Каролина подтолкнула меня:

– Пора. Теперь нам надо только…

Но тут Густав тоже побежал. Следом за теми двумя. В рощицу. Он бежал что было сил. Скоро он обогнал Флору. Увидев его, она растерянно остановилась, пошатываясь и ничего не понимая.

Каролина схватила меня за рукав.

– Пошли! Скорее!

Мы бросились к избушке. Дверь была приоткрыта. Мы вбежали в дом и оказались в кромешной темноте. Повсюду прыгали и путались под ногами кошки. Мы ощупью пробирались вперед.

Каролина нашла дверь в каморку, где в углу на полу лежали дети. Эдвин не спал, он кашлял. Каролина чиркнула спичкой и залегла фитиль лампы, которую держала в руках. Она подняла лампу над головой, чтобы Эдвин разглядел наши лица и не испугался. Свет ослепил его. Он даже не удивился, он был слишком слаб, чтобы как-то реагировать, и не понимал, что происходит, а Каролина прошептала:

– Эдвин, сейчас, малыш, ты поедешь с нами к Свее. Мы сделаем так, что ты поправишься. И тогда вернешься к маме.

Она протянула мне фонарь. Одеяло было одно, и оно осталось другим двум ребятишкам. Одежду Эдвина мы не могли найти, да и времени на одевание не было. Каролина сняла с себя широкий плащ-накидку, быстро закутала в него Эдвина, осторожно поправила одеяло спящим малышам, затем взяла Эдвина на руки и шепнула:

– Посвети нам!

Я шла впереди и освещала дорогу. Когда мы вышли на пригорок, я погасила фонарь, и мы обошли дом с другой стороны, вдоль берега речки. Там нам не грозила опасность встретить Флору. Впрочем, было так темно, что она вряд ли могла нас увидеть. Вдруг я остановилась:

– Письмо!

Каролина порылась в кармане и нашла его.

– Вот оно! Беги назад и положи его на стол. Я пойду к повозке.

Я взяла письмо и поспешила назад. В тот самый момент, когда я огибала дом, из-за угла навстречу мне появилась Флора. Прятаться было поздно. Мы столкнулись у двери, и я протянула ей письмо. Но она только таращила на меня глаза. Она не понимала, что происходит, и еще не знала, что Эдвин пропал. Мне пришлось сунуть письмо ей в руку, чтобы она взяла его.

– Вот, Флора! Это от Каролины! Важное письмо. – И я бросилась назад. Но обернулась и на бегу прокричала: – Жди от нас вестей! Скоро!

Каролина не успела уйти далеко. Когда я догнала ее, она стояла, держа на руках Эдвина и вглядываясь в рощицу.

– Похоже, там драка.

Я обеспокоено прислушалась. До нас доносились звуки ударов, падающих тел и глухие восклицания.

– Кажется, Густав дерется с Вернером.

Ждать мы не могли. Чтобы Эдвин не замерз, надо было поскорее ехать домой, в тепло. Я взяла Эдвина, а Каролина побежала вперед посмотреть, в чем дело.

Малыш Эдвин совсем затерялся в большом плаще Каролины. Наружу торчал лишь его маленький бледный носик, который то и дело вздрагивал от приступов кашля. Я торопилась, как могла. Нужно поскорее положить его в постель и дать горячего питья. В первую ночь он останется наверху, в комнате Каролины. Потом мы обо всем расскажем Свее, и она будет ухаживать за Эдвином до его выздоровления.

Около рощицы меня встретила Каролина с зажженной лампой. Драка все еще продолжалась. Я увидела две темные тени, которые молча мутузили друг друга среди деревьев. Я решила, что нам лучше не вмешиваться.

– Нет, их надо разнять! Хватит уже! Пора домой!

Громко топая, Каролина большими шагами направилась вперед, подняла фонарь и оглушительно рявкнула:

– Давай, Густав! Иду на помощь! Не подкачай!

Результат не заставил себя ждать. Вернер остановился и оглянулся, Густав ударил еще раз, видимо, промахнулся, но тут вперед с криком бросилась Каролина. Видя в темноте лишь свет фонаря, ошалев от страха, Вернер побежал и тут же скрылся из глаз. Каролина проводила его зловещим победным смехом. Было в этом смехе что-то нечеловеческое. И даже лошадь, услышав его, заржала и забила копытами, так что Густаву пришлось успокаивать ее.

Густав рассказал нам, как, увидев, что Вернер бежит к роще, он сразу понял, чем это нам грозит. Он понял, что Вернер заметил у дома неизвестных. И так как совесть его была нечиста, испугался, что ищут его, и сбежал.

Густав представил, что будет, когда в роще Вернер увидит повозку, стоящую, как по заказу, наготове. Вот шанс ускользнуть от преследователей! И он удерет в нашем экипаже, а мы останемся ни с чем! Потому-то Густав бросился за ним. Ведь он отвечал за повозку. Если ее украдут, им с Каролиной несдобровать.

Он едва успел. Вернер уже уселся на козлы. И все же Густаву удалось помешать ему: подпрыгнув, он повис на ноге Вернера и ухватился за вожжи. Лошадь чуть было не понесла. Он сам уже не помнит, как все было. Каким-то чудом он успокоил лошадь и привязал ее, одновременно отбиваясь от Вернера.

Но потом началась драка! Вернер был крупным и сильным, вдобавок он совсем ошалел от страха. Густаву пришлось нелегко. Его спасли только быстрота и ловкость. Он измотал Вернера, который к тому же был пьян и нетвердо держался на ногах. Будь он трезвым, еще неизвестно, чем бы дело кончилось. Но теперь опасность миновала. Густав получил пару шишек, из носа текла кровь, но он гордился собой.

Каролина повесила фонарь на повозку, Густав занял место кучера. Теперь он будет править. Мы с Каролиной забрались внутрь, а Эдвина положили между нами. Мы постарались устроить его поудобнее, а Густав ехал осторожно, объезжая ухабы.

Голова Эдвина лежала у меня на руке. И вдруг я почувствовала, что, хотя Густав едет очень аккуратно, наш маленький кулек вздрагивает. Слышались глухие, слабые всхлипывания, и когда я приблизила лицо к Эдвину, то увидела, что он плачет, рыдания сотрясали все его маленькое тельце. Лицо его было мокро от слез. Я сказала об этом Каролине, и она повернула его к себе:

– Эдвин, малыш, в чем дело?

Он пытался что-то выговорить, но губы не слушались его. Мы разобрали только сдавленное «мамка». Каролина крепко обняла Эдвина. Глаза ее наполнились слезами.

– Ох, милый ты мой, Эдвин, что же мы натворили? Прости меня! Теперь-то я понимаю… Как жестоко мы с тобой поступили. Мы сейчас же вернемся. Прости, я не хотела тебя огорчить.

Она постучала и сделала Густаву знак остановиться. Но, услышав, что мы хотим повернуть назад, он запротестовал: мол, мы сами не знаем, чего хотим. Неужели все зря? Разве Эдвину вдруг стало лучше?

Нет, Эдвину не лучше. И мы знали, чего хотели. Но мы не можем увезти Эдвина против его воли. Сердце разрывалось от его плача – ведь он тоже знал, чего хочет. А об этом-то мы и не подумали. Какой бы ни была его мама, он хочет к ней.

Значит, кое-что мы все-таки не учли. Мы не подумали о самом главном – о праве Эдвина решать, чего хочет он. А ведь Каролина всегда уважала желания других. Она очень раскаивалась.

Но Густав не сдавался. Он не хотел поворачивать назад. Тогда Каролина предложила ему подойти и взглянуть на Эдвина.

– А потом ты сам решишь, как нам поступить.

Густав спрыгнул с козел и взобрался в повозку. Мы подняли мальчика так, чтобы Густав мог видеть его лицо, а Каролина спросила:

– Эдвин, ты точно не хочешь ехать с нами к Свее?

Эдвин замотал головой, а из глаз его хлынули слезы.

– А к маме, домой, хочешь?

Да, ошибки быть не могло – бедняжка кивнул. И Густаву пришлось сдаться.

– Что он от нее хорошего видел, ума не приложу. – Он сказал это удивленно и грустно, и тут же повернул лошадь назад.

Итак, мы возвращаемся. Эдвин больше не дрожит, он успокоился, но все же время от времени из маленького свертка до нас доносятся протяжные всхлипывания. Каролина ласково поглядывает на него: «Как многого мы не понимаем…»

Когда мы приехали, в окне избушки горел свет. Вынув Эдвина из повозки, мы постучали. Флора тут же открыла. Она не проронила ни звука, пока мы передавали ей Эдвина.

Каролина осторожно раскутала мальчика. Едва лишь высвободив руки, он сразу протянул их к Флоре и, когда она взяла его, с глубоким вздохом положил голову ей на грудь.

Каролина попыталась все объяснить, и особенно подчеркнула, что мы действовали без ведома Свеи и собирались вернуть Эдвина, как только ему станет лучше. Поняв, что ошибались, мы раскаялись. Мы не учли, что мальчик очень привязан к матери. Нам не оставалось ничего другого, как вернуться. Мы не могли его успокоить. И когда в конце концов ему предложили выбрать, он выбрал мать.