— Блять, — застонал он, закрывая лицо руками и сильно потирая его, словно пытаясь смыть воспоминания о прошлой ночи. Или стучащую головную боль, которая однозначно мучила его. Я никогда не была пьяна, но видела достаточно людей, которые выпивали слишком много, а затем на следующее утро платили за это.

— У меня есть аспирин и вода, когда ты будешь готов принять их. А затем тебе может помочь чашка чёрного кофе, — сказала я ему, и он замер.

Я улыбнулась, скрывая свои губы чашкой. Он забыл, где находится. Это немного забавно. Даже если я больше не увижу его, я счастлива, что сейчас он здесь.

Он медленно повернул голову и посмотрел на меня. Его на половину закрытые глаза были налиты кровью. Он не мог до конца раскрыть их. Я заметила, как он ещё раз вздрогнул, когда луч солнца, пробравшийся сквозь окно, осветил его лицо и шею.

— Это не сон. Дерьмо, — пробормотал он, затем закрыл руками глаза. — Зачем ты привезла меня сюда?

Его голос был хриплым и глубоким. Мне стало интересно, всегда ли по утрам он так звучит. Мне понравилось. Кому бы не понравилось? Это то, что заставляет тебя думать о вещах, о которых думать не следует.

— Ты сказал, что не можешь поехать к Октавии, — сказала я ему. Я должна была что-то сказать. Технически его дед живёт в этом же здании, но я не стала об этом упоминать.

— Ты должна была оставить меня в машине. Я заслужил это.

— Охрана «Лив Бей» вызвала бы полицию, и ты бы провёл ночь за решёткой.

Он убрал руки от лица, чтобы посмотреть на меня.

— И ты привезла меня сюда. К себе домой. Когда мой дед живёт в этом же здании.

Я пожала плечами.

— Я не знаю, в какой квартире, а ты прошлой ночью был не в состоянии говорить или указывать направление.

Из него вырвался стон, и он сел. Одеяло упало с его груди, обнажая её. Когда он снял свою рубашку? Это точно была не я, но я и не жалуюсь. Его грудь — готовая обложка для журнала. Какая бы женщина не захотела увидеть это?

— Скажи мне прямо. Что я наговорил? — Он был обеспокоен, и я решила, что он вспомнил достаточно, чтобы заволноваться. Я пропущу часть, где он сказал, что, если бы женился, то только на мне. Или что он думал обо мне каждую чёртову минуту дня, так много, что эти мысли заполнили его разум. Это была пьяная болтовня, в которую я не верила, и ему хотелось бы быть уверенным, что не поверю. Это будет слишком болезненно. Я всегда буду молчать об этом.

— Ты порвал с Октавией или, по крайней мере, так думал. — Это нуждалось в некотором разъяснении.

— Дерьмо. То есть я рад, но чёрт… Я должен позвонить ей и поговорить об этом. Не помню, что написал ей. Даже боюсь смотреть в сообщения. — Он похлопал по карману. — Где мой телефон?

— Ты выронил его в машине. Я там его и оставила.

Он кивнул, затем грубо потёр своё лицо.

— Где Элай?

Элай, вероятно, в своей комнате слушает нас и по-прежнему злится.

— Спит.

Нейт встал.

— Я должен идти.

Это всё? Он не собирается ничего обсуждать? Ни что из того, что сказал вчера? Совсем? Он больше не помолвлен. Но, кажется, он и во мне не особо заинтересован. Вместо этого он выглядит так, словно хочет сбежать и не может достаточно быстро это сделать.

— Хорошо. Твои ключи на баре, — сказала я ему, не став вставать, чтобы подать их. Я всё ещё переваривала тот факт, что он собирается просто уйти. Мы не собираемся говорить. Совсем.

Как я упустила тот факт, что Нейт Финли стал мудаком?

Он остановился, а я ждала, глотнув кофе и смотря в окно. Я не знала, что сказать или как с этим справиться. Это похоже на тот странный момент после перепихона, но между нами не было секса. Никакой случайной ночи.

— Спасибо, что привезла меня сюда. Что позаботилась о том, чтобы я не спал за решёткой. Мои родители сошли бы с ума, если бы всё кончилось моим пребыванием в тюрьме.

Было ли это эквивалентом: «Было здорово. Спасибо за горячий трах»? Потому что чувствовалось именно так.

— Как я сказала, я не могла оставить тебя там.

Он не шевелился, а я не смотрела на него. Я отказываюсь позволить ему увидеть, что я в действительности чувствую в данный момент. Думаю, он пойдёт и найдёт очередную «лёгкую», чтобы заменить Октавию. Даже несмотря на то, что прошлой ночью он признался мне, что больше не хочет лёгких отношений. Что хочет большего. Это тоже пьяная чушь. И всё же я думала об этом всю ночь.

— Блисс, я сказал что-то, за что этим утром должен нести ответ?

Он ничего не помнит.

— Нет, ничего. Удачи, — ответила я, бросив на него мимолётный взгляд, пока вставала.

Сначала он не шелохнулся, и я подумала, возможно, он будет настаивать на большем. Но прежде чем я задумалась об этом, он прошёл к двери.

Когда она открылась, я позволила себе взглянуть. Чтобы запечатлеть это в своей памяти. Нейта Финли, уходящего от меня. Я должна выбросить его из своей головы и из своего сердца.

Наши взгляды встретились, но ни один из нас не сказал и слова. Мне стало интересно, смог ли он прочесть всё в моих глазах, потому что в его глазах я увидела то, что не может быть правдой. Сожаление, которое я увидела, — всего лишь принятие желаемого за действительное. Он не жалеет об этом. Он уходит с лёгкостью. Никакого беспокойства. Никаких вопросов. Только я была той, которая чувствовала боль. Я всегда была той, кому больно.

— Ещё раз спасибо, — сказал он, и всё, что я смогла сделать, это кивнуть.

Когда за ним закрылась дверь, я выдохнула, и мои плечи поникли. Элай вышел из своей комнаты, и я не смогла посмотреть на него. Он всё слышал. Он знал, что я привела Нейта на что-то надеясь… на что-то, чему даже не могла дать название.

Сильные руки Элая обняли меня, и я прижалась к нему. Но я не плакала. Я не настолько слабая. И больше никогда не буду.

НЕЙТ ФИНЛИ

Я сидел на диване своего деда три часа, уставившись в никуда. Действительно в никуда. Мои мысли были о Блисс и о сегодняшнем утре. А также о моём неожиданном статусе холостяка. Я наконец-то решил разобраться с Октавией, потому что устал, что мои отношения заключались лишь в сексе. В них должно быть что-то большее, чем секс, и я знаю об этом. Того, что было у меня с Октавией, недостаточно.

Одно единственное сообщение, которое я получил от неё, говорило достаточно: «Рада, что ты понял это прежде, чем стало поздно».

Вот и всё. Ничего больше. Никаких телефонных звонков или всплесков драмы. Только одно сообщение. Такая чёртова лёгкость. Или же это чёртова пустота. Возможно, пустота и означает лёгкость.

Я мог бы сидеть здесь и задаваться вопросом, испортил ли я что-то хорошее. Но это лишь потеря времени. Потому что я свободен и всё, о чём я могу думать, это Блисс. Я должен вернуться в её квартиру и сказать ей, что хочу её. Хочу нас. Хочу получить шанс.

Хотя по какой-то причине я не мог заставить себя сделать это. Может, это из-за того, что я с похмелья проснулся в её квартире и не был достаточно уверен в том, что наболтал ей прошлой ночью. О чёрт, я, вероятно, самый тупой ублюдок в мире. Кто бы мог подумать, твою мать. Всё, что я знаю, что всё, что я могу себе позволить, это сидеть здесь.

Прошлой ночью я не хотел ничего больше, кроме как стать свободным и заполучить Блисс. Сегодня я свободен и напуган. Желание позвонить маме было слишком сильным, но я боролся с ним. Я мужчина и не нуждаюсь в совете матери. Кроме того, она была бы настолько счастлива, что я порвал с Октавией, что ей было бы сложно сосредоточиться на проблеме с Блисс.

Сильный стук вырвал меня из внутренней борьбы, и я озадаченно посмотрел на дверь. Кто, чёрт возьми, стал бы стучаться? Дед на работе, и каждый, кто знает его, знает, где можно его найти. Я решил подождать: новый сильный стук захватил всё моё внимание.

Я направился к двери и открыл её, ожидая увидеть кого-то, ищущего моего деда, но вместо этого нашёл Блисс.

— Я должна кое-что сказать, — заявила она и прошла в квартиру мимо меня.