Когда это было? Давно, чудовищно давно. Порой кажется, что этого и не было вовсе.

…Я проснулся от скрипа двери и сразу увидел за огромным окном черепичные крыши, зелень каштанов и березовый скос холма. Дверь отворилась, и в комнату вошли мой дядя в форме и человек в расстегнутой желтой кожанке – такие по ленд-лизу получали наши летчики – и светло-серых брюках. Но, естественно, не кожанка привлекла мое внимание. На брючном ремне висела затейливая кобура. Человек с пистолетом был весел, рыжеват и светлоглаз. Он улыбнулся мне, подмигнул и сказал:

– Привет.

А потом сразу же исчез за дверью.

– Дядя, кто это?

– Майор Скорин, мы вместе работаем.

Было лето 45-го. Первое мирное лето. Родители отправили меня на каникулы к дяде, в Ригу…

Начальнику уголовного розыска Латвии Игорю Скорину тогда было двадцать шесть лет, а мне всего двенадцать. И, конечно, ни он, ни я не знали, что через тринадцать лет мы встретимся в МУРе, подружимся на долгие годы, до весны 98-го, когда я провожу его в последний путь.

В 58-м я после долгих мытарств пробился в МУР и доставал оперативников своими расспросами, а они говорили мне:

– Пойди к Скорину. Он расскажет тебе о банде Митина. О последней банде.

О бандгруппе из Красногорска, наводившей ужас на Москву почти три года, я сам кое-что слышал.

Рассказы были самые фантастические. Так, сразу после войны рассказывали о «Черной кошке», которая на самом деле была группой пацанов– ремесленников с Пушкинской улицы. Возглавляли ее шестнадцатилетний Витька Панов и семнадцатилетний Фима Шнейдерман.

Залетели они на первом же деле – на квартирной краже в доме № 8 на той же Пушкинской улице.

При обыске на квартире Панова нашли лист бумаги с заголовком «Кодла “Черная кошка”», далее была изложена программа «новой блатной группировки» и стояло восемь подписей.

Каково же было изумление сыщиков, когда они обнаружили у всех восьми задержанных на руке изображение кошки, наколотое черной тушью!

Времена были тяжелые. Бандиты в Москве свирепствовали, прямо как нынче, и ушлые опера списали на группировку с романтическим названием практически все нераскрытые налеты. Так родилась легенда.

Слухи о «Черной кошке» наводили ужас на московских торгашей и спекулянтов. Народный эпос тех дней гласил, что, прежде чем ограбить квартиру, бандиты рисовали на ее дверях изображение кошки. Сейчас любой человек понимает, что это невероятная глупость. Но тогда, особенно после войны, когда преступность в Москве была чудовищной, люди свято верили в лихих разбойников.

Мы, пацаны, как могли претворяли этот миф в жизнь. Старались, как учила пионерская организация, «сказку сделать былью».

В нашем доме жил директор магазина. Ежедневно на его дверях мы рисовали кошачью морду. Торговая семья тряслась от ужаса. Так продолжалось до тех пор, пока опера из 10-го отделения не сели в засаду выше этажом не отловили нашу компанию и не надрали всем уши.

Впервые банда Митина дала о себе знать в 1950 году.

Как хорошо я помню это время. Город жил тогда весьма неплохо. После денежной реформы 1947 года, после неурожая и голода Москва – все-таки столица сталинской империи – выглядела сыто и пьяно. На каждом углу работали пивные; рестораны, забитые гуляющей публикой, гудели до четырех утра, а Елисеевский магазин казался просто гастрономическим храмом.

Внешняя, показушная сторона города напоминала знаменитый разворот из книги «О вкусной и здоровой пище», изданной по инициативе самого Микояна.

Мы, молодые, часто собирались, чтобы послушать запрещенный джаз или песни Лещенко и Вертинского. В нашей компании был студент актерского факультета ГИТИСа Леша Шмаков, он удивительно здорово читал стихи Есенина и пел их под гитару. Не удивляйтесь, Сергей Есенин в те годы был полузапрещенным поэтом.

Не знаю, как было у моих товарищей, но меня всегда наставляли родители:

– Если заговорят о политике, немедленно уходи.

А в 1950 году начали добавлять и другое:

– Начнутся всякие разговоры о бандитах – уходи.

В те годы получить 58–10 УК РСФСР было легче, чем доехать на трамвае от Тишинского рынка до Сокольников.

Тогда я не мог этого понять. Но, работая в 1990 году с документами по банде Митина, наткнулся на докладную записку начальника УМГБ Москвы, комиссара госбезопасности третьего ранга (генерал-майора, по-нынешнему), на имя министра госбезопасности генерал-полковника Абакумова.

В документе том руководитель столичного управления доносит, что о не установленной пока банде по городу стремительно распространяются панические слухи.

Виктор Семенович Абакумов был человеком крутым, а резолюция его – проста как грабли: «Не знаешь, что делать? Сажать за распространение антисоветских слухов».

Так что, пока служба уголовного сыска МГБ СССР не повязала банду Митина, райотделы МГБ всласть насажали «врагов народа».

В банде Митина было четыре участника и три пособника, а по делу о панических слухах уехали «валить древесину» тридцать шесть человек.

Кстати, пусть никого не смущает название «уголовный сыск». Именно так тогда именовался привычный для нас уголовный розыск, переданный, как, впрочем, и вся милиция, в систему МГБ.

Но, несмотря ни на что, слухи о банде распространялись по Москве стремительно. О бандитах судачили в очередях, обсуждали налеты в пивных, говорили со страхом во дворах.

Прошел слух, что якобы «Черная кошка» бежала с места расстрела и теперь снова шурует в Москве.

Но вернемся к нашей истории.

Двадцать шестого марта 1950 года в промтоварный магазин № 61 Тимирязевского района вошли трое. Покупателей было немного, хотя только сегодня в продажу поступил недорогой шевиот, который в те годы считался наиболее расхожим материалом.

– Всем оставаться на местах! – скомандовал один из нападавших. – Мы из МГБ!

Как потом рассказывали свидетели, люди не так испугались оружия, как магических букв – МГБ. Трое «из МГБ» согнали всех в подсобку, заперли, забрали 68 тысяч рублей, несколько штук дорогой материи и скрылись.

Сегодня эта цифра, вряд ли поразит молодых людей. Но по тогдашним масштабам цен это было целое состояние. К примеру, автомобиль «Москвич» стоил около девяти тысяч рублей. А хороший финский домик в Переделкино аж целых двадцать пять.

Вот и судите: много или мало забрали «рисковые ребята» за один налет? Милиция стояла на ушах. Но никаких результатов. Решили, что банда залетная. Но 16 ноября в том же районе и тем же методом был взят еще один магазин. Налетчики унесли 24 тысячи 500 рублей. А 10 декабря взяли промтоварный магазин № 69 на Кутузовской слободе. Унесли 61 936 рублей.

Пока крови не было.

Первого февраля 1951 года старший оперуполномоченный Ховринского отдела милиции Кочкин проверял работу участковых на своей территории. Проверка была плановой, сплошь надуманной и нужна была только для «галочки». Вместе с участковым тащились они по февральскому морозу, мысленно матеря начальство и собачью службу. Замерзнув, решили зайти погреться в промтоварный магазин.

– Капитан, – к Кочкину подскочила одна из продавщиц, – вон, видите, трое стоят?

– Ну, вижу.

– Они три раза заходили в магазин.

Ох, как же не хотелось Кочкину снова идти на мороз! Но – трое и магазин! Кочкин с участковым подошли к курящим на улице парням.

– Документы! – скомандовал опер.

– А ты кто такой? – спросил человек в кожаном полупальто.

Кочкин достал удостоверение:

– Я – старший уполномоченный…

Он не успел договорить: один из парней трижды выстрелил в него из нагана. Участковый же отскочил и начал задирать полу шинели, пытаясь добраться до кобуры. В него тоже выстрелили, но промахнулись. И пока он пытался достать «ТТ», бандиты скрылись. Кочкин был убит. Так пролилась первая кровь.

Одиннадцатого марта участковый 100-го отделения милиции Бирюков после службы заглянул в «Синий платочек» – так любовно местные алкаши называли пивной павильон № 2.