Он нахмурился и мгновение изучал меня. Словно ничего не понял из того, что я только что сказала.

Дверь открылась позади меня. Я повернулась и увидела Элая.

— Ты в порядке?

Он беспокоится. Мы пробыли здесь дольше, чем я ожидала. Элай, вероятно, расхаживал возле двери, ожидая моего возвращения. Он такой. Он никогда не обращался со мной, словно с больной девочкой. Даже когда у меня не было волос и я проводила дни слишком больная, чтобы поесть и усвоить пищу.

— У нас всё хорошо, — заверила я его.

Он не выглядел убеждённым, но, подождав секунду, неохотно закрыл дверь. Он захочет узнать абсолютно всё об этой встрече, а я буду не в состоянии рассказать ему. Я не смогу рассказать ему, что поцеловала жениха другой женщины. Потому что он будет ждать, что я почувствую угрызения совести. Признаю свою вину. А я не могу. Если бы это был кто-нибудь другой, я бы чувствовала вину, но не с Нейтом. Сначала он был моим, а не Октавии.

— Я знаю, что ты избавилась от рака. Зачем ты сейчас говоришь об этом?

Потому что он сказал, что со мной нелегко. А он хочет лёгкости. Он что не помнит, что сказал?

— Ты сказал, что я пугаю тебя, а ты хочешь лёгкости.

В его глазах появилась печаль, когда до него дошёл смысл моих слов. Затем он сделал шаг ко мне, и на этот раз я не отступила. Я решала, что, возможно, меня не заботит тот факт, что он не свободен. Я бесстыдница. Или, по крайней мере, становлюсь таковой.

— Это не то, что я имел в виду, — ответил он. — Моя жизнь… то, что я чувствую к тебе, это слишком. Это никогда не будет легко.

— Так что ты хочешь чувствовать?

— Свободу. Никаких привязанностей.

Он не хочет ничего чувствовать. Он не хочет рисковать почувствовать боль, чтобы испытать что-то прекрасное. Он трус. Он не любит Октавию. Ему просто нравится, что с ней легко. Её никогда нет рядом, и, кажется, она не особо хочет проводить с ним время. Это не отношения. Это не то, что есть у моих родителей. А я хочу того, что есть между ними. Каждая девушка мечтает о такой преданности.

— Тогда нам не о чем говорить, — ответила я.

Я должна была развернуться и зайти в квартиру. Оставить его одного, не сказав и слова. Устроить грандиозный уход. Но я стояла на месте. Потому что знала, что, как только я уйду, всё закончится. И я, возможно, больше никогда не увижу его, а я пока не могу отпустить его.

— Мне жаль, — всё, что он сказал.

— Мне тоже, Нейт Финли. — Затем я заставила свои ноги шевелиться, своё сердце отпустить его, а свой разум заткнуться. Мне жизненно необходимо вернуться квартиру. Я не доверяю своему рту, он может сказать что-то, о чём я пожалею. Что-нибудь глупое, как например, начать умолять его о том, чтобы он полюбил меня. Просто попробовал. Но это то, что он должен захотеть сам. И я не должна умолять его об этом. Моя мама — центр мира для моего папы. Они любят нас, детей, но мы всегда знали, что друг от друга они без ума. Это оберегало нас и показывало нам, какими на самом деле должны быть настоящие чувства.

Однажды я встречу мужчину, который будет любить меня именно так. Как бы моё сердце ни желало, чтобы это был Нейт Финли, я знала, что этого не случится. И это ещё очень долгое время будет причинять мне боль.

НЕЙТ ФИНЛИ

Я собираюсь напиться вусмерть. Меня найдут мёртвым на обочине дороги. Или, может, откажет моя печень. Чёрт, я в Алабаме. Велик шанс, что я скажу что-нибудь не то какому-нибудь парню, и он выстрелит мне в голову. Будь я проклят, если меня это волнует.

С этими мыслями я сделал ещё один глоток из бутылки Maker’s Mark в моей руке. В данный момент я именно так справляюсь со своей жизнью. Когда я трезв, я думаю о Блисс. Кого я обманываю? Я пьян в стельку и всё равно думаю о Блисс. Просто это ранит чуть меньше из-за отупения, вызванного алкоголем.

Октавия особо ничего не сказала об увольнении Блисс. Её ответом, когда я на следующий день спросил об этом, было: «О, она уволилась. Я достаточно скоро заменю её». Она даже не назвала мне причину. Я, мать вашу, знал причину, но тот факт, что Октавия скрыла её от меня, бесит меня.

Ну, вообще-то сейчас всё, что касалось Октавии, начинало бесить меня. Я постоянно раздражаюсь из-за неё.

Я сделал ещё один глоток. Я припарковался у «Лив Бей». Подумал насчёт того, чтобы войти внутрь, но решил, что в данный момент эта бутылка и мой внедорожник — самое то. Мне не нужна толпа свидетелей того, насколько я опустился.

Когда сегодня Октавия уехала, наняв какую-то тридцатилетнюю мамашу, которая понятия не имеет, что делать, я решил, что могу либо вернуться в Розмари Бич, либо напиться.

Я выбрал второй вариант просто потому, что уехать из Си Бриза, означало уехать от Блисс. И, даже несмотря на то, что я не видел её пять дней, мысль о том, чтобы быть так далеко от неё, вызывала режущую боль в груди. Что тоже стало причиной, чтобы напиться. Так что именно это я и делал.

Откинувшись на спинку сидения, я наблюдал, как люди, смеясь, заходят внутрь, чтобы чертовски хорошо провести время. Они не похожи на меня. Они здесь, потому что здесь весело. Сейчас время грёбаного веселья. Я вытянул свою бутылку и поприветствовал идиотов снаружи. Они не могли меня видеть сквозь тонированное стекло и из-за темноты на улице, но я всё равно сделал это. Это заставляло меня чувствовать себя не таким одиноким.

Почему я помолвлен? Я не хочу жениться. Чёрт, я чертовски молод, чтобы жениться. В чём моя проблема? Неужели я так отчаянно хотел свалить из Розмари, что посчитал брак решением проблемы? Боже, в каком-то смысле я лишился рассудка.

Я хотел лёгкости, а с Октавией было легко? Чёрт, нет! Не существует простых и лёгких отношений. А брак — это самые сложные отношения из всех. Почему, во имя господа, я думал, что это хорошая идея?

Взяв в руки телефон, я отправил ей сообщением: «Почему, чёрт побери, мы помолвлены? Я не хочу жениться. И будь я проклят, если этого хочешь ты. Мы не подходим друг другу».

Я остановился и сделал ещё один глоток прежде, чем отправлю сообщение. Потому что это конец. Я сказал правду, и после неё появятся последствия. Я порвал с Октавией. Отправка сообщения станет концом. Она не драматична и не будет умолять меня остаться. Она примет это за сомнение и уйдёт. Легко. Так чертовски легко.

Я нажал «отправить».

Уставившись на дверь «Лив Бей», я задался вопросом, была ли Блисс там. Была ли она той, из-за которой я только что нажал «отправить»? Изменит ли это моё решение относительно неё? Она не была простой. Это не изменилось. И я не хочу вступать в брак. Вероятно, никогда не захочу. А она захочет.

Мой телефон не завибрировал от ответного сообщения. Не было внезапных аргументов со стороны Октавии. У неё даже не нашлось для меня ответа. Она просто ничего не сказала. Я выпил две трети бутылки прежде, чем наконец-то решил, что, возможно, мне стоит зайти внутрь. Увидеть Блисс. Потому что, в конце концов, она причина, по которой я просиживаю здесь свою задницу.

Мне потребовалось три попытки прежде, чем я смог отыскать дверную ручку. И даже тогда я не смог открыть её. Вздыхая, я закрыл глаза и откинул голову на спинку сидения. К чёрту всё, я не могу вести машину, если не могу даже открыть дверь. Так что мне делать? Всю ночь здесь спать? Дерьмо. Именно это я и хотел, чтобы увидела Блисс, если бы была здесь. Меня, отключившегося в своём внедорожнике.

Стук в дверь испугал меня, и, повернув голову, я увидел грёбаного Элая Харди, стоящего рядом. Он был в своей рубашке-поло, а его волосы были идеально уложены. На его лице был осуждающий, хмурый взгляд, который заставлял вас хотеть сломать ему нос. Или, вероятно, это мне хотелось сломать ему нос. Блисс не хотелось бы, чтобы ему причинили боль, потому что он такой аккуратный и чистенький.

Но, чёрт, это так скучно. Он, вероятно, до смерти достал её. Он раздражал меня, просто смотря в мою сторону. Мне хотелось закрыть глаза и вернуться к моменту отключки. Но он снова постучал, и я знал, что он не оставит меня в покое.