Сегодня я вернулась на работу. После того, как я вышла из больницы, Трент разрешил мне три дня оставаться дома и приходить в себя, что я и сделала. Но думаю, он хотел, чтобы я сделала два его домашних задания, которые ему задали, потому что в утро первого дня, прежде чем уехать на практику, он разбудил меня и сказал, что оставит задание на столе, и я должна выполнить его до того, как он вернется домой.

Это было трудное задание, не уверена, правильно ли я его выполнила, но когда Трент вернулся домой, он сказал, что доволен. На следующий день он оставил другое задание. Оно было легче, но учитывая, что я мало понимаю в медицине, он сказал, что я хорошо справилась, и он должен сдать. Он также сказал мне, что если провалится, то это будет по моей вине. Он сказал это тем низким голосом, которым говорит мне, что это в моих интересах, чтобы он сдал экзамен.

В магазине суматоха. Три моих кассира сегодня не работают, а День Благодарения уже через несколько дней, поэтому мы очень заняты.

— Простите, мэм, не могли бы вы показать мне, где находится клюквенное желе? — спрашивает меня пожилой джентльмен.

— Сюда, сэр, — я провожаю его к ряду, где стоит клюквенный соус.

— Спасибо, — говорит он мне, слегка приподняв свою шляпу-котелок.

Я улыбаюсь ему и возвращаюсь обратно к кассирам, чтобы узнать, как они справляются.

— Извините, у вас есть консервированная тыква? — спрашивает меня молодая девушка. Она выглядит взволнованной и напряженной. — Я забыла купить тыкву для моего пирога, и мама сказала мне не забыть заехать в магазин и купить немного, прежде чем вы все продадите, — она долго и протяжно выдыхает и проводит рукой по своим каштановым волосам. — Я такая глупая, — сдается она.

— Нет, это не так. Все время от времени что-то забывают. И я уверена, что у нас припасено немного, — я тепло улыбаюсь ей и веду ее к нужному ряду.

— Спасибо, вы — мой спаситель, — говорит она, когда берет четыре банки тыквенного пюре.

— Не стоит благодарности.

Я отхожу и направляюсь к кассирам, чтобы проверить, нужно ли их подменить, когда кто-то хлопает меня по плечу. Я поворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с темными, самыми очаровательными глазами, которые я когда-либо видела.

— Макс, — восклицаю я. Чувствую, как мое лицо горит от смущения, и оглядываюсь вокруг, пытаясь понять, понимает ли кто-нибудь, откуда я его знаю. Конечно, умом я понимаю, что это абсолютно нелепое умозаключение, но есть небольшая часть моего мозга, которая кричит мне в ухо, что все знают.

— К-как т-ты? — заикается он, возвышаясь передо мной. Я замечаю, какой он на самом деле высокий. Я должна смотреть вверх, чтобы видеть его восхитительные темные глаза.

Я сжимаю руку в кулак в своих волосах и выдергиваю несколько прядей. Я всегда это делаю, когда нервничаю, особенно перед приходом Трента домой.

— Я в порядке, — говорю я, стабилизируя волну страха, льющуюся каскадом через меня.

— Т-ты очень х-хорошо в-вы-выглядишь. Н-намного л-луч-лучше, чем к-когда я в-видел тебя в п-последний раз.

Я чувствую, как уголки моих губ растягиваются в улыбке, не могу не просиять от его слов.

— Спасибо, Макс, — нервно говорю я, переминаясь с ноги на ногу.

— В-все в п-порядке, т-твоя т-тайна в б-безопасности с-со мной, — он снова подмигивает мне. Он уже делал так прежде, и хотя я считаю это странным, мне это нравится.

— Гм… — я смотрю на него и чувствую, как моя застенчивость подавляет нормальную и рациональную часть моего мозга. — Тебе нужна помощь с чем-нибудь? — я замираю на секунду, когда вдруг понимаю… — Как ты нашел меня? — неожиданно чувствую себя незащищенной, потому что, так или иначе, он выследил меня здесь.

— Я ж-ж-живу з-здесь рядом. Н-но мне не н-нравится этот м-магазин, тут вечная с-суматоха, — он хихикает от своих собственных слов, и я улыбаюсь.

— Подожди, когда ты переехал сюда? — внезапно я вспоминаю первый раз, когда увидела его, тогда я жила далеко отсюда с Трентом и его родителями. Теперь мы в часах езды от того места, и я стою напротив человека, о котором на самом деле думаю, как о джентльмене.

— П-прошу п-прощения? — недоумевает он.

— Извини, я должна объяснить, — говорю я, а затем рассказываю ему, как однажды увидела его в гастрономе около моей старой работы.

— Я п-подумал, что ты п-пр-преследуешь меня, — шутит он, а затем смеется.

— Извини, я, должно быть, похожа на сталкера, но, поверь мне, я не такая, — я смотрю вниз, чувствуя, что ужасное чувство унижения подступает. Он собирается сказать, что никогда не посмотрит на такого толстого, уродливого, глупого человека, поэтому мне не нужно преследовать его.

— Я б-бы не в-воз-возражал, если бы кто-то к-красивый, как ты, п-преследовал м-меня, — он снова усмехается, и я смеюсь вместе с ним. Но смеюсь только потому, что он добр и не опозорил меня. Очевидно, что он просто не говорит этих слов, чтобы быть добрым, ничего больше.

— Я могу помочь тебе найти что-нибудь? — говорю я, меняя тему «давайте пожалеем глупую, уродливую девочку» разговора. Никто во все мире не может подумать, что я — нечто особенное. Только Трент любит меня. Он всегда говорит мне, как сильно меня любит после того, как разозлится на меня.

— Н-нет, п-просто увидел т-тебя и подумал, что с-скажу «п-привет», — он улыбается мне, и затем добавляет, — привет.

Я чувствую себя идиоткой, глупо было думать, что ему от меня что-то нужно.

— Лили, — мой босс и второй начальник, Дейл, зовет меня.

— Мне нужно идти. Приятно было увидеть тебя, Макс.

— Т-тебя т-тоже, Лили, — он поворачивается и идет в конец магазина, а я иду к Дейлу, который стоит у двери комнаты для персонала.

— Дейл, мы завалены работой сегодня, — говорю я, когда подхожу к нему.

— Да, и завтра будем заняты еще больше, потому что канун Дня Благодарения. Ты проверила персонал и убедилась, что у нас достаточно работников?

— Да. Проверила все несколько раз, и я буду здесь завтра, если нам потребуется дополнительная пара рук.

— Отлично. Гм… личный вопрос, как ты себя чувствуешь?

Унижение автоматически возвращается.

— Хорошо. Лучше и быть не может.

— Превосходно! Если тебе что-нибудь понадобится, сообщи мне, — он разворачивается и возвращается в свой кабинет, а я приступаю к работе.

Оставшаяся часть моей смены проходит как в тумане, и прежде чем я успеваю опомниться, время приближается к шести часам, а это значит, что Трент уже дома и ждет свой ужин. Я хватаю свою сумку и кардиган и выбегаю через парадные двери к остановке. Я знаю, что он разозлится, и мне придется загладить вину перед ним.

Автобус, кажется, едет медленнее, чем обычно, во всех смыслах этого слова. Погода решительно меняется, ночи холодают и становятся длиннее. Как только выхожу на своей остановке, начинаю бежать так быстро, как только могу.

Вставляю ключ в замок, и дверь резко открывается. Трент сердито смотрит на меня. Злость в его глазах подсказывает мне не говорить ни слова. То, как вздымается его грудь, сердито втягивая воздух, является гарантией моего молчания.

— Ты, блядь, опоздала, а я голоден. Где ты была? У тебя интрижка?

— Нет, Трент, — я неистово качаю головой. — Я была занята на работе. До Дня Благодарения осталось два дня, и все приходят за покупками.

— Лгунья, — кричит он и дает мне пощечину. Я падаю влево и ударяюсь о стену у входа. Он бьет меня в ухо, и звон пронзает мою голову. — Где, черт возьми, ты была? Ты была с другим мужчиной? Кто он, черт подери?

— Нет. Правда, нет. Я была на работе, а автобус медленно ехал. Пожалуйста, Трент. Я люблю только тебя.

— Ты врешь мне! — он тянет меня за плечи, как тряпичную куклу, и толкает к стене, на которую я упала. — Кто он, черт возьми, Лили? Я убью его за то, что он трогал то, что принадлежит мне, а затем убью тебя за то, что врала мне, — его лицо красное, как свекла, и поскольку он кричит мне в лицо, маленькие капли слюны вылетают из его рта. Я чувствую отчетливый сладковатый запах виски в его дыхании.