— Тогда как мне к вам обращаться? Графиня Поэль?

— О! Ещё хуже!

— Госпожа Фламбар?

— Называйте просто по имени, — предложила Эмер, глядя открыто и прямо. — Именно это хотелось бы слышать из уст людей, которые приятны.

— Я приятен? — спросил он, бросив на Эмер быстрый взгляд.

— Было бы иначе, вы бы сразу почувствовали, — она широко улыбнулась. — Ведь мне кажется, вы очень хорошо разбираетесь в людях.

— Почему же вам так кажется?

— Потому что я и сама неплохо в них разбираюсь.

— Вот так-так! — ответ посмешил королевского брата, и он нарочито недоверчиво потер подбородок. — Вы в этом уверены?

— Как в том, что яркое пламя обжигает.

Эмер нравился их веселый и легкий разговор. Если бы Фламбар поговорил с ней так, чтобы она могла показать, что владеет светской болтовней стольже умело, как сковородкой… Но их препирательства с Годриком носили вовсе не изысканный характер. Что сказал бы он, узнай в жене того самого оборванца, таракана которого он раздавил возле сточных канав Нижнего города? Пришел бы в ужас.

Новобрачная посмотрела на точеный профиль мужа и замечталась. Ей следует приложить все усилия, чтобы поскорее выполнить поручение королевы и убедиться, что племянник не устраивает мятеж против тёти. Едва закончится предсвадебный пост, она получит его. От подобных мыслей Эмер задрожала и спрятала руки под столешницу, чтобы никто не заметил волнения. Она совсем позабыла о брате короля, стоявшем рядом, и почти испуганно повернулась к нему, когда он заговорил.

— Если вы так хорошо разбираетесь в людях, — сказал герцог, — то посмотрите на нашего кузена и скажите, каков он?

— Аллемада?

— Да, его зовут Освальд. Мне хотелось бы узнать ваше мнение.

— Что ж, извольте, — такая игра пришлась Эмер по душе, и она несколько минут пристально разглядывала кузена короля. — Он не особенно горяч, ведь у него светлые волосы, а это говорит о примеси северной крови, которая всегда более холодна, чем южная. Он мечтателен и любит все изящное и прекрасное. Он настоящий рыцарь — верный, благовоспитанный, набожный. Любит изящные искусства. Возможно, играет сам. Скорее всего, на арфе, потому что у него слишком нежные и изящные пальцы для лютни. Готова поклясться, даже мозолей нет. Пожалуй, всё.

— Так, а что вы скажете о своей младшей сестре — Бранвен?

Эмер резко обернулась:

— Значит, это правда?

— Вы ловите на лету, — ответил с полупоклоном герцог. — Кузену понравилась ваша сестра.

— Он же ее еще ни разу не видел.

— Зато много слышал.

— Может, ещё и умышленно расспрашивал?

— Не без этого. Так что скажете о леди Бранвен? Подойдет ли кузен для нее?

— Несомненно, — ответила Эмер, помедлив. — Не подумайте только, что я набиваюсь вам в родственники…

— Ни в коем случае, — заверил ее лорд Бритмар, — обстоятельства вашего замужества с племянником королевы мне отлично известны.

Эмер не сдержалась и фыркнула.

— Так вот, — она воскресила в памяти образ Бранвен — девицы нежной и милой, похожей больше на мать, чем на отца, светловолосой и сероглазой, и с нравом спокойным, как лесное озеро. — Они подойдут друг другу, словно две руки. Бранвен тоже спокойная и мечтательная. Играет на арфе, благовоспитанная и нежная — идеальная жена для идеального рыцаря. Если Их Величества разрешат брак, то они будут самой счастливой и подходящей парой. Ну как вам мое умение читать чужие души?

— Умение ваше — сродни умению ребенка пяти лет в верховой езде, — сказал лорд Бритмар.

— Я не угадала?

— Не угадали.

— Про милорда Освальда?

— И про леди Бранвен.

— Ну, тут вы преувеличиваете! Я знаю Бранвен, как яйцо, очищенное от скорлупы!

— Но облупив яйцо, вы не заметили в нем цыпленка.

— Вы хотите сказать…

— Одно время я был увлечен чтением трудов философа Хорсофота. Он написал много интересных трудов, в том числе и по медицине. Одной из его работ было учение о четырех стихиях и четырех человеческих сущностях.

— Четырех стихиях? Никогда не слышала ни о чём подобном, — Эмер сделала знак Сесилии, чтобы поскорее вступила в разговор и избавила её от бесед в стиле лорда Ранулфа, но подруга стояла отрешенно, вроде бы и слушая песню, а вроде бы и думая о своём. Пришлось разбираться с братом короля самой.

— Речь о том, что каждый человек натурой соответствует одной из стихий, которая определяет его нрав, мысли и поведение. Например, вы описали моего кузена и свою сестру, как людей воздуха — нежных, милых и томных.

— И разве не угадала?

— Нисколько. Освальд — он земля. Тверд, упрям, привязан к родным местам и ничуть не мечтателен. Он крепко стоит на ногах, чтит традиции, но разрази меня небесный огонь, если ходит в церковь чаще, чем раз в год. Он настойчив и упорен, как бык. И если чего-то захочет, то непременно получит. Если он захотел вашу сестру, будьте уверены — и года не пройдет, как он женится. А намерения его, насколько я могу судить, весьма серьезные. В своем доме он станет верховодить, и жена обязана будет во всем подчиняться. Но насчет арфы вы поняли правильно.

— О! Хоть что-то мне удалось. Вы как будто говорили совсем о другом человеке, — изумилась Эмер, которую, неожиданно, заинтересовал философ, которых делил людей по стихиям. — Но дело в том, что вы знаете своего кузена больше, чем я. А я знаю Бранвен больше, чем вы. Сомневаюсь, что преуспеете в отношении моей сестры. Да видели ли вы её когда-нибудь?

— Видел. На последнем турнире.

— Один раз?

— Этого более чем достаточно.

— Что ж, послушаем, — рассмеялась Эмер, подпирая подбородок ладонью.

Но обсуждение натуры Бранвен пришлось отложить, потому что песня закончилась, и леди Дерборгиль, заметив, кто стоит подле ее дочери, пошла от волнения красными пятнами. Волнение, впрочем, ничуть не умалило её страсти к светской беседе, и четверть часа брат короля вынужден был отвечать на вопросы о здоровье Их Величеств, торжествах, ожидающихся в честь малолетнего принца и прочая, и прочая. Когда вдовствующая графиня Роренброк соизволила отбыть к королеве, которая призвала её, Эмер еле сдерживала смех.

— Моя матушка заболтает кого угодно, — доверительно сообщила она лорду Бритмару. — Сесилия тоже, но сегодня у нее день молчания.

Сесилия насупилась и села в кресло, уставившись на блюдо с жаренными во фритюре пирожками, стоявшее напротив, и показывая, что ей нет никакого дела до беседы герцога и графини Поэль.

— Итак, Бранвен — не воздух, — направила разговор в прежнее русло Эмер. — Она?..

— Вода. Ваша сестра — вода. На первый взгляд мягкая, не способная идти своим путем и льющаяся по склону. Но на самом деле, в ней скрыта тайная сила, которая может сокрушить всё на своем пути…

— Бранвен совсем не такая!

— …и самое страшное, когда вода встречается с землей. Земля не желает уступать, вода не желает подчиняться. Вечное противостояние, вот что ждет их в семейной жизни. И вы неправы в отношении своей сестры. Я увидел в её глазах свет. Фанатичный свет праведности. Праведники — они самые опасные люди на земле. Потому что убеждены в своей правоте. А когда человек убежден и верит, что поступает правильно, то и горы подвинутся, давая ему путь. Вы еще увидите, как ваша сестра подвинет горы. Только будет ли это хорошо для неё самой?..

— Наш разговор начался, как шутка, а теперь вы посеяли в моей душе тревогу и сомнения, — сказала Эмер. — Какая же я, по-вашему, если в моей нежной сестре вы разглядели силу, готовую подвинуть горы?

— О! Вы — это особый случай.

— Я — земля или вода?

— Вы огонь.

— Огонь? Мне нравится. Это потому что я рыжая?

— Внешность всегда отражение души. И ваши волосы — знак, указывающий на ваш характер. Видите, они вьются буйно, и завитки крутые, непослушные. Такова и ваша натура — непокорная, дикая. Огонь, спрятанный под чашу. Но однажды он найдет в себе силы вырваться наружу, восстать против условностей и потрясти мир.