К этому времени во всей деревне нельзя было бы найти ни единого представителя мужского пола. Оулета не оказалось на мельнице, фермеров в полях, пастора в его саду, кузнец ушел из кузницы, и мастерская колесника пустовала.

— Куда же, черт побери, все они делись? — сказал, оглядываясь по сторонам, Латимер, до сознания которого это только что дошло. — Ну, я же им пропишу! Почему никто не идет мне на подмогу? Во всей деревне никого, кроме методистского проповедника, а от него проку, что от старой бабы. Именем короля требую, чтобы жители оказали мне содействие в поисках!

— Сперва надо отыскать жителей, потом уж требовать, — сказал помощник Латимера.

— Ну, ладно, без них еще лучше, — сказал Латимер, у которого настроение менялось с необыкновенной быстротой. — Ишь притаились все и носа не кажут очень это подозрительно, я им это припомню! Теперь давайте-ка заглянем в сад Оулета, посмотрим, может, там что и сыщется.

Стокдэйл стоял, опершись о калитку, слышал эти переговоры и порядком встревожился, подумав, что со стороны жителей неблагоразумно так скрыться из виду. Он сам, как и акцизники, последние полчаса ломал, голову над тем, куда подевался весь народ. Кое-кто из фермеров в силу необходимости действительно должен был выехать в поле, далеко от деревни, но тем, кто не занимался земледелием, надлежало находиться всем на своих местах. Тем не менее ремесленники лишь показались у себя в мастерских и на нынешний день, очевидно, уже закончили работу. Стокдэйл подошел к Лиззи, которая сидела у окна и шила.

— Лиззи, где же все они?

Лиззи рассмеялась.

— Там, куда они всегда забираются, когда приходится туго. — Она подняла глаза к небу. — Там, наверху, — сказала она.

Стокдэйл также посмотрел вверх.

— Как! На крыше колокольни? — спросил он, проследив за направлением взгляда Лиззи.

— Да.

— Боюсь, им скоро придется сойти оттуда, — мрачно произнес он. — Я слышал, что говорили акцизные чиновники: они хотят заново обыскать весь сад, а потом и каждый закоулок в церкви.

Впервые за все время Лиззи забеспокоилась.

— Мистер Стокдэйл, прошу вас, пойдите скажите это тем, что на крыше. Нужно их предупредить. — Заметив, что совесть в молодом пасторе бушует, словно кипяток в котле, она тут же добавила: — Нет, не надо, я схожу сама.

Она вошла в сад и перелезла через кладбищенскую ограду: акцизники в это время уже направлялись к саду Оулета. Что было делать Стокдэйлу, как не последовать за молодой женщиной? Он нагнал ее у колокольни, и они вошли вместе.

Колокольня в Незер-Мойнтоне, как и во многих других деревнях, представляла собой не отдельную башню, а просто надстройку над зданием церкви, и проникнуть наверх к колоколам можно было только с церковных хоров через квадратный люк в полу звонарни, для чего пользовались приставной лесенкой, — а дальше, в самой звонарне, была уже постоянная лестница, которая верхним концом выходила через дыру на крышу. Когда Стокдэйл и Лиззи поднялись на хоры и взглянули вверх, они не увидели ничего, кроме крышки люка с пятью отверстиями для веревок от колоколов. Лесенки не было.

— Дальше подняться нельзя, — сказал Стокдэйл.

— Можно, — ответила Лиззи. — Вон видите, сквозь щель в люке уже смотрит сюда чей-то глаз.

В то же мгновение люк открылся, и на белой штукатурке стены четко вырисовался переплет лесенки, — ее спускали вниз. Когда она опустилась до пола, Лиззи подтянула ее к себе, установила на месте и сказала:

— Если желаете подняться наверх, то лезьте первый, а я за вами.

Молодой человек поднялся по лесенке и очутился среди освященных по церковному обряду колоколов — в первый раз в жизни, ибо не только сам он, но и несколько поколений его предков были методистами. Он с чувством какой-то неловкости посмотрел на колокола, затем обернулся, ища глазами Лиззи. Возле колоколов стоял Оулет и придерживал за край лесенку.

— Ну! Неужто и вы с нами?

— Похоже, что так, — удрученно сказал Стокдэйл.

— Нет, — вмешалась Лиззи, расслышав снизу их слова. — Он ни за, ни против нас. Но он нас не выдаст.

Через минуту она уже стояла рядом со Стокдэйлом. Дальше подниматься было нетрудно, вскоре покрытые пылью перекладины с висевшими на них колоколами остались внизу, и сквозь дыру, в которую просвечивало бледное небо, Стокдэйл и Лиззи выбрались наружу. Оулет задержался возле люка, чтобы втащить обратно приставную лесенку.

— Нагните головы ниже, — послышался голос, едва они ступили на крышу. Стокдэйл увидел здесь всех, кого акцизники тщетно разыскивали по деревне. Почти все лежали плашмя, и лишь немногие, встав на четвереньки, смотрели в амбразуры парапета. Стокдэйл сделал то же самое и увидел деревню, раскинувшуюся внизу, словно географическая карта, по которой ползали акцизники, в ракурсе похожие на крабов: круглая шляпа на голове у каждого из них казалась кружком, помещенным в центре фигуры. Некоторые из находившихся на крыше контрабандистов повернули головы, когда среди них вдруг возникла особа молодого проповедника.

— Как, и вы тут, мистер Стокдэйл? — спросил удивленно Матт Грэй.

— А лучше бы его тут не было, — сказал Джим Кларк. — Если наш пастор увидит, что на его колокольню забрался методистский проповедник, нам не поздоровится — терпеть он не может тех, кто ходит молиться в часовню. Пожалуй, больше ни одного бочонка у нас не купит. А он покупатель хороший, лучше и не сыщешь.

— А где сейчас пастор? — спросила Лиззи.

— У себя дома, понятно, сидит запершись, чтобы не видеть того, что творится в деревне. Всем порядочным людям подобает сейчас дома сидеть, и этому молодому человеку тоже.

— Он принес нам новости, — сказала Лиззи. — Оказывается, решено обыскать весь сад, а потом церковь. Что нам делать, если найдут?

— Вот мы как раз об этом сейчас и говорили, — отозвался Оулет. — И кое-что придумали. Э! Черт возьми…

Это восклицание было вызвано тем, что несколько акцизников, войдя в сад и принявшись ползать там взад и вперед, вдруг остановились посреди сада, где росла тонкая яблонька, поменьше остальных. К этим акцизникам подошли другие; сбившись в кучу, все они низко нагнулись к земле.

— Ах! Мои бочонки! — слабым голосом произнесла Лиззи, заглянув в амбразуру.

— Добрались-таки до них, — сказал Оулет. Происходившее в саду до такой степени заинтересовало контрабандистов, что теперь уже все, кто был на крыше, прильнули к парапету и смотрели вниз. Но внезапно их внимание было отвлечено раздавшимся у колокольни чьим-то громким возгласом. Акцизники, сгрудившиеся вокруг яблоньки, вскочили на ноги и побежали к кладбищенской ограде. А те из акцизников, которые успели еще до этого незаметно для контрабандистов войти в церковь, закричали вдруг во весь голос:

— Вот они, вот они, наконец-то мы их нашли!

На крыше царила немая тишина, ибо присутствующим было неясно, о бочонках или о них самих идет речь, но, осторожно заглянув за край парапета, они получили возможность убедиться, что подразумевались именно бочонки; и вскоре обреченные предметы один за другим были извлечены из тайного убежища под лестницей и вынесены на середину кладбища.

— Сейчас их сложат на могиле Хинтона и пойдут еще искать, — произнесла Лиззи безнадежным тоном.

И в самом деле акцизники уже складывали бочонки на широкую могильную плиту неподалеку от церкви; водрузив на нее все найденные на колокольне бочонки, они оставили возле охрану из двух человек, а прочие снова двинулись в сад.

Последующие вражеские действия возбудили в контрабандистах болезненно острый интерес. На колокольне было запрятано только тридцать бочонков, но в саду их было еще семьдесят — все, что удалось доставить на берег; остальное привязали к канату и опустили в море до очередной ночной вылазки. Теперь, вернувшись в сад, акцизники вели себя так, как будто не сомневались, что вся контрабанда схоронена именно здесь, и порешили во что бы то ни стало разыскать ее до наступления ночи. Они рассыпались по всему участку и, передвигаясь, как и прежде, на четвереньках, обошли вокруг каждого дерева. Молодая яблонька посреди сада опять привлекла их внимание, и скоро все снова окружили ее — из чего явствовало, что вторичные поиски навели их на те же подозрения, что и поиски первоначальные.