— Я хотел бы с вами поговорить. Я не собираюсь ни о чем вас просить.

Клара беспокойно улыбнулась. Она все прислушивалась к еле внятным звукам музыки и думала — как они далеко, как быстро затихли, ведь она встретилась с этим человеком всего-то минут пять назад.

— Да, но моя подружка… они все меня ждут к ужину.

— Мы можем пойти поесть.

— Пойти поесть? — смущенно повторила Клара. — Но в восемь придет мой друг.

— Это ваш поклонник?

— Просто друг, — осторожно ответила Клара и обернулась к Ревиру, словно хотела позвать его обратно, на гулянье. Но только скользнула взглядом по его груди, не решаясь поднять глаза и посмотреть ему в лицо. Она помнила, кто он такой. Имя этого человека окружает его каким-то невидимым облаком, будто запах духов красивую женщину, люди чуют его издали; сам Ревир, верно, понятия не имеет, как его узнают и отличают. Лаури — и тот знает его имя…

Они прошли через бурьян к машине Ревира, Клара ее сразу узнала. Должно быть, в тот раз она и сама не заметила, как внимательно разглядывала эту машину.

— Мне один человек сказал, ваша фамилия Ревир.

Он засмеялся:

— Я сам вам это сказал.

Но Клара думала не о нем.

— Вы немножко изменились за это время, — сказал Ревир.

— Да, я знаю.

Она забралась в машину. Разогретое солнцем сиденье обожгло ей кожу под коленками.

— Может, не надо ездить далеко? — робко сказала Клара. — Может, только немножко прокатимся? Тут, по близости?

По кочковатому неровному полю он повел машину к дороге. Мальчишка с игрушечной тросточкой, стоя на крыше отцовской машины, что-то закричал им, замахал палкой. Клара сжала губы, сделала вид, что не слышит.

— Про что вы хотели поговорить? — спросила она.

Казалось, Ревир смущен. Может быть, даже сердит — если поглядеть сбоку, углы рта опущены так, словно он и сам не понимает, что за блажь на него напала.

— Мне надо бы вернуться, меня ждут к ужину, — сказала Клара и села поудобнее, чтоб насладиться ездой. — Они и правда мне друзья. У меня ведь ни родных, никого, а они меня всегда приглашают… И еще я дружу с одной девушкой, ее звать Соня. Только вы ее, верно, не знаете…

Он будто ждал, когда она покончит с этой болтовней. Клара чуть заметно пожала плечами — только так, для себя: чего он все молчит? А Лаури сейчас уже, верно, в дороге, едет к ней, и нынче вечером они будут вместе в постели. Надо придумать, как бы объяснить ему, что с ней неладно… если только она не ошибается. Хорошо бы поговорить о Лаури с Ревиром, да непонятно, с чего начать. А в общем-то, не стоит доверяться взрослым, тем более мужчинам; секретами лучше никогда и ни с кем не делиться.

Выехали на шоссе и покатили по нему, но не слишком быстро. Клара смотрела в окошко и наслаждалась, хоть и немало ездила с Лаури на минувшей неделе. До чего же славно ездить с места на место и знать, что вернешься домой, — совсем не то, что мотаться по дорогам, когда сезонничаешь на уборке урожая. И она сказала:

— Океан мне понравился. Очень было хорошо прокатиться и все поглядеть. Там по дороге и горы лучше видно… А вы много ездите?

— Главным образом в Чикаго.

— В Чикаго? На этой машине?

— Поездом.

— Вон как! — с удовольствием сказала Клара. Ей понравилось это выражение — «поездом». Всякий другой сказал бы «на поезде». Ей представилось, как Ревир мчится через всю страну по безжалостно прямым рель сам, которые рассекают поля, точно удар ножа, и самая дальняя даль ему нипочем. И она поглядела на него, как на волшебника, который у нее на глазах совершил чудо.

— Мистер Ревир, а что вы хотели мне сказать?

Он остановил машину, словно решил, что уже отъехал достаточно далеко от всех помех. Они очутились на вершине холма, дальше все поросло чахлым кустарником, внизу изогнулось углом узкое озеро под названием Зеркальное, на северном его берегу виднелись редкие деревья и пни. Сюда обычно приезжала молодежь погулять и искупаться, но сегодня тут были только три-четыре случайные парочки: все отправились на то благотворительное гулянье, у кого-то в машине во всю мочь орало радио, так, что слышно было даже здесь, на холме. Кларе вспомнились те дни с Лаури — и что-то отозвалось в груди внезапной острой болью. Как она уже далеко от тех дней! Наверно, так мистер Ревир чувствует себя далеким-далеким от вон тех парней и девушек, что купаются и колобродят на озере Зеркальном.

Ревир потер лицо ладонями. Должно быть, и он тоже о чем-то задумался и теперь старается прийти в себя.

— Есть вещи, которых я не могу понять, — медленно сказал он. Это прозвучало как-то жестко. Кларе казалось: Ревир говорит не как все, каждое слово у него будто врезается в воздух, в каждом скрыто нетерпение. — Не знаю, сумею ли я объяснить, но… когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я гостил в Дакоте, на ранчо у своего дяди. Я провел там лето. Как-то он повез нас, меня и моих двоюродных братьев, в город, жалкий был городишко, еще меньше Тинтерна, — просто грязная улица, а на ней несколько лавчонок. В стороне от дороги стояла убогая халупа, и там жила большая семья. Девять человек детей. Одна девочка — моих лет. Одета в какие-то отрепья, а волосы очень длинные и очень светлые, почти белые… и она была очень похожа на вас… Она была шведка.

— Я не шведка, — настороженно возразила Клара. — Я американка.

— Она была счастливая, — сказал Ревир.

Клара поглядела с недоумением. Непонятно, к чему он все это говорит. Про какую-то девчонку, которая давно уже выросла, стала старая, и вообще неизвестно, где она, все про нее забыли, а Клара и вовсе никогда ее не видала.

— Это славно, — неуверенно сказала она Ревиру. — Ну, вот… что та девочка была счастливая…

— Родные моей первой жены тоже жили в той долине, — продолжал Ревир, — Она была мне ровесница. А потом она умерла, и я женился на Маргерит…

— Да, мне говорили, что вашу жену так звать.

Ревир не обратил внимания на то, что про него кто-то говорил.

— У нас трое сыновей, но с тех пор, как родился первый, ее здоровье подорвано. Она прекрасная женщина… и ее отец был прекрасный человек. Этого у нее тоже не отнимешь… Она из прекрасной семьи… Но совсем не умеет быть счастливой!

— Почему это?

Ревир отвел глаза, как будто услыхал очень глупый вопрос.

— Почти все люди такие, Клара, — сказал он.

Клара растерялась — как тут быть? Может, надо пошутить или улыбнуться, что ли? И ведь вот что нескладно, никому про этот разговор не расскажешь, Лаури-то, уж во всяком случае, рассказать нельзя. И она сказала наудачу:

— Мальчики-то у вас славные, вот которых я тот раз видела, двоих… Может, с меньшеньким что неладно, нет?

— Нет, ничего.

— Но… тогда чего ж…

— Ничего неладного нет.

— А ваша жена сильно больная?

— Не знаю.

— Верно, доктор часто ходит?

— Да.

Клара минуту подумала.

— Это хорошо, что доктор часто ходит. Меня один раз тоже смотрел доктор. — Чего-то колол в руку, было немножко больно… А вот мой отец тогда сильно напугался. Мужчины ведь иногда тоже пугаются. А вообще-то он ничего не боялся, — поспешно прибавила Клара.

Ревир все смотрел в окно. За окном прыгали по земле, наскакивали друг на друга дрозды, чего-то они там не поделили.

— Слушайте, — вдруг сказала Клара, — а у вас дома есть книги?

— Есть.

— Они где, на стенах?

— Да, на полках.

— Вон как, — с удовлетворением сказала Клара. — Это славно.

— Вы любите читать?

— Читать — нет, а книги люблю. Мне нравится, когда они вот так на стенах… я видела на картинках. — Она весело улыбнулась Ревиру. — Если б у меня были дети, я бы хотела, чтоб они читали книжки. Я бы им надарила кучу книг, и они бы выучились читать. (Она подумала о Лаури, он всегда читает книжки в бумажных обложках и подарил ей словарь… уж конечно, он бы захотел, чтоб его дети умели читать. Люди, которые умеют читать, не чета тем, кто не умеет.) Тогда они всё узнают быстрей других ребят. Если б я могла ходить в школу и всему выучилась как надо, я… я теперь была бы не такая.