товарищем, которому он сейчас должен будет причинить жестокую боль. Он как бы воочию видел розовощекое пухлое лицо Али, видел, как тот, рассказывая какую-то историю, поднимает вверх обе руки и жестикулирует.

Юсуф вскочил. Он понял, что если еще немного посидит здесь, то вернется, так ничего и не сказав. Он обязан покончить с этим делом сегодня же. Иначе зло, которое он причинит приятелю, с каждым днем будет расти. Самое правильное — пойти и сказать, что ничего не вышло, и молча выслушать обидные слова, которые совершенно справедливо бросит ему в лицо товарищ.

Он вышел из кофейни и решительно зашагал через площадь. Хотя было совсем сухо, ему казалось, что он идет по вязкому болоту, — ноги с трудом отрывались от земли. К горлу подкатывал ком.

Но лавка была уже близко, и Али заметил его. Он вскочил с плетеной табуретки, подбежал к Юсуфу, схватил его за руки, втянул в лавку и обнял.

— Ах, Юсуф! Мой Юсуф!.. Увидишь, какую свадьбу я устрою! Мать очень обрадовалась, и отец не против. Да здравствует жизнь!

Юсуф вывернулся из объятий товарища, поглядел на него и вдруг почувствовал, что вся душа у него перевернулась. Случилось то, чего он боялся. Али плакал. По его розовым щекам, покрытым, как у айвы, пушком, катились слезы, хотя Али и пытался улыбнуться. Он пододвинулся к Юсуфу, и они оба уселись на мешок с рисом. Вытирая слезы тыльной стороной ладони, Али спросил:

— Муаззез уже знает, правда?

— Знает.

— Что она говорит, Юсуф, скажи, ради бога? Вдруг я ей не понравлюсь. Но скажи, Юсуф, разве я дурной человек? Такой, как Шакир?.. Муаззез тебя не ослушается, Юсуф! Ты ей рассказал обо мне. Хорошо? Ты самый лучший друг. Ты это дело начал, ты и доведешь его до конца. Послушай, когда мы вместе ходили на праздники к Чынарлы-чеме, а я в душе мечтал о Муаззез, но не смел и подумать, что она будет моей. Своим счастьем я обязан только тебе. Клянусь головой матери, Юсуф, теперь ты мне дороже отца, дороже брата…