— Что вы имеете в виду?

— Подрывные элементы.

— Подрывные элементы! Среди рабочих не канадцев меньше двух процентов.

— Что, канадские преступники отменены королевским указом? Когда вы нанимаете людей, вы проверяете их прошлое?

— Ну, конечно, допросов не проводим и на детекторе лжи не проверяем. Если это делать, никогда никого не нанять. Нас интересует квалификация, рекомендации, опыт работы и нет ли истории криминальной активности.

— Это маловажно. Действительно опытный преступник никогда не имеет криминального досье. — Демотт, выглядел, как человек, который собирался вздохнуть, взорваться, выругаться и все бросить, но передумал.

— Теперь уже поздно. Завтра мистер Маккензи и я хотели бы поговорить с вашим Терри Бринкманом и осмотреть завод.

— Если мы будем здесь с машиной около десяти…

— А что, если это будет часов в семь? Да, семь будет нормально.

Демотт и Маккензи проводили взглядом двух уходивших мужчин, потом посмотрели друг на друга, осушили стаканы и подозвали бармена, затем стали смотреть в окно отеля «Питер Понд», названного в честь первого белого, увидевшего битумоносные пески.

Понд спустился на каноэ вниз по реке Атабаске почти двести лет назад. По-видимому, его самого не очень заинтересовали пески, но десятью годами позднее, более известный исследователь, Александр Маккензи, был заинтригован клейким веществом, сочащимся в выходах породы высоко над рекой. Он писал: «Битум находится в жидком состоянии и, смешанный с резиной или смолой ели, служит для заклеивания индейских каноэ. При нагревании пахнет подобно морскому углю».

Словам «морской уголь» не придавалось значения больше ста лет; никто не понял, что исследователь восемнадцатого века наткнулся на один из крупнейших в мире резервуаров ископаемого топлива. Но не наткнись они, и не было бы здесь сегодня ни отеля «Питер Понд», ни города за его окнами.

Даже еще в середине шестидесятых форт Мак-Муррей был ничем иным, как маленьким примитивным пограничным постом с населением, насчитывающим тысячу триста человек, и улицами покрытыми пылью, грязью или снежной кашей, в зависимости от погоды. Теперь, оставаясь по-прежнему пограничным городом, он стал совсем иным. Храня прошлое, но, заглядывая в будущее, он стал некой миниатюрой города, испытывающего бум, и в терминах увеличения населения, самым стремительно растущим в Канаде. Где четыре года назад было тринадцать сотен жителей, теперь было тринадцать тысяч. Построены школы, отели, банки, больницы, церкви, супермаркеты и, главное, сотни домов. И чудо из чудес: замощены улицы. То, что выглядит чудом, объясняется тем, и только тем, что форт Мак-Муррей находится в самом сердце битумоносных песков Атабаски, крупнейшего месторождения в мире.

Весь вечер шел сильный снег, и теперь он еще не совсем прекратился. Все вокруг: дома, деревья, машины, было под пушистым белым покровом. Сотни огней гостеприимно светили сквозь тихо падающие снежные хлопья. Картина наполнила бы радостью глаза и сердце художника, рисующего рождественские открытки. Примерно такие мысли блуждали в голове у Маккензи.

— Сегодня здесь должен бы появиться Санта Клаус.

— Хотелось бы, — сказал Демотт сердито. — Особенно, если бы он принес с собой немного покоя на землю и добрую волю всем людям. Что ты думаешь об этом звонке в «Санмобиль»?

— То же самое, что и ты. Текст, практически идентичен записке, полученной Финлэйсоном в Прудхо-Бейе. Очевидно, что это тот же самый человек или группа людей.

— А как ты расцениваешь тот факт, что аляскинские нефтяники получили угрозу из Альберты, а в Альберте угроза получена с Аляски?

— Никак, кроме того, что угрозы исходят из одного источника. Этот звонок из Анкориджа наверняка был сделан с общественного телефона. Отследить его невозможно.

— Возможно, но не наверняка. Я не знаю, можно ли из Анкориджа прямо позвонить сюда. Думаю, что нет, но мы это выясним. Если это невозможно, на телефонной станции есть запись. Так что есть шанс, что мы сможем локализовать телефон.

Маккензи посмотрел на форт Мак-Муррей сквозь донышко стакана и сказал:

— Это бы сильно помогло.

— Могло бы немного помочь. Есть две зацепки. Здесь было десять, когда позвонили. В Анкоридже в это время 6 утра. Кто, кроме сумасшедших или рабочих ночной смены, может оказаться на темных промерзших улицах Анкориджа в такое время? Я полагаю, это выглядит странным и не должно остаться незамеченным.

— Если есть, кому замечать.

— Полицейские в патрульных машинах. Таксисты. Водители снегоуборочных машин. Почтальоны. Ты был бы поражен, сколько людей на совершенно законных основаниях оказываются на улице темной ночью.

— С чего бы мне поражаться? — сказал Маккензи в сердцах. — На нашей чертовой работе мы сами частенько оказываемся ночью на улице. Ты сказал, две зацепки. Какая вторая?

— Если удастся локализовать таксофон, нам сможет помочь полиция, которая может потребовать, чтобы почтовики вытащили монеты из автомата и передаст их специалистам по пальчикам. Есть неплохие шансы, что парень, звонивший в форт Мак-Муррей, пользовался более крупными монетами, чем остальные граждане, звонившие этим днем или ночью. Две — три крупных монеты с одинаковыми отпечатками пальцев, и мы имеем нашего парня.

— Возражаю. Монеты проходят сквозь такое множество рук, что ты получишь множество отпечатков, даже, думаю, слишком много.

— Возражение принимается. Установлено, что на металлической поверхности при наложении доминирует самый поздний отпечаток. Мы снимем отпечатки и с наборной панели, люди не набирают номер в меховых рукавицах. Затем сверимся с криминальными записями. Отпечатки могут оказаться в картотеке. Если нам повезет, он наш, берем его и задаем массу интересных вопросов.

— Ну, ты голова, Джордж. Умен. Слови, только сначала своего человека.

— Если у нас будет описание или отпечатки с криминальным досье, это будет не очень трудно. Если он уйдет в подполье, тогда трудно, но ему нет причин думать об укрытии. Ему может быть даже и неудобно скрываться. Может он является столпом общества Анкориджа.

— Могу поспорить, что другим столпам анкориджского общества понравилось бы твое замечание. Они бы подумали о нас то же, что Джон Финлэйсон. Кстати, что ты собираешься предпринять в отношении Финлэйсона? Восстановление отношений кажется не только желательным, а просто обязательным. При столь очевидной связи…

— Дадим ему немного покипеть в собственном соку. Я, конечно, не имею в виду буквального значения этого выражения. Пусть немного понервничает в Прудхо-Бейе, пока мы будем готовы здесь. Он хороший мужик, умный, честный. Он реагировал так, как реагировал бы ты, да и я сам, если бы пара варягов попытались захватить власть. Чем дольше мы пробудем здесь, тем вероятней, что мы добьемся его безусловного сотрудничества, когда вернемся. Джим Брэди принес дурную весть, но в очень подходящий момент. Мы получили прекрасный повод откланяться. Кстати, о Джиме…

— Что-то мне все не очень нравится. Какие-то дурные предчувствия. Видимо, сказывается моя шотландская кровь. Тебе известно, что месторождение в Прудхо-Бейе и то, которое находится здесь, вместе хранят много больше половины запасов нефти Северной Америки. Это жуткое количество нефти. Не хотелось бы, чтобы что-то с ним случилось.

— Раньше ты не беспокоился о таких вещах. Следователю надлежит быть хладнокровным, циничным и беспристрастным.

— Это правильно, когда касается чужой нефти. Эта нефть — наша. Огромная ответственность. Нужны радикальные решения на самом высоком уровне.

— Мы говорили о Джиме Брэди.

— Я о нем и говорю.

— Думаешь, его нужно вызвать сюда?

— Я уверен.

— Я тоже. Поэтому и заговорил о нем. Пойдем ему позвоним.