ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ

ПОД ЗНАКОМ СОВЕСТИ [*] 1

ПОЭТ и МОНАХ

То не сыра земля горит,

Не гул расходится залесьем, —

Поэт с монахом говорит.

А враг качает поднебесьем.

Монах недавно опочил.

Но сумрак, смешанный со светом,

Его в дороге облачил,

И он возник перед поэтом.

Его приветствовал поэт:

— Как свят, монах? Как живы черти?

М о н а х

Не очень свят. А живы нет.

Вся жива — сон. Готовься к смерти.

П о э т

Искал я святости в душе

И думал о тебе порою.

И вот на смертном рубеже

МОЗАИКА ВОЙНЫ

К 60-летию окончательной ликвидации

блокады Ленинграда

“И встретились они на Чудском озере — многое множество... крепкие и сильные... мужи Александровы преисполнились духа ратного: сердца их были как сердца львов, и сказали они: “О княже наш славный, дорогой, время настало нам головы свои сложить за тебя”... Была тогда суббота. Когда взошло солнце, полки сошлись. И затрещали копья, и звон мечей раздался, и была сеча столь злая, что лед на озере задвигался: льда было не видать, весь покрылся он кровью.

И это слышал я от очевидца: “Видели мы на небе полк Божий, пришедший на помощь князю Александру”. И победил Александр врагов помощью Божьей, и обратились они в бегство. Так гнали и рубили врагов полки Александровы, словно неслись они по воздуху: и некуда было тем бежать…

И возвратился князь Александр после победы со славою великою. Многое множество пленных было с ним; подле коней вели тех, кого называют они “рыцарями”. Когда подошел князь Александр к Пскову, встретили его у города игумены со крестами в ризах, многие жители городские, хваля Бога и славя господина великого князя Александра...

И прославлено было имя Александра во всех странах — до моря Понтийского и до гор Араратских, по обе стороны моря Варяжского и до Рима...”.

“Житие Александра Невского”

“Нетленные мощи его, открытые в 1380 году, были торжественно перенесены в Петербург (1724 г.) по воле императора Петра и покоятся в Александро-Невской лавре...”

“Полный православный богословский

энциклопедический словарь”

Минуло семь столетий после Ледового побоища, и вновь на этих исконно русских землях “скрестили мечи” завоеватели и освободители —потомки немецких рыцарей-крестоносцев и советская “дружина”!

“Уважаемый Кирилл Афанасьевич! Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобож­дение Ленинграда, сами понимаете, — великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волхов­ского фронта не разменивалось на мелкие стычки , а вылилось бы в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха.

И. Сталин. 29 декабря 1941 года”.

Мы справедливо говорим о переломном годе или этапе Великой Отечест­венной войны, — пишет в своей книге “В огне четырех войн”, посвященной Маршалу Советского Союза Кириллу Афанасьевичу Мерецкову (“Политиздат”, М., 1972), журналист, корреспондент “Красной звезды” в годы Великой Отечественной войны Михаил Цунц. — Но была у каждого крупного полководца и своя переломная операция, когда он ощутил на собственном опыте: мы диктуем врагу нашу волю, мы обладаем превосход­ством в технических средствах, мы наносим противнику один за другим сокруши­тельные удары.

Первой из целой серии стратегических наступательных операций, осу­ществ­ленных советскими Вооруженными Силами в 1944 году, была операция под Ленинградом и Новгородом.

Ставка Верховного главнокомандования утвердила план наступления силами трех фронтов — Ленинградского, Волховского, 2-го Прибалтийского при поддержке Краснознаменного Балтийского флота, авиации дальнего действия и партизанских частей.

Волховскому фронту предстояло взломать глубоко эшелонированную оборону противника, которую он совершенствовал более двух лет, освободить Новгород и, развивая наступление в направлении Луги, вместе с войсками Ленинградского фронта уничтожить главные силы группы армий “Север”, открыть путь нашим войскам в Прибалтику.

Новгородско-Лужская операция и явилась для генерала армии Мерецкова переломной…

Успех Волховского фронта был бы немыслим без овладения уже на первом этапе операции Новгородом. Наши позиции подходили к нему так близко, что с переднего края можно было отчетливо видеть дома, церкви. Гитлеровцы хвалились, что они превратили город в крепость. “Тысячелетний Новгород в наших руках,— писал один из фашистских авторов.— На улицах расположены позиции, в полуразрушенных башнях гнездятся огневые точки, наблюдательные пункты немецкой артиллерии, а под сводами разместилась пехота. Воины северной крови стойко обороняют новгородскую твердыню”.

Как же взять город? На этот вопрос должен был ответить генерал Мерецков. Только пройдя через лабиринт всевозможных исканий и вариантов, он пришел к решению этого нелегкого вопроса.

Мерецков учел, что противник делает ставку не только на свои укрепле­ния, но и на особенности новгородских позиций, прикрываемых с фронта широкой рекой Волхов, не замерзающей в устье даже зимой, а также озером Ильмень, представляющим собой сложную естественную преграду. Следовательно, в лоб брать Новгород нельзя, так как в этом случае штурм потребует больших жертв, приведет к затяжным уличным боям, к разрушению уцелевших древних архитектурных памятников. Надо идти в обход.

Мерецков досконально изучает оборонительные системы, созданные неприятелем на Новгородском направлении. Глубина обороны здесь достигает 40 — 60 километров. Последние донесения разведки свидетельствуют, что немцы не прекращают фортификационные работы. Нет сомнения, что противостоящая Волховскому фронту 18-я немецкая армия будет держать жесточайшую оборону. Это подтверждает приказ командующего этой армией генерала Линдемана: “Высший долг каждого солдата — не отходить ни на шаг”.

Итак, рассуждает Мерецков, надо ждать упорнейшего сопротивления врага. Внезапность удара, которая всегда помогает достижению цели, в данном случае особенно необходима. Где же прорывать немецкую оборону?

В поисках выгодного для наступления рубежа Мерецков приехал в соединение генерала Ивана Терентьевича Коровникова.

— Поедем на передовую,— сказал ему Кирилл Афанасьевич.

Коровников знал, что место там открытое, и предложил дождаться темноты.

— Что же я увижу ночью? — возразил Мерецков.

Коровников понял, что командующий хочет посмотреть район возможного наступления.

Отправились. Добрались. До немецких позиций рукой подать. Прихо­дилось пригибаться, а кое-где ползти, чтобы остаться незамеченными. Немцы открыли огонь: неужто увидели? Вокруг рвутся мины. Мерецков с Коровни­ковым делают перебежки. Огонь усиливается, приближается... И тут Коровников заметил спасительный окоп. Недолго думая, забыв о вежливости и субординации, он толкнул туда Кирилла Афанасьевича и прикрыл его своим телом. Совсем рядом разрыв, другой... Потом тишина. И вдруг Коровников услышал снизу спокойный голос: “Что же ты на командующем сидишь?” Ползком добрались до общей траншеи. Но все, что нужно было Meрецкову, на переднем крае он увидел…