Она подумала, что может, солнце спряталось за тучу, и поэтому ей стало так холодно. Поэтому все сразу же стало темным, и она едва чувствует ладонь Гордона на своей руке. Но она знала, что на небе не было ни облачка и солнце по-прежнему жарко светит — был нормальный летний день.

Нормальный. Конечно же, это была ложь.

«Потому что день не нормальный. Если он вновь вышел на охоту, ничего больше нельзя назвать нормальным. Призрак не может охотиться. А он должен быть призраком. Он мертв.

Я убила его».

2 года назад

Ночью в Новом Орлеане неожиданно похолодало, и это устраивало Райли. Она любила жару, когда была на пляже или в бассейне, но в других случаях жара ей не нравилась. Особенно ночью, и особенно в ночь, когда ей, возможно, придется быстро двигаться.

Ее отвлекал хаос чувств, которые ночью во Французском квартале обрушивались со всех сторон, что и так было достаточно плохо, а если придется справляться еще с мокрой от пота одеждой… Хотя, на ней была надета лишь самая малость.

— Эй, милашка, как насчет свидания?

— Сегодня я не работаю, — ответила она.

Он удивленно посмотрел на нее и нервно коснулся нитки бус, продающихся на Марди Гра [4]; роль бусинок выполняли головы пришельцев. Бусы казались безвкусным пятном на его цветных шортах и разноцветной рубашке.

— Ах, брось, не будь такой, милая. Я могу заплатить за комнату.

— Уверена, так и есть, парень, но мне это не интересно.

Она говорила скучающим тоном, не переставая осматриваться — еще не хватало того, чтобы ее арестовали за приставание к мужчине. И Райли весь вечер следила за копами, которые пешком патрулировали улицу.

Из-за этого ее работа — та, для выполнения которой она сюда приехала, становилась еще сложней. И она уже, по крайней мере, в десятый раз пожалела, что надела столь откровенный наряд, который хоть и позволял ей легко смешаться с праздничной толпой, но в то же время привлекал к ней нежелательное внимание.

«Он никогда не заметит меня, но, черт возьми, каждый встречный парень от пятнадцати до шестидесяти пяти лет обращает на меня внимание. Я могла черт возьми разбогатеть. Возможно, надо было встать поближе к туристам и подальше от уличных проституток».

Хотя нельзя было сказать, что между этими двумя, казалось бы, противоположными, группами была большая разница, учитывая откровенную летнюю модную одежду. Кроме того, она хотела выглядеть скорей как местная, нежели как туристка, и очевидно достигла этой цели.

Понимая, что потенциальный клиент проститутки все еще стоит рядом, Райли добавила резкости в свой голос:

— Послушай сегодня ночью у меня выходной, понятно? Найди другую подружку.

Он помедлил, пристально разглядывая ее с ног до головы с явным разочарованием, а затем вздохнул и отошел.

Райли решила, что она выглядит слишком доступно просто стоя на одном месте, поэтому начала медленно прогуливаться вдоль тротуара, позволяя движущейся толпе подхватить себя.

Это должен быть Новый Орлеан. Она была уверена в этом. Она следовала за убийцей от Мемфиса до Литл-Рока, и была на шаг позади него в течение месяцев. Изучала искромсанные тела, которые он оставлял полиции, стараясь забраться в его разум достаточно глубоко, чтобы сделать больше, чем просто догадываться, где же он нанесет свой следующий удар.

Тогда, в Литл-Роке, смотря на кровавое место его последнего убийства, что-то внутри нее прошептало: «Бирмингем». Она помедлила, спрашивая свои инстинкты, свое ясновидение, то, что старалось ее направлять — чем бы оно ни было.

Но она не ошиблась — его следующая жертва умерла в Бирмингеме. И Райли приехала как раз вовремя, чтобы увидеть еще одно место, где произошла кровавая резня.

Но тогда ее собственный гнев из-за того, что она вновь приехала слишком поздно, чтобы помочь жертве, практически заблокировал ее, но даже сквозь это бешенство она услышала шепот. «Новый Орлеан».

«Я буду в Новом Орлеане, малышка. Встретимся там».

Она не рассказала Бишопу об этом, когда докладывала. Возможно, это всего лишь ее воображение, убеждала она сама себя. Ведь она не была телепатом и, не могла слышать голос убийцы у себя в голове. Поэтому своему боссу она сказала лишь, что уверена — Новый Орлеан будет следующим местом преследования.

И теперь она была здесь. Месяцем позже.

И пока ничего.

В Новом Орлеане было практически невозможно скучать, но Райли чувствовала, как ее терпение висит на волоске. Убийца наносил удар, по меньшей мере, девять раз; Бишоп чувствовал, что возможно были и жертвы ранее, которые не были найдены или их не связали с этим убийцей. А Бишоп обычно не ошибался в таких вещах, и единственная вещь, в которой она после месяцев изнурительных попыток была уверена, — он нацеливается на продавцов или путешествующих торговых представителей какого-либо рода.

— Это имеет смысл, — согласился Бишоп. — Он знает города и городки, которые навещает. Поэтому он знает, где вести охоту. Знает все местные бары. Ему требуется не больше нескольких ночей, чтобы понять, кто же является завсегдатаем этих мест.

— Да, и выбрать себе цель. Но почему семейные люди — парни, которые остановились выпить банку или две пива по дороге с работы домой? Зависть? Потому что у них есть то, чего нет у него?

— Может быть. Зависть. Негодование. Злость. Или просто ярость. Потому что все это так нечестно. Потому что они нормальные, а он — нет.

— Думаешь, он знает это? Знает, что он не нормальный?

— Какая-то часть него знает.

Бишоп помедлил, а затем спокойно добавил:

— Я надеюсь, ты подключилась именно к этой части, Райли. Потому что другая его часть такая же черная, как сам ад, чистое зло и это — не то место, в котором ты бы хотела оказаться.

— Я — не телепат.

— Нет, ты — сверхчувствительный ясновидец и ты помешалась на этом парне. А это значит, ты позволяешь его работе просачиваться в твои мысли, в твои эмоции, в каждую твою пору. Это — опасно. Я предупреждал тебя — не подходи слишком близко.

— И ты знал, что так и будет, — сказала она, и это было совсем не обвинение. — Когда это все началось. Когда ты нанял меня.

— Да. Я знал.

Слыша или чувствуя то, что возможно выражало сожаление внутри него, она сказала:

— Все нормально. Я тоже это знала.

— Хотел бы я, чтобы это помогло, — произнес Бишоп. — Будь осторожна, Райли. Будь очень, очень осторожна.

И сейчас, три недели спустя после того телефонного разговора, Райли была напряжена, раздражена и начала понемногу привыкать к окружению. Ночью на Бурбон-стрит было шумно и красочно, витал запах, которого не было ни в одном другом городе мира.

Люди заполняли улицы, некоторые из них пошатывались и шли нетвердой походкой, их пьяный смех действовал ей на нервы. Пряные запахи каджунской кухни[5] смешивались с затхлостью старых несвежих зданий, с сигаретным дымом и запахом людей. Время от времени направление ветра менялось, и ко всему прочему добавлялся илистый запах реки.

Чуть ниже, примерно посредине улице, было свободное место, очищенное для фокусника, чтобы он мог развлекать толпу. Он говорил громко, весело, очень профессионально. Музыка, которая громко раздавалась из клубов и стрип-баров, на улице смешивалась с печальными завываниями исполнителя в стиле фолк, его открытый футляр из-под гитары для сбора денег лежал перед ним на тротуаре.

Под яркими огнями улицы она видела, что толпа состоит из очень разных людей — начиная от нескольких, одетых в красочные костюмы, которые очевидно остались от карнавала Марди Гра, до женщин и мужчин в деловых костюмах. И где-то в промежутке находились одетые в другую одежду — от джинсов и футболок до коротеньких юбочек или шорт с молодежными топиками, которые завязываются вокруг шеи. И, разумеется, проститутки.

Райли старалась отгородиться от всего этого, пыталась сфокусировать свои мысли только на жертве.