Мы постучали, но ни Акселя, ни Веры дома не было. Вера в это время в замке, у нее полно работы, я об этом знала; в том, что нет Акселя, тоже ничего удивительного: он ведь должен следить за всем, что происходит в замке.

Я решила, что раз никого нет, мы пойдем обратно. Но дверь была не заперта, и Розильда увлекла меня за собой в контору, где на стене висел шкафчик с ключами. Там хранились ключи от всех помещений в замке. Вера показывала нам его, когда мы с Каролиной пришли сюда впервые. Ключей было видимо-невидимо – большие и маленькие вперемежку. Они рядами висели на своих крючках, к каждому прикреплялась маленькая этикетка, так чтобы было ясно, от какой двери тот или иной ключ.

Да, странно, что сюда можно так запросто попасть. Кто угодно может войти в дом и взять ключ. Хотя, наверно, сюда никто из посторонних не заходит, все друг другу доверяют. В деревнях так часто бывает, не то что в городах, это мне бабушка рассказывала.

И тут я с ужасом увидела, что Розильда сняла с крючка один из ключей. Я посмотрела на этикетку: «Апартаменты Лидии Фальк аф Стеншерна».

Я схватила Розильду за руку и сказала, что ключ стоит повесить на место. Но она всем своим видом говорила о том, что думает совсем иначе.

Вместо того чтобы вернуть ключ обратно, она спрятала его за пояс, и мы вышли из дома. Я поняла, куда мы направляемся, и попыталась отговорить ее; в конце концов Розильда села на скамью и написала у себя блокноте: «Картины находятся в апартаментах моей матери. Ты хотела посмотреть на них. Я тоже. Я давно этого хотела, но боялась пойти туда одна».

Она взглянула на меня вопросительно, я не знала куда деваться. Говорили, что в апартаментах Лидии после ее смерти никто не бывал. Двери туда заперли. А это уже о многом говорит.

Но с другой стороны, нам ведь никто не запрещал туда ходить. Единственная помеха – дверь туда всегда была заперта на ключ.

«Ты что, струсила?» – написала Розильда в блокноте.

– Да нет, просто не знаю, я же все-таки посторонний человек… А вдруг другие этого не одобрят?

Она написала: «Здесь никто ни за кого не решает. Каждый отвечает сам за себя. Ты хочешь пойти? Или трусишь?»

– Я не трушу, просто мне хотелось сначала спросить у Акселя.

Она терпеливо взялась за блокнот: «НЕТ! Не должны мы никого спрашивать. Там есть одна картина, на которую я должна посмотреть. Если отец ее не уничтожил. Когда мы были маленькими, мы боялись ее».

Она так трогательно на меня посмотрела, что я больше не смогла сопротивляться. Мы пошли вместе.

Когда мы подошли к апартаментам Лидии, которые, кстати, находились неподалеку от той башни, где Розильда хранила свои блокноты с записями бесед, она вдруг взяла меня за руку и не отпускала, пока мы не преодолели последние ступени лестницы.

Мы стояли перед дверями, украшенными роскошной резьбой. Мгновение поколебавшись, Розильда вставила ключ в замочную скважину. Она медленно повернула его, но тут же отпрянула, словно ключ был раскаленный; она взглянула на меня. Я решила, что в конце концов она решила отказаться от своей затеи.

– Если не хочешь, давай не пойдем. Возьмем ключ и вернем на место. Что в этом такого?

Розильда как будто не слышала моих слов, она кивнула на зеркала в красивых рамах, висевшие на дверях. Ее темные глаза заблестели.

Она снова посмотрела на ключ.

Я протянула руку, чтобы вытащить его из замка.

– Да ладно тебе, Розильда. В другой раз придем…

И тогда она обеими руками вцепилась в мою и повернула ключ. Раздался скрип, дверь отворилась.

Розильда быстро взяла меня за руку, и мы проскользнули в проем. Я чувствовала, как она дрожит, сердце у меня колотилось. Розильда потянула меня вовнутрь.

Все окна были зашторены, кругом стояла темнота, мы продвигались на ощупь, но постепенно глаза привыкали, и во мраке стали проступать очертания мебели и убранства.

У меня было такое ощущение, будто мы находимся в склепе.

Повсюду зияли какие-то черные провалы. Немного успокоившись, я поняла, что это камины.

На стенах мерцали зеркала, в которых что-то двигалось, но взглянуть туда я не решалась.

Часть мебели была покрыта чехлами. Посреди гостиной стояли какие-то предметы, так странно выглядевшие в белых покрывалах, что становилось жутко. Рядом был большой камин, над которым висело зеркало.

Я вздрогнула. Ей-богу, кто-то промелькнул у нас перед глазами и скрылся в зеркале! Но тут я увидела скульптуру, стоявшую на камине, – это была женская фигурка из алебастра, видимо, это она отразилась в зеркале.

Если не считать того, что мебель была в чехлах, казалось, что все предметы остались такими же, как много лет назад. Такое впечатление, будто все было на своих местах. Часы стояли там, где им положено, хотя стрелки неподвижно застыли на месте. Лампы, наверно, тоже не трогали. В них до сих пор был керосин. Может быть, в те времена их наполняла служанка, у которой была одна-единственная обязанность – следить за дворцовыми свечами и лампами, протирать стеклянные колпаки, наполнять лампы керосином, начищать подсвечники и содержать их в чистоте и порядке.

Мы пошли дальше, ступая как можно тише, чтобы не испугаться эха собственных шагов. Рука у Розильды была ледяная, сама она тяжело дышала. Мы вошли в комнату, которая принадлежала им с Арильдом, когда они были маленькими. Она делилась на два небольших помещения. В каждой стояло по детской кроватке с покрывалом. На постели Арильда лежал игрушечный медвежонок, а в комнатке Розильды на комоде – стопка книг, которые мне захотелось рассмотреть поближе.

Я спросила у Розильды, нельзя ли чуть-чуть приоткрыть портьеры или зажечь свечу, но она, казалось, не слышала. Она ходила по комнатам будто во сне, мысленно пребывая в каком-то другом мире.

Мы вошли в спальню, в спальню ее матери.

В замке говорили, что после ее смерти там все осталось так, как было. Амалия решила, что никто не должен прикасаться к вещам Лидии. Я невольно содрогнулась. С новой силой ко мне вернулось ощущение, что мы находимся в склепе.

У задней стены в темноте проступали очертания большой кровати под балдахином, с которого свисала портьера, окаймленная золотой бахромой.

Мы остановились в дверях. Розильда заколебалась. Она напряженно застыла. Может быть, она думала, что картины хранятся здесь? До сих пор мы не встретили ни одной из них. Только я хотела спросить ее об этом, как она отпустила мою руку и, заслонив лицо, отшатнулась прочь. И что ее так испугало?

Я переступила порог. Но мне передался ужас Розильды, я даже глаза поднять не осмелилась. Дышать стало тяжело, воздух был неподвижен, и мне почудилось, что в нем витают последние вздохи умирающей Лидии.

Волосы на голове встали дыбом, когда я увидела, что между раздвинутыми портьерами на кровати небрежно брошено легкое белое платье. Внизу на полу стояли белые шелковые туфли.

Я незаметно отвернулась.

В зеркале у туалетного столика что-то мерцало, я почувствовала, как по всему телу постепенно растекается липкий страх. Кажется, в зеркале кто-то есть. Там кто-то раскачивается из стороны в сторону. Чья-то тень ползет по стене. Медленно, медленно она качается…

И тут мой взгляд упал на вазу с белыми розами, которая отражалась в зеркале напротив меня. Ваза стояла на туалетном столике, я заворожено смотрела на цветы. Как будто их только что срезали. Но ведь этого не может быть, сюда же никто не заходит. А вдруг Амалия?..

Нет, она бы нам сказала. Наверно, розы искусственные. Я не решалась подойти ближе и посмотреть. Мне стало холодно, зубы стучали, я совершенно не представляла, как мы отсюда выберемся. Я едва дышала, не в силах сдвинуться с места.

Мне казалось, что нас окружают призраки. Внезапно в зеркале у туалетного столика что-то зашевелилось, чья-то обнаженная спина и гибкая шея со склоненной головой мелькнули и тут же исчезли.

Собрав последние силы, я повернулась, и мне померещилось, что кто-то резко метнулся и скрылся среди теней у меня за спиной. Внутри все похолодело от ужаса. В то же мгновение кто-то вскрикнул.