— С твоей мамой все хорошо? У нее распухла губа.

— Она упала. С ней все будет в порядке. Подойди и сядь сюда, — он похлопывает по кровати рядом с собой. Я сажусь и жду. Он наклоняется и начинает целовать меня, его руки на всем моем теле. Это нормально для него, тискать мою грудь, засовывать руку в мои трусики и трогать меня.

— После ужина ты должна принять душ, чтобы смыть с себя запах, потому что сегодня вечером я приду к тебе в комнату, и мы займемся сексом, — он продолжает целовать меня. — Хорошо? — хотя он и спрашивает, это больше риторический вопрос.

Мы продолжаем целоваться, делать то, что хочет Трент, пока его мама не зовет нас на ужин.

Мы спускаемся вниз, и он шлепает меня по попе, требуя поспешить с ужином. Когда я сажусь, то пытаюсь ужинать так долго, как могу, но Трент продолжает следить за мной и беззвучно говорить губами «поторопись». Никто на самом деле не разговаривает сегодня. Миссис Хэкли спрашивает, как прошел мой первый день на работе, но я замечаю, что не очень-то она и слушает, когда я отвечаю. Поэтому я решаю быть тихой и есть свой ужин.

— Я могу быть свободна? — спрашиваю я, когда заканчиваю. Мистер Хэкли кивает, и я ухожу, чтобы принять душ. Я принимаю его так долго, как только могу, не желая выходить из ванной.

Я оттягиваю это, пока могу, надеваю свою пижаму и вхожу в комнату, где Трент лежит на моей кровати в одних только боксерах.

— Эй, детка. Ты не спешила. Хотела убедиться, что ты супер чистая для меня, так ведь? Подойди сюда, — он садится на кровати и спускает ноги на пол. Мое сердце так быстро бьется, такое чувство, что оно отращивает крылья, чтобы улететь. Руки потеют, и я дрожу от нервов.

Трент встает и снимает с меня одежду, оставляя абсолютно голой перед ним. Я поднимаю руки, чтобы прикрыть свое тело, но он мягко берет их и опускает вдоль моего тела.

— Я нервничаю, — шепчу я. Я хочу сказать: «пожалуйста, не делай этого, пожалуйста, подожди», но он уже пояснил, что собрался взять то, что хочет.

— Ты очень красивая, Лили. Но в следующий раз ты должна сбрить этот кустарник, — он указывает на мой лобок.

Теперь я оскорблена и нервничаю еще больше.

— Хорошо, — бормочу я.

— Ложись на кровать и раздвинь ноги.

Я ложусь на кровать и раздвигаю ноги.

Я живу в доме Трента уже почти четыре месяца, и через три недели мы вместе уедем учиться в университет.

Я работаю в магазине каждую возможную смену, которую мне дают. Я так горда тем, что за эти тринадцать недель, которые работаю здесь, мне удалось накопить немногим больше двух тысяч долларов. Мне даже удалось купить новый экземпляр моей любимой книги.

Трент занимается со мной сексом каждый раз, когда только захочет. В первую ночь он сделал это дважды, и это причинило мне боль. Но Трент сказал, что это должно быть больно, так он узнает, насколько сильно я люблю его. Мне это не нравится, и я не наслаждаюсь этим. Но если я просто лежу и позволяю ему делать все, что он хочет, он заканчивает достаточно быстро и возвращается в свою комнату.

Он также сказал мне, что когда я ухожу на перерыв на работе, я должна позвонить ему и сказать, когда он начинается, и еще раз, когда я возвращаюсь к работе. Трент говорит, что не хочет волноваться обо мне. Я нахожу это довольно милым.

Шейн и я стали хорошими друзьями. Она все еще пытается спланировать вечер со мной и Трентом, но пока ничего не получается. Мой перерыв уже приближается, и сегодня мы с Шейн идем обедать в парк.

— Эй, — говорю я через плечо, в то время как новый клиент загружает товар на ленту конвейера, — я покупаю обед.

— Ни за что, девочка. Тебе нужно копить на колледж. Я покупаю.

— Я все еще должна тебе за первый обед.

— Ты ничего мне не должна, — я действительно хочу сказать ей: «Это ты ничего мне не должна», но она однажды сказала мне, что чувствует себя тупой, когда говорит со мной. И я последний человек в мире, который хочет, чтобы она чувствовала что-либо, кроме того, что она прекрасный человек и удивительный друг, — пять минут, и мне есть, что сказать тебе, — шепчет она.

Пять минут, кажется, длятся вечно, но наш перерыв наконец-то наступает, и мы с Шейн выходим.

— Подожди, мне нужно позвонить Тренту.

— Хорошо, — она идет впереди меня в гастроном.

Я набираю номер Трента, и вызов перебрасывает меня на голосовую почту.

— Привет, это я. Мы с Шейн просто уходим на перерыв. Мы пойдем в парк. Я позвоню тебе перед тем, как моя смена начнется снова, — я выключаю телефон, кладу в свой карман и бегу в гастроном.

— Я заказала для тебя. Как обычно. Сэндвич с пастромой с дополнительной порцией горчицы. Я буду содовую, ты хочешь?

— Просто воду, спасибо.

Долорес, пожилая женщина за прилавком, улыбается мне.

— Приветик, Лили. Ты взволнована? Ты скоро пойдешь в колледж и оставишь это место позади.

— Я никогда не оставлю его позади, просто мигрирую на один сезон, — говорю я, а она смеется. Долорес так добра ко мне, и она всегда дает мне больше пастромы, говоря, что я слишком тощая. Трент недавно сказал мне, что я начинаю прибавлять в весе, и он не хочет быть известен, как парень, у которого толстая девушка. Когда я дома, он накладывает мне ужин, а я просто ем то, что в моей тарелке. Но Долорес всегда дает мне больше еды.

— Ты хорошая девочка, Лили. Ты далеко пойдешь.

— И она супер умная, — подает голос Шейн.

— Спасибо, — отвечаю я, но знаю, что они просто пытаются быть хорошими, ничего больше.

Шейн берет наш обед и идет платить за него. Но я опережаю ее и плачу сама. Я горжусь тем, что могу сделать это. Я заработала эти деньги, упорно трудясь, и они мои, чтобы тратить. Огромное осознание достигнутого успеха накатывает на меня. Это что-то незначительное для большинства, потому что им не приходилось есть гнилые фрукты или проживать дни без чего-то большего, чем вода и объедки. Для них это такая мелочь. Для меня это огромная ракета-носитель уверенности, что я, Лили Андерсон, могу это сделать.

— Угадай, что я слышала, — говорит Шейн, когда мы выходим из гастронома.

— Что?

— Я слышала, как Стейси говорила по телефону и сказала, что если он не бросит свою жену, то она расскажет всем, что у них роман.

Моей первой реакцией было спросить «С кем она говорила?», но в момент, когда слова покидают мой рот, я немедленно отступаю:

— Знаешь, это не имеет значения. Это действительно не имеет никакого отношения ко мне. Я не хочу знать.

— Не важно, так или иначе, она была в своем кабинете и с кем-то говорила.

— Я сказала тебе, что не хочу знать.

— Ты смешная, — она смеется и бежит вперед, к нашему столику в парке. Уже почти конец лета и дневная температура начинает понижаться.

— Пошли, — Шейн радостно призывает меня поспешить. — Давай же, — издалека она выглядит такой счастливой и беззаботной. Но у настоящей Шейн есть история, чтобы рассказать, как и у всех остальных в этом мире.

— Я уже здесь, — я сажусь за стол и разворачиваю свой большой, толстый сэндвич.

— Так, мы должны сходить куда-нибудь прежде, чем ты уедешь в колледж и забудешь обо мне, — говорит она и откусывает кусок своего сэндвича.

— Как я могу забыть о тебе? Ты действительно единственный друг, который у меня когда-либо был. Если, конечно, ты не считать Долорес и леди из магазина подержанных товаров, в который я раньше ходила.

— Что? — Шейн смотрит на меня, и ее глаза округляются от удивления.

В действительности я никогда не говорила ей о моем прошлом, это неловко и сверх унизительно.

— Раньше иногда я ходила в магазин подержанных товаров. Леди там были действительно милы.

— Почему? — ее вопрос задан не с осуждением, а с неподдельным интересом.

— Я, вроде как, пришла из довольно плохого дома.

— Что? Ты? Но ты самый хороший, самый нормальный, самый милый и самый симпатичный человек, которого я знаю. Я не верю в это.