— Геддон, ты всего лишь писарь, а не мудрец, — перебил Император, — мой придворный мудрец сошел с ума, сорвал с себя штаны и выбросился из окна в одних трусах, а нового, ха-ха, не нашлось. Позволь мне самому принять решение, ладно?

«Как же он молод, — подумал я, — безумство молодости! У него было все, и не осталось ничего…»

— Может, остановимся, господин? Мы достигли края Империи, дальше идти некуда, да и незачем! Оставьте мысли о мести, давайте попробуем начать все сначала!

— У меня больше нет Империи, — сказал Император, — кто я теперь?

— Вы можете стать основателем нового государства, новой Империи. В конце-концов, все эти земли вокруг, все опустевшие города никуда не делись. Может быть, они ждут нового правителя! Ждут вас, мой господин!

— А есть ли в этом смысл? Придет Ловкач и оставит от моего мира новые руины, — Император усмехнулся, в его глазах блеснули капли серебра, — чтобы быть Императором, нужны люди, нужны подданные, армия… а где они все? Где? Подданные обезумели, города разрушены, из армии один только Шмат.

— Чтобы стать Императором, нужно время. У вас будет город и горстка преданных вам людей. Со временем их станет больше, и вы возведете новые города, соберете сильную армию… может быть, тогда и настанет время для мести?

Я с надеждой смотрел на Императора. Кто жил в его душе? Какие черви там завелись? Безумие или разум? Жажда мести? Жажда власти? А главное — кто победит? Я буквально видел эту борьбу — Императора трясло, словно в лихорадке. Но не было времени — люди за спинами не давали нам его.

— Что ты предлагаешь? — наконец, спросил он, и внутри меня словно лопнула какая-то крепко натянутая струна.

— Переночуем здесь, мой господин, потом развернемся и уйдем в город, что в трех днях пути отсюда. В нем больше нет безумцев, он невелик, что позволит нам первое время держать под контролем границы города. До весны протянем, откормим и отогреем людей, а дальше вам решать, мой господин…

— У нас достаточно дров, — подал голос Шмат, — недалеко есть лес. Незачем соваться в Шотоград на ночь глядя. Чую там беду, смертью пахнет, в общем.

Я вновь посмотрел на солнце. Оно то исчезало в облаках, то выныривало вновь, бросая в нашу сторону мрачный взгляд.

Император молча развернул лошадь и направился в сторону нашего маленького отряда. Снег ломался под копытами, и в наступившей тишине хруст этот отдавался в моих ушах по особенному — словно не снег ломался, а наши судьбы.

Император остановился перед горсткой людей, поднял вверх руки, призывая к вниманию, и заговорил:

— Именем моим и именем Империи! Мы видели конец света, и нам удалось его пережить! Мы видели мертвые города и мертвых людей, и не сошли с ума! Мы верили, что найдем то место, где есть жизнь, нормальная, человеческая жизнь, но вот мы стоим на краю Империи, и здесь нет жизни, а есть смерть. Отчаяние овладело мною, я не видел света, но вот решение пришло. Вы знаете, кто принес гибель Империи — это тот, кого зовут Ловкач, дьявол с улыбкой на лице. Он всегда опережал нас на шаг, сеял смерть и безумие в городах. Он шел впереди, беспечно думая, что мир бесконечен. Но вот все кончилось. Империя тоже имеет границы, и Ловкачу больше некуда бежать. За воротами Шотограда приграничная Степь, а за нею — Вечный Лес. Ловкач не пойдет туда, поскольку там Магия и нет разумных существ. Значит — Ловкач здесь, в Шотограде!

Рука Императора с длинными тонкими пальцами (такие бы пальцы музыкантам, а не владыкам) указала на ворота Шотограда, и в этот момент где-то в моей душе зародился первый слабый крик… он нарастал стремительно, становился громче, требовал выхода наружу… Я крепко сжал губы, а крик метался, полосовал душу и разум. Я понял, о чем хочет сказать Император, и отчаяние стало подбираться и ко мне.

— Ловкач прячется от нас, потому что боится! — говорил Император, — он перехитрил сам себя! Загнал в ловушку. Отсюда, из города, ему не убежать. И у нас есть выбор — либо мы войдем в Шотоград и прикончим Ловкача, либо отступим с позором, вернемся в мертвые города, и будем налаживать свою жизнь, рожать детей, строить новые дома, пасти скот… и смотреть на север, сюда, ожидать, когда вновь появиться дьявол с улыбкой на лице.

Он говорил перед горсткой людей, среди которых едва ли половина умела воевать, а еще меньше вообще держали в руках оружие. Но создавалось впечатление, что на заснеженной дороге стоит огромная имперская армия, готовая разобрать Шотоград по камешку еще до наступления темноты.

Что они смогут сделать? Что противопоставить единственному в Империи магу, существу, подобно которому не было в Империи уже семьсот лет?

Безумие, безумие…

— Кто пойдет со мной! Кто последует в Шотоград во имя Императора!

Первым поднял руку Шмат, преданный телохранитель сначала отца, а затем и сына. Он за молодого Императора хоть в огонь, хоть в ухмыляющуюся пасть дьявола. Следом — недолгая пауза — и еще несколько рук поднялись вверх, к стремительно темнеющему небу.

— Я с вами навсегда, будьте же и вы со мной! — закричал Император неистово. Сейчас он как никогда напоминал своего отца. Имперская кровь, наследие предков…

Император развернул лошадь в сторону могучих ворот, наполовину занесенных снегом. Лицо Императора выражало не отчаяние, нет, его исказила ярость.

Неужели он искренне верил в то, что говорил?

— Стемнеет через час, мой господин, — сказал Шмат.

— Вели расчистить дорогу, мы войдем в город сегодня же, — отозвался Император и добавил, уже значительно тише, — что может меня остановить?

Через короткое время дорогу расчистили настолько, чтобы можно было проехать на лошадях. Люди работали неистово, словно предчувствие последней битвы прибавляло им сил.

За воротами дорога была чиста и протоптана, кое-где были видны следы сгоревшего угля, которым обычно посыпали замерзшие мостовые. В воздухе витал слабый запах гари, но дыма не наблюдалось. Наверное, город горел много дней назад и то, до чего смог добраться огонь, уже давно сгорело.

Наш маленький отряд во главе с молодым Императором двинулся вглубь мертвого города, а покрывало ночи стремительно опускалось на Шотоград.

Тихо было вокруг, безжизненно, только хруст снега под копытами и ногами.

Город нас не встречал, не ждал. Ему не было дела до путников, которые проникли в его владения. Город тихо умирал. Тепло покидало его дома, последние капли тепла струились по подземным туннелям и трубам, словно последние клочки воздуха вырывались из легких… снег засыпал улицы, мороз бил стекла, только ветер чувствовал себя здесь полноправным хозяином.

Доводилось нам бывать в мертвых городах, но еще ни разу, после случая в Итаане, я не заходил в город после наступления сумерек. Потому что еще не стерлись из памяти воспоминания о мертвецах, прыгающих с крыш, о безумцах, стреляющих из лука… потому что ночь — время Ловкача, и улыбка его тем ярче сверкает, чем темнее вокруг. Я это знал, и остальные знали, потому и царила тишина…

Сразу за воротами потянулись первые каменные дома и перекрестки. Я ехал чуть позади Императора, не уставая оглядываться по сторонам. Большая рыжая луна, поднимающаяся на трон небосвода, щедро дарила мне возможность посмотреть и запомнить, чтобы потом записать.

Дома. Снег с их крыш не убирали давно, даже печные и газовые трубы (если таковые имелись) завалило сверху большими белыми шапками. Уцелевшие стекла затянуты морозной пленкой, но преимущественно видны черные дыры, и кое-где, развивающиеся на ветру остатки занавесок… И всюду распахнутые настежь двери, словно немое приглашение войти туда, в темноту, в смерть…

На крыше одного из домов лежал мертвец. Его наполовину засыпало снегом, торчали только темно-синие руки со скрюченными пальцами и часть головы — подбородок и губы. Иней осыпал его щетину. Мертвец улыбался.

— Сохрани воистину лик мой в здравии, — прошептал кто-то сзади.

Я нащупал на груди крестик и сжал его через одежду. Я верующий человек и знаю, что кто-то там, наверху, меня оберегает, причем расплачиваться с ним легко — не забывай. Ну, я и стараюсь, не забываю…