Не хотелось ему просить об услуге. Да так вышло, что через неделю будет сходка во Враниловцах. Увидят его люди и скажут: совсем обнищал Караколювец! Подумав об этом, старик снова пошел на кухню.

Вагрила уже перекинула лямку торбы через плечо. Дед Габю потупился виновно и попросил:

— Вот что, сношенька… купи мне в городе папаху. Скажешь продавцу — для деда Габю из Сербеглия. Он меня знает, я завсегда у него покупаю. Он сам и выберет. Но ты гляди, чтобы он не подсунул тебе крашеную.

— Ладно.

Вагрила поправила лямку и вышла. Во мраке поскрипывали тележные колеса, раздавались голоса людей. Дорога словно ожила.

Шум растекался над селом и замирал среди спящих еще полей.

В холодном небе перемигивались тысячи звезд.

Вагрила остановилась у калитки двора Биязовых. Накануне Трифон обещал отвезти ее в город.

— Запряг уже! — услышала она голос Бияза и вошла во двор.

Тотка с узелком в руках, а за ней и мать, подошли к телеге, стоящей под навесом, где горел фонарь. Старая Биязиха всхлипывала. Вагрила поглядела на ее желтое скорбное лицо, хотела было спросить, о чем это она плачет, но не спросила. «У каждого свои горести», — подумала она.

— Помни, доченька, не бездомная ты, не сирота… Ежели что, воротишься домой, — наказывала Биязиха.

Вагрила поняла, что Тотка едет в город наниматься в прислуги. Она знала, что не сладко придется девушке у чужих людей. Но тут уж ничего не поделаешь. В желании как-то утешить старуху, она сказала:

— Нечего живого человека оплакивать. Вон где город-то. Коли захочешь, всегда сможешь свидеться с ней.

Биязиха поглядела на юг, словно всматриваясь в ту сторону, куда уезжала ее дочь.

— Пора уже, — заметил Трифон Бияз.

Он перекрестился и взял вожжи, трогая лошадь. Телега выкатилась из-под навеса. Вагрила не обернулась. Она знала, что Биязиха стоит в воротах и смотрит им вслед, утирая слезы.

Тотка в новом сукмане и новой шубке, со светлым платком на голове, совсем не печалилась. Ее влекла к себе новая жизнь в городе. Она тоже не обернулась, чтобы поглядеть на родной дом. Когда выехали на дорогу, она спросила:

— Тетя Вагрила, а ты была в услужении?

— А что?

— Да так, интересно?

Вагрила видела как блестят глаза Тотки и поняла, какого ответа ждет девушка, но промолчала.

«Будто оперившийся птенец, — подумала Вагрила. — Что ему до родного гнезда, скорей бы вылететь, все ему любопытно».

— Гляжу, мать твоя плачет. Смекнула я, куда тебя отправляют.

— Отец так решил, чтоб я в люди пошла. Пригодится, говорит, когда замуж выйдешь. Ну я и согласилась.

Вагрила хорошо понимала, почему крестьяне посылают своих дочерей служить в прислугах у горожан, но подавив горькое чувство, сказала:

— Попадешь на добрых людей, хорошо тебе будет.

Перед общиной, где дорога сворачивала на шоссе, ведущее в город, стояли люди, ожидая попутной телеги. Неудобно было Биязу молча проехать мимо. Остановив лошадь, он сказал:

— Взял бы, да сами видите, не один я. Вагрила со мной, и дочка… Сами видите, — кивнул он на кузов.

В это время с верхнего конца села донеслось дребезжанье другой телеги. Бияз отпустил было вожжи, но тут же снова натянул их, увидев Иванку, жену Стояна, которая подошла к ним.

— Ты в город, Вагрила? — сказала она. — Сделай такую милость. Знаешь, арестовали моего. В участке он сидит, непутевый. Я ему тут передачу приготовила…

Вагрила вздрогнула, поняла просьбу Иванки. Сердце тревожно сжалось, как же это она пойдет в участок, будет спрашивать Стояна… Ей-то что, а вот не повредит ли это Гергану, не укорит ли кто, что его мать знается с неблагонадежными…

Иванка догадывалась, что беспокоит Вагрилу, но ведь как-то надо послать передачу, и она продолжала уговаривать:

— Как сестру родную прошу. Разве я виновата, что он такой. Как взяли его, самой теперь приходится управляться. Вот, гляди! — Иванка протянула к самому лицу Вагрилы черные потрескавшиеся ладони. — Вчера бахчу вскапывала. Да разве это бабье дело! Кто знает, когда его выпустят. А не вскопаешь сейчас, чего тогда ждать от землицы-то…

— Ладно, — подавив колебание, согласилась Вагрила и взяла узелок.

Иванка молча отступила от тронувшейся телеги. Утирая слезы, которые неизвестно почему хлынули вдруг сейчас, когда дело уже было сделано, она прошептала, словно про себя:

— Все на тебя с опаской глядят. Что это за жизнь. Сколько я ему говорила, да не хочет он понять, не хочет.

Телега тарахтела по мощеному шоссе, которое серой лентой тянулось мимо черных полей и лугов. Вагрила сидела, опустив голову, словно прислушиваясь к голосу сердца. Он подсказывал ей, что она сделала доброе дело, взяв узелок, но в то же время заставлял тревожиться за Гергана.

В соседнем селе навстречу им вышла женщина, держа за руку укутанного в шаль мальчика. Она сказала Биязу, что ей нужно в город, показать врачу сынишку, у которого болит ухо.

— Садись!

— Ну спасибо! Я как увидела тебя, сразу поняла, что подвезешь.

Биязу польстили слова женщины, но он постарался скрыть это, небрежно ответив:

— Ежели б не дите, я бы не взял. Вон, спроси ее, — повернулся к Вагриле. — И в нашем селе всем отказал.

— Одна-то я бы и пешком добралась, — сказала женщина.

— Сейчас в гору дорога пойдет, тут и я сам пешочком пройдусь, — промолвил Бияз и ловко спрыгнул с передка.

Какой-то одинокий путник остановился на дороге, выждал, пока Бияз поравняется с ним, и пошел рядом.

Все вокруг застыло в предутренней тишине. Чернела гряда холмов. Чиркнула но бархатному небосклону падучая звезда и пропала за Крутой-Стеной.

— Мама, что это? — подал голос, укутанный в шаль мальчик.

— Звездочка.

— Куда она упала, мама?

— Кому ж это ведомо? — неохотно ответила мать.

Все поглядели в ту сторону, где исчезла звезда, но ничего не сказали. Телега тарахтела по шоссе, похрапывала лошадь. Мальчик запрокинувшись разглядывал небо, словно впервые увидел его.

— Мама, а что такое звезды?

— Молчи, застудишь и горло, совсем худо тогда станет.

Вагриле захотелось сказать что-нибудь мальчику о звездах, удовлетворить как-то его детскую любознательность, да что она сама знала о них!

— Как светлячки! — воскликнул мальчик.

— Звезды это души людей, — сказала Вагрила. — У каждого человека есть своя звезда.

Шагавший рядом с Биязом мужчина, поотстал от него и спросил мальчика.

— В школу ходишь?

— Да, в начальную.

— Будешь учиться в гимназии, все про звезды узнаешь… Попросту говоря, и они как наша Земля. — Помолчав немного, как бы подбирая слова, попутчик добавил: — А то, что тебе эта тетка сказала, то это все суеверие, поповские бредни.

Вагрила смерила его взглядом и, стараясь не показать, что ее задело это замечание, сказала:

— Может и так, кто его знает. Там еще никто не бывал. Человек все может выдумать. Один господь бог правду знает. — И словно убеждая себя в чем-то, она тихо закончила: — Когда умирает человек, мать да бога поминает.

— Оно-то известно, — промолвил Бияз и хлестнул лошадь.

Тотка не прислушивалась к разговору, думая о предстоящей жизни в городе.

Телега выехала из ложбины. Дальше дорога была ровной.

На окраине города Вагрила и женщина с мальчиком сошли с телеги.

Взяв сына за руку женщина сказала:

— Ну вот, доехали. Мне тоже на базар надо. Только сперва к врачу зайдем. Хочешь, пойдем вместе. Тут близко.

Вагрила пошла с ними.

Врач, пожилой человек, с таким же белым как и его халат лицом, неторопливо поднялся со стула, когда они вошли в кабинет.

Потер руки, будто стараясь вернуть им утраченную от бездействия чувствительность, и принялся осматривать мальчика. Спустя некоторое время, он шумно вздохнул и проворчал:

— Все вы в селах такие. Приходите к врачу, когда уже все само собой прошло, или же, когда ничем помочь нельзя, — и взглянув на растерянно смотревшую на него женщину, добавил: — Прошло у него.