Она не знала, кому доверять, за исключением Гордона, а самое большее, что он мог предложить — это моральная поддержка, так как даже если она и пришла к каким-то выводам или сформировала некие теории с тех пор, как приехала сюда, то с ним ими не поделилась.

Что до другого мужчины, с которым она была интимно близка…

— Райли? Готова заказывать?

Она посмотрела поверх меню на этого светлоглазого незнакомца, с которым, по всей видимости, делила постель, и, проигнорировав холодный узел под ложечкой, спокойно ответила:

— Готова.

Она произнесла это уже второй раз за последние пару часов. Ей лишь оставалось надеяться, что это правда.

Три года назад

— Ты понимаешь, что это будет означать? — спросил Бишоп.

Слегка развеселившись, Райли ответила:

— Ты телепат, тебе известно, что я понимаю, что это будет означать.

— Я серьезно, Райли.

— А ты когда-нибудь бываешь другим? — она уловила внезапный проблеск в волнующих голубых глазах на удивительно красивом лице, в одно мгновение осознав, кто была эта женщина и что она значила для Бишопа, и ее вопрос внезапно уже не казался таким забавным.

— Неважно, — сказал он. — У нас у всех свои призраки. А между телепатом и ясновидящей не так уж много секретов.

— Ты должно быть и в самом деле веришь, что мы можем помочь, — медленно произнесла она. — Чтобы… с готовностью раскрываться всем нам.

Он бесстрастно ответил:

— Я не продумал это до конца.

Райли не удержалась от смеха, но потрясла головой и перевела разговор на прежнюю тему:

— Я действительно понимаю, о чем ты меня просишь. Я знаю, что на это могут уйти месяцы. И, вероятно, уйдут.

— И тебе придется работать в одиночку, судя по всему.

— Ну что же, если ты прав насчет того, как этот убийца выбирает свои жертвы, и прав в том, что первый же признак присутствия опергруппы или внимания полиции заставляет его менять города, тогда единственный способ выследить его — отправиться туда одной и неофициально. Допустим, я могу это сделать.

— Я верю, что сможешь. Я верю, что ты лучше кого бы то ни было в отделе подходишь для того, чтобы выследить убийцу. И убедиться, что он попался. Но, Райли, не подходи слишком близко. Поняла?

— Он убивает только мужчин.

— Пока. Но загнанное в угол животное может убить любого, в ком увидит угрозу. И он умен. Он очень, очень умен.

— Поэтому я сольюсь с окружением. И не буду угрожать ему.

— Вот именно.

— Это получается у меня лучше всего, — заверила его Райли.

Настоящее время

В маленьком уголке ее мозга, не заполоненном напряжением притворства, что все нормально, Райли старалась найти подходящий предлог для того, чтобы по окончании этого свидания оказаться в своем пляжном доме в одиночестве. За исключением выкладывания Эшу всей правды — что она по-прежнему не готова была сделать — казалось, ничто не может сработать, не вызвав у него подозрение или гнев.

Пусть ее чувства и отправились в самоволку, но вспышка воспоминания, произошедшая ранее, и ее женские инстинкты говорили ей, что он имел все основания ожидать провести ночь с ней, и, несмотря на его спокойное и почти бесстрастное поведение во время их свидания, вполне определенно имел желание так и сделать. И все же, вплоть до того момента, как они вошли в дом, и он закрыл за ними дверь, Райли верила, что все еще сможет найти разумный, приемлемый предлог.

Она собиралась предложить кофе или алкоголь, но шанс ей так и не представился.

Эш подхватил ее на руки и понес в спальню.

Абсолютная неожиданность этого поступка, не говоря уже о его деспотизме, должна была вызвать в Райли какую-нибудь негативную реакцию. Она почти не сомневалась, что должна была. Вместо этого, она ощутила ошеломляющее чувство узнавания и первый прилив чувственного жара, захлестнувший ее тело.

Было что-то невероятно соблазнительное в точном осознании, что мужчина не просто хочет тебя, а хочет сию же минуту, смутно поняла Райли, не имея терпения для короткого разговора или прочих светских тонкостей. Его не интересовали кофе или беседа, его интересовала она, и он не оставил ей ни малейшего сомнения в этом факте.

Эш был лишь немного грубоват, более чем немного настойчив, и Райли обнаружила, что такой комбинации невозможно сопротивляться.

Поэтому она и не пыталась.

И она не пыталась притворяться, что отвечает ему, потому что ей не пришлось. Кем бы он ни был или мог быть, Эш Прескотт был искусным любовником, а ее тело помнило его прикосновения, даже если не помнил ее разум.

Она оставила лампу тускло гореть на прикроватной тумбочке, но глаза держала закрытыми, потому что единственные ощущения, которые имели значение, это те, которые вызывал он. Впервые с тех пор, как она проснулась после полудня, не было пелены, не было отдаленности и не было вопросов.

Не об этом.

Их одежда, казалось, просто испарилась. Поставленная на ноги возле кровати, Райли почти тут же ощутила эротическое потрясение от прикосновения плоти к плоти, а затем прохладу простыней под собой. Она понятия не имела, кто из них отбросил покрывало, и ей было на это наплевать.

Его тело было поразительно твердым, с плотными мышцами мужчины, который был весьма спортивным, или генетически одаренным, или и то, и другое вместе. Его кожа под ее пальцами была гладкой и горячей, а густые упругие волоски на его груди дразнили ее груди с тонкой чувственностью, что только усиливало растущий в ней жар.

Его губы, прижавшиеся к ее губам, раздували это пламя, такое же сильное, как и его тело, такое же настойчиво требующее, как и руки, ласкающие ее тело. Эта «губы-к-губам» связь была больше чем поцелуем, скорее похожая на слияние, поглощение. И к ней пришло смутное понимание, что именно поэтому она и упала в постель с относительным незнакомцем.

Потому что он им не был. Они не были.

Их тела прижались друг к другу, чтобы стать ближе, чем были, ближе, чем могли бы быть, и она услышала, как издает иступленный звук, который удивил бы ее, если бы она была в состоянии об этом задуматься. Но времени думать или удивляться чему-нибудь не оставалось, а было только наслаждение, возраставшее до невероятной высоты, и ошеломляющая волна эмоций, которых она не знала прежде, и не смогла бы описать.

Когда все было кончено, Райли почувствовала себя одновременно обессилевшей и необычайно потрясенной. Что сейчас произошло? Это было больше, чем секс или, по крайней мере, то, что она считала сексом. И она совсем не была уверена, что сможет притвориться, что это не так. Но она постаралась изо всех сил.

Когда он приподнялся на локте возле нее, она, наконец, открыла глаза и пробормотала:

— Вау. Хорошо, что я съела тот второй десерт.

Эш рассмеялся:

— Ты никогда не говоришь то, что от тебя ожидают, не так ли?

— Вероятно, нет. Это плохо?

— Нет, что касается меня, — он перегнулся через нее, чтобы натянуть простыню на их остывающие тела, задержавшись, чтобы коротко потереться об изгиб ее шеи.

Райли почувствовала, что начинает закатывать глаза от этой приятной ласки, и поспешно прикрыла их.

— М-м-м-м.

— Если ты заснешь, я тебя просто разбужу, — предупредил он.

Ее смех закончился зевком:

— Тебе некого винить, кроме самого себя.

— Открой глаза и поговори со мной.

— Я думала, что после мужчины всегда хотят поспать, — мягко пожаловалась она, открывая глаза.

Он слабо улыбался:

— Тебе бы уже пора понять, чтобы не стоит валить меня в одну кучу с другими. Ни ты, ни я в стае не бегаем.

«Опа, и какого же черта он хотел этим сказать?»

Конечно, спросить она не могла.

Вместо этого, она сказала:

— Ну а тебе пора бы знать, что я или поспала бы после, или перекусила. Топливо, помнишь? Бак пуст, приятель.

— О’кей. Обещаю тебе полночный омлет. Как насчет этого?

Райли повернула голову, чтобы посмотреть на будильник на прикроватном столике:

— До того момента еще больше часа, — она позволила своему голосу жалостливо ослабеть. — Я могу не дотянуть.