— Ну, Лиззи, вот достойный финал вашей авантюры, — сказал Стокдэйл, когда скрип колес почти уже замер вдали. — Я благодарю бога за то, что вам удалось, не навлекши на себя подозрений, выпутаться из этой истории и все ваши потери ограничились потерей контрабандного вина. Быть может, вы присядете и разрешите поговорить с вами?

— Только не сейчас, мистер Стокдэйл, погодите немного, — ответила Лиззи. — Сейчас мне нужно уйти на минутку.

— Неужели опять на этот ужасный спуск? — спросил он беспомощным тоном.

— Нет, не туда. Я только хочу узнать, чем закончатся сегодняшние дела.

Он ничего не ответил, и она пошла к двери, но медленно, как будто выжидая, не скажет ли он еще чего-нибудь.

— Вы не вызвались пойти со мной, — сказала она наконец. — Вы, наверное, ненавидите меня после сегодняшнего?

— Как вы можете так говорить, Лиззи, вы же знаете, я хочу только одного — чтобы вы больше не участвовали в этих делах! Пойти с вами! Разумеется, я пойду, хотя бы только для того, чтобы уберечь вас от опасности. Но зачем вам опять идти?

— Затем, что не могу я сейчас сидеть дома сложа руки. Там что-то происходит, и я должна знать что. Пойдемте!

И они вышли вдвоем в темноту надвигающейся ночи.

Дойдя до проезжей дороги, Лиззи свернула направо, и Стокдэйл скоро заметил, что они идут в ту же сторону, куда уехали повозки с захваченной контрабандой. Лиззи опиралась на его руку и время от времени вдруг придерживала его за локоть, показывая этим, что надо остановиться и прислушаться. Первую четверть мили они прошли довольно быстро, и после двух или трех таких остановок Лиззи сказала:

— Я уже слышу их — а вы?

— Да, я слышу скрип колес. Но что из этого?

— Мне только хочется знать, далеко ли они успели отъехать от нашей деревни.

— Ах, вот оно что! — воскликнул Стокдэйл, которого вдруг осенила догадка. — Затевается что-то недоброе! Теперь я припоминаю, когда мы выходили из деревни, там не было видно ни одного мужчины.

— Тсс! — прошептала она. Скрип колес внезапно прекратился, сменившись иными звуками.

— Там дерутся! — воскликнул Стокдэйл. — Там может произойти убийство! Лиззи, пустите, я иду туда. Совесть не позволяет мне стоять здесь и ничего не делать!

— Никакого убийства не произойдет, и даже головы никому не проломят, сказала Лиззи. — Наших тридцать, а их всего четверо; ничего плохого не будет.

— Значит, там действительно свершается нападение! — воскликнул Стокдэйл. — И вы знали об этом заранее. Почему вы держите сторону тех, кто нарушает закон?

— А почему вы держите сторону тех, кто отбирает силой у деревенских торговцев то, что они честно купили во Франции на свои собственные деньги? сказала она твердо.

— Купля эта нечестная.

— Нет, честная! — возразила она. — Оулет, и я, и все остальные, — мы заплатили по тридцать шиллингов за каждый бочонок еще до того, как их погрузили на борт в Щербуре! И если король, который для нас ровным счетом ничто, посылает своих чиновников, чтобы они крали у нас наше добро, так мы имеем право выкрасть его обратно!

Стокдэйл не стал вступать в пререкания и шел все так же быстро туда, откуда доносился шум; Лиззи держалась с ним рядом.

— Вы только не вмешивайтесь, дорогой Ричард, хорошо? — с беспокойством сказала она немного погодя, когда они уже приближались к месту событий. — Не надо подходить ближе. Это уже Уормел-Кросс, тут-то и должны были их захватить. Вы ничем не поможете, только вам самому попадет.

— Сперва выясним, что тут происходит, — сказал Стокдэйл.

Они прошли еще немного, и снова послышался скрип колес. Стокдэйл сообразил, что теперь повозки движутся им навстречу. Еще минута, и впереди показались все три телеги; Стокдэйл и Лиззи сошли в канаву, чтобы дать им проехать.

Вместо четырех сопровождающих, как это было, когда телеги выезжали из деревни, теперь подле них шла целая ватага человек в двадцать — тридцать, и у всех, как это к изумлению своему увидел Стокдэйл, лица были вымазаны сажей. В толпе он заметил шесть или семь крупных женских фигур, и по их широкому шагу определил, что это переодетые мужчины. Телеги проехали, а пятеро из толпы отстали от прочих и подошли к Лиззи и ее спутнику.

— По этой дороге временно прохода нету, — сказала одна из высоченных женщин, у которой локоны, длиною в добрый фут, свисали согласно тогдашней моде вдоль щек. Стокдэйл по голосу узнал, что это не кто иной, как Оулет.

— Почему же? — спросил Стокдэйл. — Ведь это проезжий тракт.

— Послушайте-ка, вы, юноша, — начал было Оулет. — Ба, да это методистский проповедник! И вы тоже тут, миссис Ньюбери? Ну, так вот что, Лиззи, незачем вам сюда идти. Они уже все улепетнули, и народ отобрал свое назад.

Затем мельник пустился догонять своих товарищей. Стокдэйл и Лиззи также повернули к дому.

— Я б от души желала, чтобы ничего этого не было. Но нас вынудили, сказала она тоном сожаления. — Если бы акцизникам удалось увезти бочонки, половина жителей в нашей деревне целый месяц, а то и два, терпела бы нужду.

Стокдэйл, по-видимому, ее не слушал.

— Нет, я не могу так уйти, — сказал он. — Почем знать, может быть, все четверо акцизников убиты.

— Убиты! — с презрением воскликнула Лиззи. — Нет, у нас тут убийством не занимаются.

— Во всяком случае, я дойду до Уормел-Кросса, я хочу сам удостовериться, — решительно сказал Стокдэйл и, — даже не пожелав ей благополучного возвращения домой, повернул обратно. Лиззи стояла и смотрела ему вслед, пока его не скрыла тьма, затем печально побрела к Незер-Мойнтону.

На дороге было пустынно — в такое время года, да еще ночью здесь иной раз часами не попадался навстречу прохожий. Стокдэйл шел и не слышал ни единого звука, кроме скрипа собственных шагов; наконец он очутился возле лесных зарослей у дороги к Уормел-Кроссу. Но еще не доходя до перекрестка, он услышал голоса, несшиеся откуда-то из чащи.

— Эй! Эге-гей! Помогите! На помощь!

В голосах не чувствовалось ни отчаяния, ни какой-нибудь особенной слабости, но тревога в них, несомненно, была. У Стокдэйла не имелось при себе оружия, и, прежде чем ринуться в кромешную лесную темь, он выдернул из ближайшей изгороди кол, — так, на всякий случай. Войдя в лес, он крикнул:

— Что случилось? Кто зовет? Где вы?

— Здесь! — откликнулись голоса, и Стокдэйл пошел туда, откуда они раздавались; пробравшись сквозь кусты ежевики, он очутился подле тех, кого отыскивал.

— Почему вы не выходите на дорогу?

— Мы привязаны к деревьям!

— Кто вы такие?

— Я несчастный Билл Латимер, акцизный чиновник, — ответил жалобный голос. — Подите же сюда, перережьте веревки, сделайте милость. Мы уж боялись, что до утра никто сюда и не заглянет.

Стокдэйл проворно освободил пленников, и они принялись разминаться и расправлять затекшие руки и ноги.

— Мерзавцы! — восклицал Латимер, все более разъяряясь, хотя вначале, когда Стокдэйл только подошел к нему, он вел себя на редкость кротко. — Это все они, те же самые! Знаю я, они все из Незер-Мойнтона!

— Но показать это под присягой мы все-таки не можем, — отозвался кто-то из акцизников. — Ведь ни один не подал голоса.

— Что вы собираетесь предпринять? — спросил Стокдэйл.

— Я бы с охотой вернулся сейчас в Мойнтон и рассчитался с ними, сказал Латимер.

— И мы тоже, — поддакнули его товарищи.

— Будем биться на смерть!

— Да! Да! — поддержали его остальные.

— Но, — продолжал Латимер несколько менее пылко, когда они выбрались из чащи, — мы ведь не знаем наверняка, что эти плуты с перемазанными рожами были из Мойнтона. И доказать это трудно.

— Что верно, то верно, — согласились его помощники.

— А потому предпринимать мы ничего не будем, — закончил Латимер уже с полным спокойствием. — По мне, так лучше быть на их месте, чем на нашем. У меня кожа на руках огнем горит от веревок, которыми эти две здоровенные дылды меня связали. И теперь, когда у нас был досуг подумать, я вот как рассудил: служба королю достается нам что-то слишком дорого. Вот уж двое суток, как я и на часок глаз не сомкнул: ну и, стало быть, разойдемся-ка, благословись, по домам.