Что касается Мариинского театра, то сама выставка проектов показалась мне интересной. Возможно, и выбранный проект имеет свои достоинства, проблема – в другом. Не очень понятна сама необходимость нового здания. Оперный театр, например, в Милане как существовал 230 лет, так и существует в прежнем виде. Приятно прийти в здание Большого театра или нашего Большого Драматического театра, зная, что в таком виде они сохранятся неизменно и сохранят свою историю. Новый же театр, конечно, можно построить, его, может быть, не хватает в новых кварталах…

Однажды, в Лондоне, нашу группу пригласили к редактору газеты «Таймс». Войдя в его кабинет, мы сразу обратили внимание на старинную тяжелую английскую мебель. Редактор пояснил, что вся обстановка не меняется со времен первого редактора газеты. В таких традициях есть уважение к себе, к прошлому. Поэтому хорошо, что здание Мариинского театра остается в том же виде, но необходимость под боком нового здания пока непонятна. Стоит также отметить, что проведена реконструкция знаменитого Михайловского замка, который теперь полностью принадлежит Русскому музею, много залов приведено в порядок. Отреставрирован двор, заново воссоздан Михайловский сад, так что «сильно прибыло красоты».

То же самое относится к Летнему саду, к Таврическому, Строгановскому дворцу, зданию Главного Штаба, Петропавловской крепости. А еще есть работы, которые незаметны приезжему человеку. К примеру, обновленные тротуары Каменноостровского проспекта, вымощенные плиткой, или реставрация мечети, которая стояла в лесах почти 20 лет. Таким образом, множество уголков города за последнее время вдруг открылось в своей поэтичности, прелести, будто пыльную, замутненную картину протерли, и город предстал в первозданной красоте. Более того, стало бросаться в глаза недоделанное, запущенное.

Возрождается дух столичности города, и это постепенно начинает действовать на людей. Например, в течение полутора лет (всего лишь) был построен Константиновский дворец. Мы считали, что город окружен ожерельем пригородов: Петергоф, Пушкин, Ораниенбаум, Гатчина, Павловск – это незыблемое наследие царских времен. Константиновский дворец же издавна стоял разрушенный. Все думали, что так и будет. И вдруг начались восстановительные работы. И появилась новая драгоценность среди питерских пригородов, ничуть не хуже царских украшений. Раньше я всегда считал, что будущее Петербурга в его прошлом…

Однако надо признаться, что юбилейщина принесла и неприятности: пример тому – Сенная площадь. Вообще питерские площади – особые достопримечательности города. Они – его вздох, его пространство, которое позволяет сойтись уличным долям. Так вот, Сенную площадь обезобразили, потратив массу денег, сделали тесной, нелепой. В результате получилось торжество безвкусицы. Далее – площадь Искусств, превращенная в огромную автостоянку с непонятными гранитными столбиками. Если эту тему расширить, то можно сказать, что как для Петербурга, так и для других российских городов одна из важных проблем – проблема художественного вкуса, которая у нас в России решается, к сожалению, в основном градоначальниками. Они считают, что вместе с властью обретают и вкус, для того чтобы определить «хорош ли памятник, где его поставить», «здесь здание убрать»…

Со времен Петра I цари тоже довольно активно вмешивались в архитектуру, планировку сооружений города и так далее. Но они сохраняли и чтили традиции основателя и – «побаивались» его. Их европейское образование, гуманитарное в том числе, создавало уровень вкуса. Вспомним, как решался вопрос о памятнике Петру Екатериной. Ведь ее советники, и в том числе пользовавшийся особым доверием государыни Иван Иванович Бецкой, предлагали другие варианты памятника, опровергали проект Фальконе.

Но императрица предпочла именно его и оказалась абсолютно права: Медный всадник – великое создание, на мой взгляд, лучший памятник России. Стоит сказать отдельно и о надписи на нем. Вариантов надписей было представлено множество – в этом конкурсе участвовали и Ломоносов, и французский просветитель Дидро. Но Екатерина предложила свой вариант: «Екатерина Вторая Петру Первому». Что может быть лаконичней и выразительней? Она – вторая, он – Первый. В этом было тоже торжество вкуса. Когда же ее сын Павел I поставил памятник царю Петру у Михайловского замка, то он тоже в этом смысле не уступил Екатерине, сделав следующую надпись: «Прадеду правнук». Этим он, конечно, исключил Екатерину как пришлую из родства…

В общем, в те времена уровень художественного вкуса царских особ сохранял красоты Петербурга. Ведь Петр I, создавая город, принял замечательное новаторское решение – нигде в мире не было набережных как проспектов. Такие города, как, например, Венеция или Амстердам, стояли к реке «боком», «спиной». Петр в Петербурге впервые отодвинул фронт домов от обреза воды, создав гранитные проспекты, а вдоль них – парад дворцов «лицом» к воде, которую он бесконечно любил. От этого Петербург приобрел свой неповторимый облик: город в городе, второй – отраженный, зыбкий и призрачный. Такая призрачность создает совершенно особую поэзию. Это качество отмечено многими художниками, поэтами и писателями. Не случайно Петербург порождал и порождает петербургскую поэзию. Блок насыщен петербургскими пейзажами. Андрей Белый создает здесь цикл петербургских стихов. Ахматова сплошь пронизана настроениями этого города. Далее – Анненский, Шефнер, Кушнер… Город сообщает человеку особое состояние души, при котором можно не быть поэтом, но чувствовать его поэзию.

Я люблю блоковские места в городе: Новую Голландию, арку де Ламота – странное романтичное сооружение, отмель Невы вдоль Петропавловской крепости, когда весь город предстает как на ладони. Нева во многом отличается от виденных мною городских рек. Она дает возможность разом обозреть огромную панораму города.

Петербург для меня город неразгаданный. Таинственно, например, очарование его белых ночей. Меня давно озадачивали рисунки М.В. Добужинского к повести Достоевского «Белые ночи». На черно-белых сюжетных гравюрах – белая ночь, которая совершенно ясно ощущается. Долго я не мог разгадать секрет художника, пока наконец открыл, что светло, но дома, люди лишены теней. На гравюрах нет теней, как и в самом городе во время белых ночей. Это – очень странное ощущение, город, как привидение.

Мне никогда не хотелось уехать из этого города, хотя были времена, когда партийное начальство прорабатывало и запрещало печатать. Может быть, если бы я переехал в Москву, то работать там было бы легче. Она – более демократична, в ней проще затеряться, в ней писателю и художнику легче. Но с Петербургом у меня связана вся жизнь. А переезд – это очень серьезная перемена, которая не всегда заканчивается хорошо для творческого человека.

…Я боюсь предсказывать будущее, и будущее города в том числе – это почти никогда не оправдывается. Жизнь прекрасна непредсказуемостью, она тем и хороша, что все время придумывает какие-то сюрпризы и многое происходит в ней не так, как бы нам хотелось. Но есть нечто конкретное, что бы мне хотелось увидеть в городе. Питер стоит на воде, он прекрасен своими водными путями. Когда смотришь старые питерские гравюры, все его водное пространство живое, заполненное: тянутся баржи, пароходы, лодки, галеры, идут парусники, яхты. Нева, Мойка, Фонтанка полны движения. Я помню, мальчишками до войны мы бегали на Фонтанку к баржам, на которых в город прибывали гончары со своими изделиями и выставляли их на набережных. Вода прибавляла городу жизни: торговой, морской. Увы, сейчас Нева и каналы пустынны. Жаль, потому что водная сеть могла бы быть использована. Речки, каналы, протоки составляют второй город, и летний, и зимний, подобные тому, как это происходит в Голландии.

Есть план, предложенный недавно, о перенесении порта в Кронштадт и высвобождении пространства под городские застройки. Городу тесно, он просто обязан куда-то расти. Хочется, чтоб он рос не только в пустынные места, но

и в обжитые.