– - Не знаю,-- сказал слепец,-- чем я заслужил вашу благосклонность, но я не посмел пренебречь приглашения дамы и смело пришел к вам, потому что моя милая Фанни сказала мне, что вы ангел доброты…
– - Не могу ли я быть чем полезна вам? Ваша судьба трогает мое сердце. Я сама несчастна, сама перенесла много горя…
– - Благодарю судьбу, что я нашел сердце, которое может понять меня.
– - Отчего лицо ваше так бледно и встревоженно, брови мрачно нахмурены, лоб сморщен прежде времени?
– - Ах, синьора, долго бы было рассказывать мои несчастия, и я не затем пришел, чтоб мучить ими сердце ваше,-- я уверен, что сотая часть их может тронуть его; но если вы так добры, что вызываетесь помочь мне, то окажите услугу страдальцу, от которой, может быть, зависит последняя радость, которую вкусить дозволила ему судьба в этом мире…
– - Что такое? Говорите, я пойму вас, я умею понимать несчастных…
– - Вы бываете в лучшем обществе Рима, участвуете во всех его празднествах и потому имеете много знакомства. В одном с вами кругу, если не ошибаюсь, находятся два человека, которых я ищу и которых найти мне необходимо.
– - Но как узнать их?
– - Вот два портрета, которые вам помогут, благородная синьора. Взгляните, вы, верно, уже знакомы с теми, чьи они?
– - Где вы взяли эти портреты? О, говорите, говорите! -- воскликнула она с изумлением.
– - Они -- моя собственность.
– - Знаете ли вы тех, с кого они списаны?
– - О, как не знать: один из них -- портрет моей жены, другой -- портрет моего прежнего друга.
Ангелика пронзительно вскрикнула и едва не упала. Потом она пристально взглянула на слепца.
– - Говорите громче, синьора: я не слышу.
– - Ступайте, ступайте скорее отсюда! Благодарите судьбу за ваше несчастное состояние, которое обезоруживает меня! Ступайте вон, или я прикажу вас вывести!
– - Что вы говорите? Мне послышалось, что и вы переменили сострадание на гнев к человеку, которого все невинно преследуют…
– - Невинно?
– - Друг предал меня, жена, которую я любил больше жизни моей, отплатила мне изменой за самую постоянную верность.
– - Верность?
– - Что с вами? -- спросил слепец, начинавший замечать ее беспокойство.
– - Боже мой, что открывается глазам моим! Но я должна всё узнать!.. Продолжайте; ваш рассказ испугал меня: я не могу равнодушно слушать несчастных; но я буду хладнокровнее,-- прибавила она громче и с нетерпением ожидала ответа.
– - Горе научило меня быть осторожным, но ваше участие побеждает мою опытность. Слушайте, я вам всё скажу, и сознайтесь потом, что я говорил правду, когда называл себя обиженным судьбой и людьми.
– - О, говорите, говорите!
– - И я был счастлив; и я имел право на радость жизни и внимание света; и, не утаю, я пользовался ими. На двадцать пятом году, богатый, всеми уважаемый, я остался совершенно свободен в своих действиях и вскоре женился на молодой, прекрасной женщине, с которой наслаждался совершенным счастием. Через несколько времени одно обстоятельство разлучило меня с женою. В это время человек, которого я с детства называл своим другом, в котором был уверен, как в самом себе, влюбился в мою жену, и она, которая, казалось, так любила меня, забыла клятвы,-- сделалась любовницею его и скрылась с ним из моего дома.
– - Но не подали ли ей к тому повода ваши собственные поступки?
– - Мои поступки! О, клянусь, что кроме ее я не любил никого!
– - Боже мой! Но не было ли каких подозрений?
– - Подозрений! Но какие подозрения могли падать на того, кто невинен?
– - Вы не имели ни с кем связи, переписки? -- воскликнула Ангелика с сильным волнением.
– - Нет. Единственное, ничтожное подозрение, которое могло несколько вооружить против меня жену, было любовное письмо, от женщины вовсе мне неизвестной, подкинутое ко мне коварным другом…
Судорожно пошатнулась Ангелика и почти без памяти упала на диван. Несколько минут была она в таком положении…
– - Я думаю, что она его видела, и это несколько ускорило ее решимость,-- продолжал слепец. Но Ангелика ничего не слышала.
– - Чем вы докажете, что письмо было подложное? -- спросила она после долгого молчания, всё еще сомневаясь в страшной истине и стараясь отдалить совершенную уверенность…
– - В день бегства жены, не зная ничего о вероломстве друга, я пошел в дом его оплакать с ним вместе мою потерю. Не застав его, я вошел отдохнуть в кабинет и увидел на столе незапечатанное письмо, наскоро писанное его рукою. Так как между нами не было тайн, то я решился прочесть его. Это была черновая того самого женского письма, которое я нашел после на моем письменном столе… Я взял ее и до сей поры храню как доказательство вероломства друга…
– - Где, где она? -- воскликнула Ангелика, вскакивая и подбегая к слепцу.
Слепец достал из бумажника письмо и подал его Анге-лике…
– - Это оно! это рука барона! --с ужасом воскликнула Ангелика, пробегая письмо. И вдруг глаза ее помутились, голова страшно потряслась, из груди вылетел пронзительный крик, и она без чувств упала на кресла…
Несколько раз дрожащий голос и необыкновенная живость, с какою слушала Ангелика рассказ, изумляли слепца; но он приписывал это излишней чувствительности ее сердца. Теперь это несколько его встревожило…
– - Он невинен,-- говорила в беспамятстве Ангелика,-- я изменила ему для человека, которого ненавидела… Я изменила ему! Жизнь моя была с ним так прекрасна, счастье так прочно, любовь моя так беспредельна,-- и я изменила ему! О, боже мой! для чего не поразил меня гром твой в ту самую минуту, когда я изменила ему! Он невинен! О, как я счастлива! Что ж я медлю? Передо мной он -- невинный, верный мне -- и я не брошусь ему на шею!
И она готова была кинуться ему в объятия…
– - Прочь, прочь от него! -- воскликнула она, отскакивая,-- Он не примет моих ласк… Он верен, он невинный страдалец, а я -- развратная женщина, преступница!
Страшно прозвучали в ушах Ангелики эти роковые слова… Она снова впала в беспамятство…
Слепец ничего не понимал, потому что она говорила слабым голосом, а он слышал только слова, сказанный громче обыкновенного; только по странным телодвижениям его можно было заключить, что он изумлен.
– - Расскажите мне, расскажите всё! -- сказала она несколько спокойнее, взяв его за руку.-- Вы были прежде богаты, знатны? Как же вы лишились всего?
Слепец молчал. На лице его она прочла недоверчивость.
– - Я должна всё узнать! Не относится ли и это к моему преступлению?.. Буду спокойней и постараюсь не казаться больше подозрительною,-- сказала она про себя и повторила вопрос, стараясь придать своему голосу тон спокойствия.
– - Да, синьора, я был не тем, что теперь. Как я потерял всё? Очень просто. Лишив меня чести, счастия, ей уже нетрудно было лишить меня знатности, богатства…
"О, неужели все несчастия этого человека должны обрушиться на мою голову!" -- с ужасом думала Ангелика.
– - Гнев, ревность, отчаянье овладели мной, когда я узнал о бегстве жены; в сильном обмороке я упал и был перенесен в постель. Я поправился через несколько недель, но в это же время другой ужасный недуг начал овладевать мною. Рана, которую я получил, в беспамятстве наткнувшись головой на ручку кресла, долго меня мучила и наконец закрылась; но зрение мое после того начало постепенно слабеть… Доктора советовали мне ехать лечиться в чужие край, но не одни советы их побудили меня к тому: я горел нетерпением скакать за изменниками. Я заложил имение, собрал деньги, какие только у меня были, и пустился в путь полубольной, едва различая предметы… "Скорей, скорей! -- говорил я самому себе.-- Мне достанет еще этого зрения, чтоб узнать изменников!" Но напрасно я утешал себя: зрение мое не возвращалось, а исчезало; наконец, в дороге я получил простуду; болезнь, от которой я еще не совсем излечился, возвратилась, и я принужден был остановиться. В это время человек, которого я взял с собою из России, скрылся и унес все мои деньги… Положение мое сделалось ужасно. Дожидаясь денег, о присылке которых я написал в Россию, я лежал в темной, грязной комнате гостиницы, больной, без помощи, почти без хлеба. Фанни, единственное существо, сжалившееся надо мною, была спасителем моей жизни. Я поправился, но простуда не вовсе прошла и слух мой стал несколько грубее… "Фанни,-- сказал я,-- выведи меня из этого мрачного жилища; мне хочется взглянуть на свет божий, полюбоваться природой!" Фанни провела меня несколько шагов и остановилась. "Что же ты остановилась в этом темном коридоре? Выведи меня на зеленый луг, под ясное небо!" -- "Помилуй, Фриц,--ответила она,-- мы и то на улице! Посмотри, как хорошо светит солнце!" Я прижал голову к ее груди и сказал: "Не для меня!" Она поняла, и мы заплакали. Я ужаснулся, удостоверившись в моем несчастии… "Как я теперь узнаю их!" -- восклицал я в совершенном отчаянии. Фанни, добрая Фанни согласилась быть моей проводницей, и луч надежды мелькнул в уме моем. Я получил деньги и поехал в Рим, имея достаточную причину думать, что найду там изменников…