Мой опыт постоянно учил меня то и дело отходить от привычных приемов и испытывать новые. Конечно, при этом всегда необходимо представлять себе хотя бы приблизительную – не слишком твердую – цель и иметь в виду и определенную теорию. И нередко психотерапевт должен иметь мужество и изменять по ходу дела эту цель, обращаться к другим теориям и приемам. Для меня остается загадкой, почему так много моих коллег не занимается ничем кроме групповых психоаналитических бесед, независимо от конкретной картины заболевания. Агорафобия (боязнь закрытых помещений, больших площадей и улиц – перев.), например, никак не поддается лечению разговорами о ней. Также непонятны мне попытки преодолеть при помощи фрейдистского психоанализа экзистенциальный кризис, что же касается попытки терапевтов работать с идеей перевоплощения, объясняя страдание как следствие прежней греховной жизни, – это, конечно, не может помочь никак, так как человек должен искать исцеления собственными силами, и никакие чувства, испытанные другой личностью в другой жизни, не могут этому способствовать. Каждый духовный наставник, врач или его помощник, должен считаться с тем, что его, сознательно или бессознательно, могут обмануть пациенты, и с тем, что он может обмануться сам. Если слишком крепко держаться определенных методов и теорий, можно очень скоро превратиться в жертву собственной «образованности». Как часто я обманывался и путем преодоления ошибок убеждался, что значительная часть материала, изучаемого в университетах, в конкретных случаях не помогает, и приходится постоянно начинать все сначала, полагаясь на свой инстинкт.

Однажды, когда ко мне обратилась одна дама с острым заболеванием, вызванным гипертрофией функции (само) контроля и из-за всевозможных безуспешных методов лечения, я был вынужден испробовать для нее совсем иной путь. Ярешился отбросить все изученные мною методы и углубиться в то, что составляет основу ее невроза, а именно – в проблему недостатка доверия. Я с самого начала затронул вопрос о ее отношении к Богу. И это оказалось главной болевой точкой.

Я приказал даме: «Как только вы почувствуете побуждение что-нибудь проверить, скажите себе шепотом: «Боже, я не буду больше ничего проверять, теперь Ты позаботишься о том, чтобы ничего не случилось. Заперта ли дверь, погашен ли свет – все это уже не так важно для меня, так как Ты рядом, и я подчиняюсь Тебе слепо. Да, я вправе бояться, и все же я не стану проверять. Ты позаботишься обо мне. Спасибо!"

Через две недели ее постоянная потребность все проверять спала на половину и на этом остановилась. Отсутствие доверия нельзя устранить несколькими словами. Лишь последующая сопроводительная духовная работа, укрепляющая доверие к Богу, прощение вытесненного чувства вины, а также приятие себя, привели к дальнейшему улучшению, однако не к полному освобождению. Напрасно мы уверяли бы эту женщину, что для исцеления она должна еще больше молиться и еще крепче верить. Такое понимание Библии неправильно, о чем нас учит, кстати, уже болезнь апостола Павла. Помимо всего прочего, подобные замечания повергают человека в страх и внушают ему глубокое чувство вины.

То, что состояние моей пациентки улучшилось, еще не значит, что это поможет всем невротикам с синдромом навязчивости. Нельзя исключать и того, что нарушение обмена веществ или повреждение коры головного мозга могут поставить преграды психотерапии. Иногда и силы воли пациента недостаточно. И все неуслышанные молитвы об исцелении, несмотря на исчерпанные усилия человека, вызывают в нем возмущение и озлобление на веру, что вынуждает меня не просто молить, но даже и заклинать Бога.

И тем не менее: не всегда следует стремиться к исцелению любой ценой. Мне кажется, что Бог иногда как бы доводит человека до его предела, чтобы только тогда его спасти. Наверное, для нашего созревания необходимы окольные пути или предельные испытания, а иногда и сама смерть. Воспитатели могут и даже должны не препятствовать порой неправильным шагам пациента. Бог всегда сумеет направить его по верной дороге. «Не настал еще час», – говорит нам при случае Священное писание. Наши промахи необходимы для нашего развития, так же как и наши недуги. Все дело лишь в том, как мы их поймём и допустим. Сознание, что ты свободен быть неврастеником и все-таки можешь быть при этом любимым, – облегчает путь к выздоровлению.

Само собой разумеется, что я не могу сделать человека верующим; исцеляет лишь личный Божественный опыт. В то же время следует признать, что церковь говорит о Боге слишком много и рационально, не указывая путей для мистического Божественного опыта, нередко считая таковой ересью и сектантством, и поэтому многие христиане выходят из нее. Некоторые даже обретают свою духовную обитель в восточных религиях. Сознание, что христианин будущего должен быть мистиком, овладевает умами людей медленно, постепенно.

Каждый человек, совершающий непосредственный Божественный опыт, должен считаться с тем, что на него навесят ярлык еретика, юродивого или психопата. Мне случилось наблюдать, как однажды, в результате своей мистической встречи с Богом, человек вышел из себя, и его поместили в клинику, где начали вводить ему огромные дозы халдола и актинетона. Несмотря на это, через три дня молодой человек совершенно успокоился, и ум его прояснился, не сохранив никаких следов недавней борьбы. Что же случилось? Перед этим он был на духовных упражнениях и, углубившись в молитву, вдруг совершенно ясно почувствовал близость всемогущего Бога. И тут в нем началась духовная борьба, похожая на борьбу Иакова с ангелом: «Господи, благослови меня, благослови меня, я хочу, чтобы Ты меня благословил!» Этот крик и страшное возбуждение, охватившее человека, послужили причиной его отправки в клинику В отличие от тех, кто подвержен настоящему психозу, он вышел из нее радостным, освобожденным и укрепившимся в вере. О том, каким обманчивым может оказаться сходство между религиозным экстазом и помешательством, мы узнаем у Марка (3:21): «Он – вне себя», говорят ближние об Иисусе, а книжники приписывают ему одержимость нечистой силой (3: 30).

Задача сегодняшней психотерапии состоит в том, чтобы взять на себя духовное руководство, находившееся ранее в руках священников, которые его утратили, погрязнув в функционализме и мнимой активности. Это пасторе ко-психологическое искусство намного превышает возможности и терапевтов, и теологов, так как их образование недостаточно для него вооружило. В результате они посылают пациентов «от Анны к Каиафе», пытаясь освободиться от сознания духовной недостаточности.

В процессе лечения психического заболевания речь идет не об обращении больного, а о том, чтобы пробудить его дремлющие душевные силы и активизировать присущие всякому человеку религиозные стремления и порывы. Я снова и снова переживаю в конце приема, после свободно сформулированной молитвы, как пробуждаются те силы, которые в состоянии принести новое осознание и осмысление, а с ними и целительную энергию; предшествующие приемы психотерапии (анамнез, тесты, анализ сновидений, активизация воображения и пр.) не должны рассматриваться изолированно от этого.

У многих людей религиозность атрофирована, что не исключает известной набожности. У них образ Божий находится вне души; возможно, время от времени они еще обращаются к жалким остаткам своей веры, но по-настоящему освобожденными они не являются. Малейший кризис развеивает такую веру. Сомнения, жалобы, страхи и набожные попытки переубедить этого находящегося «вне нас» и «там наверху» Бога следуют непрерывным потоком. Само собой разумеется, что вегетативная нервная система человека не выдерживает присутствия такого рокового «Божественного» образа, и приходит в расстройство.

Разнообразные методы и приемы необходимы; но сами по себе они еще не совершают исцеления. Даже молитва, как метод, была бы безуспешной. И поэтому обращение к науке должно опираться на веру. Отделение знания от веры, характерное для медицинского обучения, я считаю актом безответственным, выражением шизофренического духовного состояния, которое еще так часто можно наблюдать и сегодня.