Вторично он проснулся от негромкого деликатного покашливания и, хотя и был еще в полудреме, мгновенно сообразил, что в комнате кроме него еще кто-то есть. Инстинктивно он затаил дыхание и почти сразу же услышал:

— Ну-ну, молодой человек, открывайте глаза. Я же вижу, что вы проснулись — веки дергаются, дыхание сбилось. И вообще, на будущее, хотите, чтобы не поняли, что вы пришли в себя — дышите спокойно и ровно.

Пришлось открыть глаза и сесть на кровати. Сидевший на невесть откуда взявшемся (разве что с собой принес) стуле, обычном таком, как в офисах стоят, человек в сером халате беззастенчиво рассматривал Ковалева, а тот в ответ (к черту приличия — как вы с нами, так и мы вас, морду кирпичом кто угодно сделать может) откровенно пялился на него. Ничего особенного, кстати — человек как человек. Невысокий, на полторы головы ниже Ковалева нынешнего, худощавый, лицо сухое, костистое, из под круглой шапочки явно медицинского вида торчат довольно длинные черные как смоль волосы. А вот бородка-эспаньолка черной была в далеком прошлом — сейчас в ней седины больше, чем естественного цвета. Впрочем, борода — единственное, что указывает на возраст, потому как морщин на лице почти нет, да и серые глаза молодые, смотрят с живым интересом. Да по правде сказать, черноволосые седеют рано, так что серебряные нити в бороде могут ничего не значить. Могучим телосложением тоже не отличается, но жилистый, в схватке с таким может быть много мороки…

Между тем пауза затягивалась. Бородатый начинать разговор не спешил, явно ждал, что Ковалев заговорит первым, а Ковалев этого удовольствия ему доставлять не собирался. Более того, его вновь начало клонить в сон, тем более что есть почему-то совсем не хотелось. Видя, что глаза Ковалева закрываются, его собеседник наконец-то прервал молчание.

— Ну-с, молодой человек, как мы себя чувствуем? — несколько старомодно начал он.

— Мы? Трудно сказать. Как вы себя чувствуете я просто не знаю, а себя вроде бы пока что неплохо.

Бородатый улыбнулся уголками губ, показывая, что оценил шутку.

— Позвольте представиться. Меня зовут Аллар Шерр. Доктор Шерр, если точнее, но вы можете называть меня просто по фамилии. Или по имени, как вам удобнее — мне, если честно, все равно. А вот как вас зовут позвольте полюбопытствовать — незнание имени человека создает, признаться, некоторые неудобства.

— Ковалев Василий Тихонович. Называйте, как вам удобнее Но разве вы не видели мой паспорт? Он был у меня во внутреннем кармане и выпасть не мог…

— Ну, я ведь не вор и не сыщик, по карманам не шарю, — улыбнулся доктор. — Ваших документов я в глаза не видел, да и, честно говоря, не до того мне было.

— Ясно. Когда я могу встретиться с властями? У меня срочная информация.

— Очевидно, никогда, — пожал плечами Шерр. — Никого, кроме нас, здесь нет, так что с властями, думаю, придется обождать.

— Нельзя ждать… — начал Ковалев и осекся, остановленный повелительным жестом доктора.

— Вы, очевидно, не совсем понимаете ситуацию. Как вы считаете, где мы сейчас находимся?

Ковалев пожал плечами. Для него очевидно было только то, что находится он в больнице, но он не знал, ни где его подобрали, ни куда привезли, ни сколько он провалялся. Может, столько, что могли увезти хоть в Москву, хоть в Америку?

— Взгляните, — доктор встал, подошел к противоположной от двери стене и, повинуясь легкому касанию его пальцев, она стала прозрачной. — Вам это ничего не напоминает?

За окном был космос.

Спустя пол часа Ковалев и Шерр сидели в огромной, как небольшая площадь, кают-компании линкора и прихлебывали чай из вполне обычных на вид стеклянных стаканчиков. Правда, как объяснил доктор, на такой вот стакан мог наехать танк безо всякого вреда для его целостности, но это уже было выше понимания Ковалева. Еще доктор, почему-то смущаясь, объяснил, что за последние годы пристрастился к земным напиткам, особенно к чаю и молоку. Ковалев лишь пожал плечами — его данный факт не очень волновал. Мало того, что он не видел ничего удивительного в том, что у человека могут быть свои привычки, пусть и отличные от принятых на его Родине, так ему было еще и просто все равно. Куда больше его беспокоили совсем другие вопросы и первым в их списке стоял вопрос о том, что же ему делать дальше.

Доктор не торопился. Чай с плюшками… Было похоже, что он наслаждается ими. Просто ему было хорошо и, как ни удивительно, его эманации тепла и спокойствия подействовали на Ковалева успокаивающе. Возможно, доктор этого и добивался — кто знает? Ели предположить, что это правда, то у доктора все получилось — Ковалев наконец-то успокоился. И постепенно чай вновь стал сладким, плюшки — мягкими, тело наконец расслабилось. Через блоки, которыми человеческий мозг отделяет наше сознание от чрезмерных стрессов, до него начало доходить, что он сидит, облаченный в самую обычную больничную пижаму, посреди огромного, стерильно-чистого помещения, что этим огромным даже по меркам планеты, не говоря уж о корабле, где каждый кубометр пространства на вес золота, помещением уже давным-давно никто не пользовался и что по пути сюда им не встретилось ни одной живой души. Нет, корабль не был мертв — воздух был чист и свеж, не стерилен, а именно свеж, пропитан незнакомыми запахами. По коридорам двигались многочисленные роботы самых причудливых форм. Шерр походя пояснил, что одни роботы — ремонтники, другие — уборщики, третьи, четвертые, пятые… Ковалев не пытался запомнить — зачем? Оставаться здесь он не собирался, ну а если деваться будет некуда — будет время научиться.

Ковалев звенел самой обычной на вид ложечкой в самом обычном на вид стакане. Подстаканник, тоже вполне обычный, был, похоже, из серебра, разве что рисунок был незнакомый — во всяком случае, нагревался он в точности как серебряный, однако никаких неприятных ощущений это не вызывало. Вообще, тело Ковалева изменилось не только внешне — та железяка, которую он выломал в медицинском блоке, оказалась из какого-то высокопрочного сплава. Доктор еще удивился, как это она отломилась — неужели кровать попалась бракованная? Ковалев, как раз в тот момент рассматривавший железку, смущенно пожал плечами и, по привычке любого мужчины проверять предметы на прочность, чуть нажал. Металл согнулся, как пластилин и Ковалев, не долго думая, одними пальцами, не напрягая остальных мышц, легко завязал толстостенную трубку диаметром сантиметра в три в узел. Доктор, увидев это, внешне остался совершенно спокоен, но Ковалев готов был поклясться, что, не будь его здесь, глаза доктора выпучились бы от удивления и повисли на стебельках, как у рака.

Резко повысившиеся физические возможности оказались не единственным изменением — как оказалось, он почти не чувствовал неудобств, связанных с изменением температуры, а его кожа, совершенно не потеряв чувствительность, стала намного прочнее. Обострились слух и обоняние, глаза начали различать невиданные раньше оттенки, увеличилась скорость реакции… Шерр гонял на своем приборе разные тесты, брал кровь на анализ, бил Ковалева слабыми электрическими разрядами — бесполезно. Ковалев все это чувствовал, но это не было болезненным. Неприятным — да, но не более. Доктор мрачнел все больше, а потом сказал, что на корабле (линкор «Громовая звезда», как объяснил Шерр) нет оборудования, которое позволило бы адекватно изучить новые возможности организма Ковалева. Точнее, кое-какие возможности увидеть было можно и невооруженным глазом, но как, за счет чего они достигнуты, было совершенно непонятно. Шерр так и сказал, сердито сверкая глазами — похоже, он был из тех фанатиков ученых, которые, столкнувшись с проблемой, упираются рогом и не бросают дело, пока не решат эту самую проблему или не свалятся в изнеможении. Однако сейчас был не тот случай — оборудование медицинского бокса было обычным медицинским же автоматом-диагностом со стандартной программой и стандартным спектром возможностей. Вырастить оторванную в бою руку или ногу — это запросто, но провести какие-то более сложные работы — извините, это вам не высокомощный биоскан, входящий в оснащение исследовательских кораблей. Хотя могли бы и воткнуть — вечно они на мелочах экономят — так можно было вкратце перевести на нормальный язык длинную тираду Шера, если выбросить из нее горячие проклятия, образные сравнения и многоэтажные словесные конструкции. Более совершенное оборудование, как объяснил Шерр, находится на флагманском линкоре, мирно (насколько это слово вообще может быть применимо к боевому кораблю вообще и к самому совершенному в галактике боевому кораблю в частности) болтающемуся сейчас вместе со всей эскадрой где-то на орбите Сатурна, однако вряд ли поможет и оно — тут нужны даже не столько приборы, сколько специальное программное обеспечение к ним, а вот его-то у доктора как раз и не было.