Сели рядышком. Внизу шумел город. Лес нежно вторил ему. В небе перемигивались звезды.

— Иду я сегодня по улице, — заговорил Владо. — Смотрю, малыш в лохмотьях, ручонку протянул, милостыню у прохожих просит… Так что наше положение совсем не такое отчаянное. Но я верю, что наступят иные времена, радость зальет весь мир, исчезнет горе. И если люди будут плакать, то лишь от радости.

— Что вы за народ… будто на сцене говорите. Мечтаете о том времени, когда нас не будет.

— Да неужто можно так жить — одним только настоящим! — возмутился Владо.

— А откуда тебе ведомо как я живу! — вспыхнула Калушка. — Если бы ты знал, что мне пришлось пережить, слезами бы залился…

Владо удивленно уставился на нее.

— Знаешь только, что зовут меня Калушка, и все. А моя история такая, будто не в жизни все это было, а в книге какой-то написано… — девушка помолчала немного и, уже спокойно, не глядя на Владо, продолжала: — Я на Дунае родилась. С двух лет осиротела. У бабушки моей было двое сынов-погодков. Один — отец мой, а другой — дядя. Жили дружно, в достатке. Свое берегли, на чужое не зарились… Но вышло так, что полюбили оба одну девушку. Не знали, как быть. После решили — пусть она сама выбирает, кто ей больше по сердцу. Оба они были видными собой. Однако мой отец больше ей приглянулся. С ним она и повенчалась. Дядя мой начал пропадать где-то, редко домой захаживал. Счастье с несчастьем не могут ужиться под одной крышей. Вскоре после того как я родилась, отца взяли в солдаты. Дядя все сохнул по моей маме. Однажды работали они в поле. И что у них там было, не знаю… Может, уговаривал он маму бежать с ним или еще что… да отказалась она. Тогда он убил ее…

— Убил?! — воскликнул пораженный Владо. — Как же это у него рука поднялась на жену брата?

— А вот ты… мог бы убить человека из-за любви? — задумчиво спросила Калушка.

Владо смотрел на нее так, как будто видел ее впервые. Она никогда не рассказывала ему о своей жизни. А Калушка, как бы отвечая на какие-то свои мысли, тихо промолвила:

— Не сможешь… да и никто из вас не сможет, сила ваша на другое идет… — Некоторое время они молчали. Потом Калушка, словно спохватилась: — А после вот что было: вызвали телеграммой отца, а что стряслось не сообщили. Как приехал он, повели его в церковь. Глянул он на маму в гробу, закачался как пьяный, а в волосах будто коробочка хлопка лопнула, поседел он А потом что было… отслужил свой срок, снова женился. За мной бабушка смотрела, берегла от мачехи. Умерла бабушка, когда мне шестой год пошел, и осталась я совсем одна на белом свете. Худо стало жить, чего только ни вытворяли со мной, чего я только не натерпелась… даже на цепь нажали, как собаку… И вспоминать не хочу, да не забывается прошлое. Вот и нынче припомнила, как уволили меня… Ничего, не пропали и не пропадем.

Владо невольно взял ее за руку, погладил пальцы. Калушка встала.

— Быстро расчувствовался, — усмехнулась она. — Стало быть, не хлебнул ты еще горюшка. А вот я порой думаю, что вот здесь у меня камень…

Владо ничего не сказал на это, разглядывал лицо девушки, будто запоминая его.

В небе ярко блестели звезды.

Задувал теплый южный ветерок, слизывая последние остатки снега на казарменном плацу, поглаживал щеки солдат, выведенных на строевые занятия. С кровель одноэтажных, длинных как бараки построек срывалась капель, барабаня по плитам. В лужицах вспухали и плыли покачиваясь пузыри.

Поручик Буцев вышел из ротной канцелярии. На него повеяло влажной прохладой. На последней ступеньке крыльца поручик поглядел по сторонам и недовольно поморщился — ни зима, ни весна, одна только грязь и сырость. Зашагал на плац. Перепрыгивая через лужу поскользнулся, но удержался на ногах. Только брызнуло на голенища, да колесико на конце ножен сабли чиркнуло по грязи. Скулы поручика напряглись, на лбу вздулась синеватая жилка. Обогнув кирпичную стену конюшни, он вышел на плац, покрытый прошлогодней травой. Вынул носовой платок и смахнул брызги грязи с сапог. Выпрямился и зашагал как на параде, будто за ним неотступно следили тысячи глаз.

Увидев, что солдаты стоят кучками на плацу, раздраженно подумал: «Распустил их фельдфебель, растолстел, обленился…» На скулах заиграли желваки.

Фельдфебель заметил приближающегося поручика и быстро построил взвод, засуетился, выравнивая шеренги. Затем четко печатая шаг, направился к подошедшему поручику, щелкнул каблуками и отрапортовал. Испытывая желание придраться к чему-либо, чтобы дать выход накопившемуся раздражению, поручик Буцев прошелся вдоль шеренг. Однако все было в полном порядке. Довольный выправкой и видом солдат он повеселел, встал перед фронтом и поднес два пальца к козырьку фуражки.

— Здорово, молодцы!

— Здравия желаем, господин поручик! — рявкнул одним горлом взвод. Губы поручика слегка покривились, раздвинулись, словно он собирался улыбнуться, но не улыбнулся и снова вскинул руку к фуражке.

— Здорово, молодцы!

— Здравия желаем, господин поручик!

Эхо ответного приветствия замерло где-то за казармами. На этот раз губы поручика даже не дрогнули. Он был доволен.

— Вольно! — скомандовал он и поглядел на фельдфебеля. Тот не мигая смотрел на него крысиными глазками, тревожно думая: — «Не в настроении, задаст жару…» — и облегченно вздохнул, услышав распоряжение:

— Приступить к занятиям!

— Слушаюсь! — откозырял фельдфебель. «Пронесло, слава богу!» — успокоился он и скомандовал: — Разойдись!

Взвод распался, и тут же снова послышались команды:

— Стой!.. Стройся! Становись!.. Равняйсь!

Придирчиво оглядев снова построившихся солдат, фельдфебель заговорил:

— Подтяни живот!.. Кому говорю!.. Да, да, тебе!.. Вот так! Как скомандую «смирно», вытянись в струнку и замри… Выше голову, чего в землю уставился, не уронит она тебя… Взвод, сми-ир-р-но!

Поручик Буцев прохаживался, меряя шагами размякшую землю. Слушал привычные команды усердствующего фельдфебеля и улыбался чему-то про себя. Чувство досады словно испарилось. Теперь если он и по колено в грязи увязнет, это не нарушит его хорошего настроения. Ходил взад-вперед, искоса поглядывая на солдат. Он не знал их по именам, но зато отлично помнил кто где стоит в строю — в середине, на правом или левом фланге — четвертый справа, пятый слева… Относился он к солдатам строго, но справедливо. Не любил растяп, лентяев или ловчил и испытывал настоящее удовольствие обучать простоватых, но смышленых сельских парней.

Круто повернувшись поручик Буцев подошел к взводу и приказал построиться полукругом. Взял винтовку у ближайшего солдата, чтобы показать ружейный прием.

— Смирно! — скомандовал он сам себе. — Наперевес!..

Ложе винтовки словно треснуло от сильного шлепка ладони. — Коли! — поручик мгновенно присел, откинувшись назад и тут же сделал резкий выпад. Глаза его расширились, будто он действительно проткнул штыком незримого врага. Затем он приставил винтовку к ноге и щелкнул каблуками.

— Вольно! — и поручик вернул винтовку солдату.

— Штыковые атаки доблестных болгарских солдат, — заговорил он, — повергали в панику противника… Услышав нашу команду «К бою! В штыки!» и громовое «ура», противник обращался в бегство… Золотыми письменами вписаны в историю наши славные победы под Адрианополем, Люле-Бургасом и Чаталджой…

Выспренная речь поручика завораживала солдат, они впитывали каждое его слово, сами загораясь его воодушевлением.

— Вопросы?

Обычно солдаты избегали задавать вопросы, по опыту зная, что ничего хорошего из этого не выходит. Но сейчас многим из них хотелось показать поручику, что им понравились его слова.

— Дозвольте мне, господин поручик. Рядовой Лалю Бижев!

— Говори, молодец!

— Когда я учился в третьем классе, учитель рассказывал нам о сражении под Чаталджой. Как услышали турки команду: «К бою, в штыки!», подумали, что приказано «по пять на штык» и разбежались, кто куда…

— Анекдоты сейчас неуместны… Ваш учитель слишком приукрасил свой рассказ.