Папочка?

Да?

Я боюсь.

Боишься чего?

Он пожал плечами, скривил лицо, чтобы сказать, что не знает, как ответить на этот вопрос.

Ты не должен ничего бояться, — сказал я. — Ты мне веришь?

Он кивнул, но в глубине его глаз таилось маленькое сомнение.

Ты боишься голубого человека?

Он кивнул.

Кто он?

Я не знаю. Он никогда ничего не говорит. Он просто смотрит на меня.

Он человек?

Я не знаю.

Он хочет сделать тебе больно?

Нет. Он просто смотрит на меня. Он выглядит грустным.

Значит, он настоящий человек?

Нет. Я не знаю. Может быть.

Есть человек, который приходит в твою комнату и смотрит на тебя?

Нет. Он не человек. Не такой, как Джей. Не такой. Он призрак.

Призрак?

Он кивнул, но не казался слишком встревоженным этим.

У моего сына появился воображаемый друг?

Если я испугаюсь, можно поспать с тобой?

Конечно, можно. Ложись спать, милый.

Спокойной ночи, папочка.

В своей спальне я включил радио, скинул одежду и забрался в кровать Джексона Ледбеттера.

Из динамиков модного стерео Джексона доносилась одна из моих любимых песен всех времён “Прогулка после полуночи” Пэтси Клайн.

Его кровать была уютной. Признаться, так я и думал: кровать Джексона Ледбеттера. Это была не моя кровать. Он купил её, когда впервые въехал сюда, а заодно и диван, кресло, кухонный стол и стулья, микроволновку, кастрюли и сковородки, целый вагон и маленькую тележку. Он приехал в Миссисипи, чтобы начать всё сначала, создать новую жизнь, “попробовать что-нибудь новое”.

Большинство вещей в квартире принадлежало ему, потому что, давайте посмотрим фактам в лицо, как у медбрата педиатрии с настоящей работой, у него была настоящая зарплата. Теперь, оказывается, он ожидал наследства.

Одним из развлечений в его волшебной жизни было развитие зависимости от наркотиков. Начиная с обезболивающих, легкодоступных для медсестёр, как я узнал. Он выписывал их для пациентов, но клал себе в карман или нюхал, или вкалывал в вену. Продвинулся до более экзотических веществ. Ничего низкопробного, как мет или хороший пакетик травки. Не для Джексона Ледбеттера! Он удачно забыл упомянуть этот маленький факт своей жизни, когда я влюбился в него как осёл.

Как и у Джексона Ледбеттера, у меня у самого было несколько секретов, “было” — главное слово. Теперь, когда опубликовали “Крэкового малыша”, весь мир знал мои секреты.

Не сумев заснуть, я встал и подошёл к окну, выглядывая на улицу. Теперь мы жили в одном из лучших районов Тупело. Улицы были чистыми и опрятными, газоны — аккуратно постриженные и ухоженные. Хотя мы жили здесь с Джексоном уже около полутора лет, я не чувствовал, что нам с Ноем есть место в этой чистой, стерильной, контролируемой окружающей среде, под наблюдением соседей, с собраниями ассоциации соседей и договорами аренды на четырнадцать листов.

Я услышал шаги Джексона в коридоре и сделал глубокий вдох, готовясь к… я не знал, к чему. К чему-то. Дверь в спальню открылась, и я повернулся посмотреть на него.

— Что, если кто-нибудь увидит, что ты стоишь здесь голый? — спросил он с раздражением в голосе.

Так как окно располагалось на уровне талии, они увидели бы не много.

— Что, если войдёт твой сын? — задал он следующий вопрос.

— Вот, что получаешь, когда роднишься с семьёй нудистов. Кроме того, ты и сам тренируешься голым.

— Меня никто не видит, кроме тебя! — парировал он.

— Плевать, здоровяк. Если хочешь стыдиться своего тела, вперёд.

— Почему ты не можешь попробовать подстроиться время от времени? Подчиниться правилам? Притвориться, будто тебя что-то волнует?

— Ты имеешь в виду смирительные рубашки, которые хочет надеть на нас общество? Мой сын может смотреть по телевизору, как у людей взрываются головы, но вид голого мужского зада сведёт его с ума?

— Клянусь Богом, — устало воскликнул он.

— Я просто стоял и занимался своими делами, никому не мешая, Ледбеттер. В чём твоя проблема, чёрт побери?

— В тебе, Кантрелл!

— Я польщён.

— Есть правила! — произнёс он с огромной долей ярости.

Я подошёл к кровати, сел, прикрылся простынёй, чтобы ему не пришлось смотреть на мой пенис, на это великое око на промежности, на одноглазого монстра, на…

— Я не знаю, что сделать, чтобы ты увидел, — сказал он. — Есть правила, Вилли! Ты не можешь нарушать правила постоянно и ничего не платить. Иногда ты должен делать то, что должен. Прими это как мужчина. Соблюдай детали. Работай с системой. Система существует для того, чтобы тебя защитить. Система помогает всем получить то, чего они хотят.

— Где мы сейчас? — растерянно спросил я.

— Ты! — снова воскликнул он, его голос был полон злости.

— Значит, я вышел из ресторана, — произнёс я.

— Ты опозорил меня!

— Я постоял за себя. Это позорит тебя?

— Ты набросился на моих родителей! Во «Френелли»! Ты выставил меня дураком!

— Только то, что твоя мама богатая, не значит, что я должен целовать её морщинистый зад.

— Тебе легко говорить, Вилли, но у меня нет выбора.

— Я не принимаю такого дерьма ни от кого, и мне плевать, кто они.

— Даже на меня?

— Это одна из вещей, которые тебе во мне нравятся.

— Серьёзно?

— Серьёзно, — ответил я.

— Интересно, — произнёс он.

— Что же, — сказал я, — пока тебе интересно, ты мог бы предложить, что мы будем делать с завтрашним визитом ДСО.

Он вдруг нахмурился, перестал расхаживать.

— О чём ты?

— На меня нажаловались в ДСО.

— Что на тебя?

— На меня нажаловались. От этого ты должен быть счастлив, будучи великим последователем правил.

— Вилли, какого чёрта?

— Кто-то нажаловался на меня в ДСО, и завтра они нанесут нам домашний визит, и им очень понравится, если ты тоже будешь присутствовать. И, о, они приведут переводчика, чтобы получить грязь прямо от Ноя. О, и они хотят знать о “другом мужчине”, который живёт в доме.

— Серьёзно?

Я кивнул.

— Когда ты узнал об этом? — спросил он.

— Они позвонили мне сегодня чуть раньше.

— Ты мог мне рассказать!

— И дать тебе ещё один повод потрепать мне зад?

— Это серьёзно!

— Без шуток.

— Не знаю, что они собираются искать.

— Я тоже.

— И ты не злишься из-за этого?

— Любой ублюдок может позвонить чёртовым нацистам в ДСО.

— Вот дерьмо, — воскликнул он, садясь на кровать рядом со мной.

Действительно.

— Какого чёрта ты не рассказал мне об этом? — вдруг потребовал он.

— Уверен, я только что рассказал, — ответил я.

— Раньше!

— Это не совсем главное событие моей жизни, — произнёс я.

— Но мы в этом вместе, Вилли.

— Разве?

— Конечно. Мы команда, здоровяк! Как много раз я должен сказать тебе это?

— Столько же раз, сколько я должен сказать тебе, что мне не нравится, когда меня называют “здоровяк”?

— Ты предпочтёшь, чтобы я называл тебя “приятель”? Или “Кларенс”?

— Я тебя понял.

— Это серьёзно, Вилли.

— Я знаю. “Здоровяк” это как… буч [15] . Мне реально не по себе.

— Визит ДСО, жополиз!

— Жополиз?

— Твоя племянница постоянно так говорит.

— Мэри?

— Ага.

— Она забавная. Лизать зад на самом деле очень весело.

— Вилли!

Он вытащил свой телефон.

— Кому ты звонишь? — спросил я.

— Адвокату моей мамы. Можешь поблагодарить меня позже.

— Так поздно ночью?

— Поэтому ему платят большие бабки.

Когда по радио зазвучал прогноз погоды, в самом начале шестого часа утра, Джексон подскочил с кровати и крикнул мне вставать. Потянувшись, чтобы нажать аварийную кнопку на радио и заглушить его, я увидел, что Ной снова пробрался в нашу кровать и сейчас лежал между нами, блаженно отключившись от мира.