Когда позже она пришла наконец в себя, то обнаружила, что упустила из виду маленькую деталь. „Я же не могу быть в Пратере, я никогда не выхожу из дома одна“, – спохватилась она.

Ее лицо опечалилось. Ничего не получится. У нее не было никакой возможности выйти из дома одной хотя бы на час. Увы, ей не удастся его увидеть, поговорить, пройтись с ним рука об руку! Только один человек в мире мог прийти ей на помощь – ее дорогая графиня Лариш! Она бы все устроила. Мадам Ветцера без колебаний доверила бы ей свою дочь. Они могли бы отправиться в Пратер вдвоем, и тогда… и тогда… Но об этом можно было только мечтать. Графиня по-прежнему была за городом… Так Мария в несколько минут пережила и отчаянную радость, и острое горе.

Несмотря на волнение, ясные и практические мысли взяли наконец верх в ее голове. Сначала следовало написать принцу, чтобы он завтра напрасно ее не ждал, а затем, не медля – графине Лариш и попросить ее возвратиться как можно скорее в Вену. Как только та приедет, все обернется к лучшему. Уверенность, что она скоро встретится с Рудольфом, помогла Марии пережить жестокое разочарование и смириться с невозможностью завтрашнего свидания.

Она взяла лист бумаги и, не раздумывая, написала принцу следующее письмо:

„Мой принц, как я была бы счастлива увидеть вас завтра в Пратере! К несчастью, я вынуждена отказаться от этой великой радости, так как не могу выйти одна. Это доставляет мне столько горя…

Ах, если бы здесь была графиня Лариш! Она бы не отказалась сопровождать меня. Я напишу ей тотчас же и попрошу вернуться в Вену.

Поверьте, мой принц, я глубоко опечалена этим препятствием“.

Она не знала, как следовало закончить письмо, и подписалась просто – „Мария“. Перечитав, она нашла письмо холодным и неловким. Но чем больше размышляла, тем яснее видела, что, как бы она ни написала, будет одинаково недовольна. Наконец вложила письмо в конверт, с невыразимой радостью написала адрес принца в Хофбурге так, как он указал в постскриптуме своего письма, с тем чтобы корреспонденция попала лично ему в руки.

Письмо к графине вышло подлиннее – сплошной радостный крик души, повторявшийся и так и эдак на четырех страницах и прерываемый настоятельными просьбами вернуться в Вену, не откладывая приезд ни на один день.

Окончив письмо, она подумала, что его доставят к графине в Пардубицы только завтра, и решила послать ей телеграмму. Старая няня тотчас отправилась на почту.

Получив письмо от своей молодой приятельницы, графиня Лариш через два дня приехала в Вену. Накануне отъезда она получила еще одно письмо, и весьма настоятельное – от наследного принца. Ей хотелось оказать услугу кузену, и она немедля отправилась в столицу, добравшись туда в день праздника Всех Святых. По своему обыкновению, она остановилась в „Гранд-отеле“. Там ее ждала записка от Рудольфа: будучи в тот день на охоте, он приглашал ее на завтра к полудню. Она улыбнулась, обнаружив в отделе и второе письмо: Мария приглашала ее на Залецианергассе, где рассчитывала быть одна тем же утром после одиннадцатичасовой мессы. Графиня отправилась туда пешком.

Мария не находила себе места. Каждую минуту крепла ее уверенность, что вскоре она увидит человека, который вот уже шесть месяцев владел ее чувствами. Она даже не задавалась вопросом, во что может вылиться их встреча. Она увидит его, услышит его голос, коснется его руки. Это ли не высшее счастье? Она бросилась на шею к графине, беспрерывно щебетала, не давая той вставить слово. А что с ней стало, когда она узнала, что Рудольф также написал графине и назначил ей встречу завтра в полдень!

– Я пойду с вами? – осмелилась она спросить.

Графиня рассмеялась.

– Вы представляете себя в Хофбурге, Мария? Это слишком опасно. Скорее уж пустынная аллея в Пратере. Да и то…

Перед расставанием они условились, что графиня попытается организовать свидание ближе к полудню – мадам Ветцера в это время охотнее отпустит с ней свою дочь.

На следующий день графиня только мельком смогла повидаться с кузеном. Он поблагодарил ее за то, что ради него она пожертвовала своим отдыхом. Принц говорил с ней в своем обычном ироническом тоне.

– К чему вам деревня, графиня, вы ведь горожанка с ног до головы. Сознайтесь, что я помешал вам скучать. Я же, напротив, стремлюсь вон из города, но вынужден жить здесь… Нет ничего утомительнее.

Он потянулся за папироской и продолжал:

– Я хотел бы познакомиться с вашей молоденькой приятельницей. Недавно я встретил ее в Пратере. Она показалась мне такой красивой и такой юной! Действительно редкостное создание… Хотел бы рассмотреть ее поближе. Она того стоит… Прошу вас, приведите ее сюда.

Графиня рассмеялась.

– Привести сюда, так запросто, молоденькую девушку! О чем вы говорите, мой дорогой кузен? Слишком велик риск, что вас увидят.

Рудольф отметил про себя, что графиня говорила лишь о рискованности свидания. Он понял, что добился главного, и ему оставалось лишь ободрить кузину.

– Вы предпочли бы ваши апартаменты в „Гранд-отеле“? Это все равно что назначить свидание в полдень на центральной площади. А вот Хофбург, если умело им воспользоваться, – самое укромное место во всей Вене. Вы там никого, кроме меня, не встретите. Приходите обе завтра утром. Нет ничего проще. Братфиш будет ждать вас около полудня позади „Гранд-отеля“, затем довезет до входа на Йозефсплац. Вы пройдете под аркой и в двух шагах, повернув направо, увидите маленькую железную дверь, которая будет приоткрыта. За ней будет ждать Лошек, он проведет вас сюда надежной дорогой.

Графиня еще попробовала протестовать. Рудольф прервал ее.

– Не заставляйте упрашивать себя, дорогая. Я знаю, что вы самая доброжелательная женщина на свете и будете счастливы сделать мне приятное.

Это было произнесено бесстрастным тоном. Графине ничего не оставалось, как согласиться.

В тот же вечер она снова посетила Ветцера и попросила доверить ей Марию на завтра, чтобы вместе походить по магазинам. Так случилось, что накануне Мария договорилась утром в субботу побывать у фотографа. Она вдруг обнаружила, что у нее нет подходящего портрета, который она могла бы подарить Рудольфу! Полная, приземистая баронесса Ветцера была только рада, что ей не придется подниматься на четвертый этаж в фотоателье.

– Как хорошо, – сказала она графине, – что вы избавляете меня от этой тяжелой повинности. Проследите, чтобы перед объективом Мария не выглядела нахохленной. Рассмешите ее. И не оставляйте ее ни на минуту, она самое ценное, что есть у меня.

Субботним утром графиня была на Залецианергассе в половине одиннадцатого. Мария блистала свежестью и румянцем. Графиня сделала ей комплимент в присутствии мадам Ветцера, которая с гордостью смотрела на свою дочь.

В коляске Мария говорила мало. Фотосеанс оказался долгим; было сделано три фото: одно – в зеленой бархатной шляпе и меховом жакете, второе – в декольтированном платье, третье – с распущенными волосами.

– Я выгляжу усталой, – говорила она мадам Лариш. – Он найдет меня уродливой…

Но вместе с тем она была рада, что сможет вскоре подарить принцу свою фотографию.

– Постарайтесь, чтобы я выглядела очень красивой, – сказала она фотографу и добавила, смеясь: – Но я должна быть и похожа на себя.

Каждую минуту она смотрела на часы; нельзя заставлять принца ждать. Около полудня они были в отеле. Никем не замеченные, они вышли из него через служебную дверь. Братфиш ждал их, восседая на своей повозке. Хотя в глубине темного ландо их вряд ли могли увидеть, тем не менее обе спрятали лица в боа.

Через пять минут Братфиш высадил их у условленного входа в Хофбург. В двух десятках шагов направо они увидели приоткрытую железную дверь. Толкнув ее, оказались в вестибюле, где их ждал Лошек. Они шли вслед за ним по длинным коридорам, поднимались по лестницам, пересекали пустынные салоны. „Покинутый дворец, – думала Мария, – дворец очарованного принца“. Ее вера в Рудольфа была так велика, что она совсем не опасалась нежелательной встречи. Если он указал дорогу, значит, она абсолютно надежна.