– Да, глупцы, я Тот-Амон! – яростно возвестила тощая фигура, протягивая к трону коршунью лапу.- А это – обманувший вас варвар, вместе со шлюхой-полукровкой заманивший вас в ловушку!

Богатырь на троне метнул яростный взгляд по сторонам, женщина рядом с ним вскрикнула испуганно и растерянно. Фигуры в черном восприняли это как доказательство правоты нового претендента на посох верховного жреца Сета. В коварство и заговор стигийцы верили очень легко – и особенно стигийские маги, так как сами были весьма коварны, а заговоры были их любимым видом спорта. Например, в данный момент они плели заговор против Тутотмеса.

– Что ты на это скажешь, Тот-Амон… или, может быть, князь Явлад? – сардонически прошипел чародей с золотой звездой на груди.

Прежде, чем сидевший на престоле заговорил, стоявший в дверях вновь подал голос.

– Нет времени слушать варвара! – выкрикнул он.- Его дружинники готовятся перебить нас всех!

За дверью раздался глухой нарастающий топот.

– Кто из вас способен обменять нас с варваром телами? Быстро, только быстро, во имя Сета! – воскликнул стигиец, направляясь к престолу.

Черные балахоны расступались перед ним и смыкались за его спиной.

Дверь распахнулась, и в зал ввалились разъяренные буйтури во главе с Щербом и Кием.

– Бей юдь поганую! – выкрикивали они.- Круча порешили! Князь, они на нас руку подняли!

Сидевший на троне повернулся в их сторону. Это мгновение оказалось для него роковым – стигиец с золотой пентаграммой на груди схватил его за руку и произнес заклинание. Богатырь замер, как истукан.

События были стремительны, как камнепад. У дверей закипела схватка. Мелькали посохи жрецов Сета и пудовые кулаки рассвирепевших гипербореев. Несколько фигур в черном уже неподвижно лежали на полу.

– Скорее сюда, во имя Сета! – Стигиец с золотой пентаграммой протянул руку тощему претенденту на имя Тот-Амона. Положив его руку поверх неподвижной длани восседавшего на троне гиганта, звездоносец забормотал заклинания.

– Глядите! Князя завораживают! – заорал от дверей дружинник и его соратники навалились на стигийцев с удвоенной яростью. Те, впрочем, не уступали нападающим. Из-под сутан были извлечены и пущены в ход ножи. С вершин посохов с треском слетали язычки разрядов. Несколько чародеев у возвышения, на котором стоял трон, бормотали, плетя заклинание. А над кожаными шлемами гипербореев уже вздымались не кулаки, а серые полосы мечей.

Наконец, гигант на троне ожил и зашевелился. Тощий стигиец в набедренной повязке, наоборот, мешком повалился на земляной пол. Сидевший на троне вдруг схватил себя за нос.

В полутьме верхнего гульбища дважды сверкнул клинок – и полотнище с символом Сета с шорохом рухнуло наземь, обнажив резной барельеф.

У дружинников вырвался непроизвольный вскрик. Осененный Колояром всадник-Борей не попирал поверженного Смока. Чудовищный змей поднялся на хвосте, грозя опрокинуть вздыбленного скакуна и его седока – копьеносца.

В следующий миг от Колояра вдруг хлынул ослепительный белый свет и залил гридню. Стигийские маги заметались с паническими воплями, как стая испуганных летучих мышей, сталкиваясь друг с другом и сшибая наземь бронзовые семисвечья.

Богатырь на троне вдруг захохотал, схватил оцепеневшего мага со звездой на груди и с яростью хряснул головой об пол. Череп под капюшоном лопнул с глухим треском. В следующий миг богатырь сломал об колено увенчанный головой кобры посох.

– Яр! – прорычал богатырь.- Слава Яру! Смерть выродкам Смока!

– Яр! Яр! – загремели счастливые дружинники.

– Кром! – донеслось с верхнего гульбища, и в толпу мечущихся магов кинулась оттуда фигура в гиперборейских доспехах и с черными волосами киммерийца.

Вскоре все было кончено. Явлад, сын Светлана, вновь обретя свое тело и свой трон, сидел на нем в окружении дружинников. Усталых, забрызганных кровью, но довольных.

Среди них стоял и юный киммериец. В пылу битвы он содрал с себя неудобный чужой доспех и остался в одном кильте, до того грязном и заношенном, что клановый узор на нем был не различим.

Радость победителей – по крайней мере, двоих из них – омрачалась отсутствием среди щедро усеявших пол гридни трупов стигийских магов одного – в набедренной повязке, с обрывком цепи на шее. Тот-Амону удалось каким-то образом ускользнуть от справедливого возмездия. Чутье варвара подсказывало киммерийцу, что ему предстоит еще не одна встреча с верховным жрецом Сета.

Явлад же полностью забыл о стигийском маге, когда грубые руки одного из дружинников толкнули к его ногам смуглую женщину, чьи черные локоны сейчас уже не были уложены так ровно и красиво.

Во время схватки Малка попыталась ударить князя в спину ножом, но тот без труда вырвал нож и отшвырнул ее в сторону. Однако уйти ей не дали.

Конан разглядывал почти нагую южанку с жадным любопытством подростка. Она так дрожала, что многочисленные золотые безделушки, заменявшие ей одежду, позвякивали друг о друга.

– Что ж, Малка,- с мрачноватым весельем сказал князь.- Время возвращать долги. Я должен тебе кой-какую науку – и немалую. Ты должна мне тот год, что я провел в рабском ошейнике. Я думаю, один долг уравновешивает другой. Ты можешь уйти отсюда.

Черные глаза с голубоватыми белками распахнулись шире прежнего. Недоверчиво оглядываясь, рабыня-жрица поднялась на ноги.

– Подожди,- мягко сказал князь.- Я кое-что упустил из счета. А именно – этот отравленный кинжал. Он твой.

Его правая рука стремительно шевельнулась – и Малка с ужасом уставилась на рукоять ножа, торчащую из ее плоского живота. Ее стройные длинные ноги подломились, она рухнула навзничь, выгнувшись дугой. Ноги дернулись, пышная грудь колыхнулась в последний раз. Полные алые губы шевельнулись и замерли. Малка была мертва.

– Теперь ты, Конан ап Ниал. Ты спас мою жизнь, вернул мне мое имя и трон моих предков. Я не забуду этого. Завтра, на глазах жителей всей Калоги я провозглашу тебя свободным человеком. Ночь ты проведешь в одной из клетей моего терема. Круч! Проводи его.

– Князь! – окликнул Явлада сдавленным голосом один из воинов. Князь обернулся… и встал с трона.

Все взгляды в гридне были прикованы к барельефу на деревянной стене. Как и когда – никто не заметил, но он стал прежним. Могучий всадник торжествующе разил копьем голову извивающегося Смока, и его конь попирал копытами чешуйчатые кольца.

В полном молчании Явлад вскинул руку в гиборийском воинском салюте. Все – и Конан в том числе – последовали его примеру…

В коридоре Круч обратился к Конану:

– А лихо ты меня тогда! Как это ты сделал?

– Вот так,- ответил Конан, и свет факелов погас в глазах ничего не успевшего ни понять, ни увидеть гиперборея. Конан подхватил обмякшее тело и осторожно уложил оглушенного усача наземь.

Несколько минут ему потребовалось, чтоб покинуть дворец, рассвет застал его уже за стенами Калоги.

Дул северный ветер, пасмурное небо сыпало дождь вперемешь с мокрым снегом. Начиналась скоротечная гиперборейская осень, вслед за которой придет зима, быстрая и жестокая, как конная орда гиркан.

Конан был спокоен. Южные колдуны побеждены, и значит, его вражда с гипербореями снова вступает в свои права. А разве с врагами можно делить кров или пищу?

И уж вовсе недостойно мужчины-гиборийца принимать из чужих рук, рук врага, свободу. Свободу он берет сам или гибнет, если Боги дали ему мало силы или мало воли.

Через месяц он вышел к границе Гипербореи. Падал снег. Ошейник морозил горло. Издалека доносились голоса волчьей стаи, вставшей на его след.

1995 г.