Словом, дело кончилось тем, что Гопочкин, приминая опорками свеже­выпавший снег, двинулся в сопровождении новоиспеченных партизан к сараю, открыв ящик верстака, сунул в руки Кости завернутый в тряпицу писто­лет, сказал, глядя на него угрюмо: “ Эт-та... Не знал я, соседушка, что ты таким варнаком окажешься...”

“Патроны! — коротко бросил Костя. — Выкладывай все, что есть. — И, получив дополнительно от Антона обернутый в такую же тряпицу небольшой сверток, добавил примирительно: — Не варнаки мы, Антон, и не грабители. Нам твой пистолет не для разбоя нужен — к партизанам мы уходим, воевать с фашистами будем”.

Добывание винтовки у хозяина Федора — так звали третьего “заговор­щика” — проходило примерно таким же образом. В итоге у них в руках на троих оказались пистолет и винтовка с патронами. Это было уже что-то! Окрыленные первым успехом, беглецы углубились в молчаливый заснеженный лес, пробираясь след в след по сугробам, держали путь в ту сторону, где, по слухам, была вроде бы замечена группа советских бойцов — партизан. На третьи сутки скитания вышли на проселочную, наезженную санями дорогу. Вдали, на небольшой возвышенности, виднелась деревня. Над некоторыми крышами хат поднимались ввысь сизые дымки. Доносился едва различимый собачий лай.

Внезапно послышался скрип полозьев. На спуске с горушки показалась санная подвода. Спрятавшись за придорожными кустами, беглецы наблюдали за ее приближением. Правил лошадью квадратный красноносый немец с обмотанной поверх шапки пестрым шарфом головой.

— Сборщик дани, — тихо поделился своей догадкой Андрей, — побывал уже с утра в деревне... Наверное, их часть где-то неподалеку, поэтому едет один, без сопровождающего... Ну что, ребята, грабанем грабителя? Может быть, оружием разживемся.

При свирепом окрике “Хенде хох!” немец испуганно свалился в снег, поднял руки. Забрав с саней автомат, беглецы разворошили поклажу. Догадка Андрея подтвердилась. Под слоем соломы оказались бидон с маслом, две заполненные яйцами корзины, несколько мешков с картошкой и овощами. Ребята торопливо распрягли лошадь, перекинув через ее холку скрепленные вожжами бидон и корзины, двинулись обратно в лес. Особенно радовались они своей главной добыче — автомату с почти полной обоймой. Пристрелить немца ни у кого из них не поднялась рука. Да уж больно хлипким, каким-то ненастоящим фрицем он выглядел: все это время продолжал униженно ползать в снегу, бормотал, как заклинание: “Их бин нихт фашист” и “Гитлер капут”. Федор просто пнул его ногой в зад, сказал беззлобно: “Если ты, сукин сын, не фашист — то и ползи на свой хауз, в Германию, и никогда больше не суйся в Россию. Просто жаль на тебя, суку, патроны тратить...”.

И все-таки зря пощадили они красноносого. Углубившись в лес, только успели развести костер, чтобы хорошенько подкрепиться запеченными в золе яйцами, как позади раздались немецкие крики, автоматные очереди. Видимо, оставшийся в живых фриц встретил на дороге кого-то из своих, и те, узнав, что “партизанов” было всего трое, решили вернуть награбленное добро, бросились за ними вслед. Беглецы, быстро побросав все снова на лошадь, прогнали ее в глубину леса, а сами, перебегая от дерева к дереву, принялись отстреливаться. От погони им удалось уйти, однако лошадь с поклажей, как они ни искали ее, — исчезла. Шли, громко переговариваясь, возбужденные недавним боем, как вдруг услышали: “Стой! Бросай оружие! Руки вверх!”

Кто это? Свои? А вдруг — полицаи? Нет, наверное, все-таки свои... Рискнуть?

— Товарищи, не стреляйте! Мы свои — советские... Сбежали из плена... Уже несколько дней вас ищем...

— Свои? Вот сейчас мы проверим, какие вы, полицейские морды, своими будете! Переметнулись к фашистам, шкуры продажные, маслом да яйцами их подкармливаете. А ну, марш вперед! Рук не опускать!

Разоруженных беглецов окружили явно враждебно настроенные люди, подталкивая их в спины прикладами, погнали по притоптанному снегу. Вскоре показалась поляна, окруженная могучими соснами, с черными по периметру холмиками — землянками, над которыми курились кое-где белесые дымки. Возле ближайшей землянки стояла, как неопровержимая улика их “полицайства”, та самая, отбитая ими на дороге лошадь. Чуть поодаль валялись лоснящиеся желтоватой яичной слизью корзины. Бидона с маслом рядом не было, — видно, его успели куда-то занести.

Да, плохо пришлось бы беглецам, вряд ли бы кто их словам поверил, если бы не неожиданный удивленный возглас одного из только что подошедших к группе возбужденных людей партизан:

— Константин! Это ты? Здорово! А я вспоминал тебя, думал, что ты давно уже за линией фронта... Командир, — обратился он к невысокому, сухощавому блондину, — это действительно наши люди. Одного из них, — он указал на Костю, — я знаю, встречался с ним еще по осени. Он тогда не захотел остаться со мной на хуторе, сказал, что будет пробираться к своим. Тогда и я, по его примеру, вскоре ушел... Ручаюсь, командир, это свои ребята.

— Миша... Репин! — пробормотал растроганно Костя, отвечая на крепкое рукопожатие своего давнего кратковременного знакомого. — Спасибо, друг, что вспомнил. Как видишь, я так и не сумел догнать своих. После нашей с тобой встречи много чего произошло, в конце концов, тоже пришлось батрачить. Познакомился вот с этими ребятами. Они тоже из военнопленных, прослышали, что в лесах действуют партизаны, решили податься к ним. И вот — встретились... Спасибо еще раз, друг, за выручку.

После обстоятельных объяснений каждого обо всем, что с ним произошло со дня побега из плена, и ответов на многочисленные вопросы все трое были зачислены в партизанский отряд, носящий имя его командира — Кузьмина. Константин был приставлен вторым пулеметчиком к Михаилу Репину. Цель партизан была одна — достичь линии фронта, пробиться к своим. Вооружение отряда оставляло желать лучшего, поэтому старались избегать больших боев с немцами, продвигались в основном ночами. Через некоторое время отряд Кузьмина встретился с другим, действовавшим также на территории Минской области соединением имени Никитина, и в октябре 1942 года объединенный партизанский отряд после изнурительного боя с фашистами вышел наконец-то в расположение наших войск.

После соответствующей проверки Косте и еще нескольким “никитинцам” было предложено вернуться обратно, за линию фронта. Считалось, что опыт партизанских действий у них уже имеется, теперь надо было довести это дело до совершенства. Одной из поставленных перед ними задач была — поднимать население оккупированных территорий на непримиримую борьбу с врагами, чтобы немецко-фашистские захватчики ни днем, ни ночью не знали покоя, чтобы, как говорится, земля у них горела под ногами. В течение двух месяцев партизан-новобранцев обучали искусству минирования, картографии и топографии, диверсионно-подрывным действиям — словом, всему тому, что должен знать разведчик, и в начале января 43-го года обеспеченная всем необходимым снаряжением группа партизан-профессио­налов была направлена во вражеский тыл.

Первая попытка перехода через линию фронта не удалась — немцы обнаружили отряд, начали его преследование. Во второй раз решено было воспользоваться воздушным путем. Отряд разместили на трех планерах. Летели в ночь. Вверху бесстрастно мерцали звезды, внизу расстилался без­бреж­ный заснеженный бор. Наконец на одной из лесных прогалин слабо засветились огоньки костров. Благополучно приземлился лишь один планер — как раз тот, в котором находился Константин. Два других потерпели аварию. В результате неудачного падения оказалось много пострадавших. Друг Михаил Репин получил переломы обеих ног. В дальнейшем все раненые были отправлены на “большую землю”, а пока высадившиеся уцелевшие бойцы, не мешкая, заняли круговую оборону, выставив вперед дозорных, без промед­ления направились, выполняя задание Белорусского штаба партизанского движения, на соединение с партизанской бригадой имени Героя Советского Союза Константина Заслонова, что действовала на территории Витебской области. Через занятые врагом населенные пункты пробивались с боями и спустя какое-то время достигли заданной цели.