— Вы не дружите с отцом?

— Что? — переспросила она, удивляясь и совсем не радуясь тому, что Золтан Фазекаш оказался слишком проницательным. Однако художник ждал ответа. — Естественно, мы… э… очень любим друг друга, но… — Она замолчала, думая, как бы объяснить, почему, любя своего отца, она постоянно ссорится с ним. — Но, — повторила она с усмешкой, — мой отец считает, что жить со мной под одной крышей слишком трудно.

Она смотрела на Золтана во все глаза, готовая услышать: «Я понимаю вашего отца». Но лицо художника оставалось бесстрастным, и она поняла, что не стоит и пытаться понять, о чем он думает.

Пока она размышляла в таком духе, Золтан неожиданно объявил:

— Синева ваших глаз, без сомнения, абсолютно неправдоподобна. — И пока Элла пыталась понять, что он хотел этим сказать, добавил: — Я предпочитаю называть вас Арабеллой.

Элла в раздумье отпила кофе. Голос художника звучит вполне дружески. Однако, отказываясь называть меня так, как называют друзья, не дает ли он мне вежливо понять, что не горит желанием находиться в кругу моих друзей?..

Она не смогла прийти к какому-либо заключению на этот счет. Зато теперь она узнала Золтана Фазекаша достаточно для того, чтобы понять: если он захочет ее о чем-либо оповестить, то сделает это прямо, без обиняков, не утруждая себя излишней вежливостью. Внезапна он прервал ее размышления:

— Ваш тост завернут в салфетку, чтобы не остыл. — (И тут только Элла вспомнила, что Фриды не видно. По воскресеньям, наверно, у нее выходной.) — К сожалению, сегодня мою экономку сразил приступ ревматизма, — добавил Золтан.

— Фрида болеет ревматизмом?! — Элла вспомнила, как страдают от болей некоторые пожилые люди. — О, бедняжка! — воскликнула она, прежде чем Золтан успел ответить. И, не замечая его изумления по поводу столь сильного сочувствия экономке, поинтересовалась: — Кто же тогда накрыл на стол, если она не может двигаться?

Золтан помедлил и спросил:

— Откуда вы столько знаете о ревматизме?

— Некоторые из моих подопечных им страдают.

— Ваших подопечных?

— Иногда я их навещаю, помогаю по хозяйству… — Ее голос прервался: она представила, как Фрида мучилась, чтобы сегодня утром выполнить свои повседневные обязанности. — Жаль, что вы мне не позвонили…

— Для чего? — Он был заинтригован.

— Я могла бы накрыть завтрак, — объясняла Элла, пока он сосредоточенно смотрел на ее лицо. — Я могла бы сделать все, что надо.

— Фриде бы это не понравилось, — отрезал он, — Моя экономка очень гордая женщина и ни на кого не переложит собственные обязанности.

— Но мы не можем этого допустить! — запротестовала Элла, всей душой сочувствуя женщине, которая продолжает работать, хотя каждое движение причиняет ей жестокую боль.

— Конечно, не можем, — согласился Золтан и улыбнулся так доброжелательно, что Элла забыла о его экономке. — Поэтому, — продолжил он, — мы с вами отправимся на экскурсию, если вы не против.

— Да… Нет… Хорошо… — Элла замолчала. Она была совершенно растеряна, однако, сделав над собой усилие, постаралась привести свои мысли в порядок. — Но вы не обязаны меня сопровождать, — возразила она. — Я вполне способна…

— Не сомневаюсь, — спокойно прервал он ее. — Но я сказал нашей доброй Фриде, что сегодня она может отдыхать. А если я останусь дома, она попытается накормить меня из последних сил. — Он снова одарил Эллу дружеской улыбкой, заставившей ее сердце затрепетать. — Вы же не хотите, чтобы я слонялся по улицам один?

Элла с удовольствием подумала, что перед ним в Будапеште открыто множество дверей, и окончательно забыла вчерашнюю обиду. В его шутливой фразе прозвучало столько обаяния, что она почувствовала, как губы ее сами растянулись в улыбке.

На секунду или две Золтан застыл, с удовольствием глядя на нее и слушая ее смех. Когда она остановилась, он спросил:

— Это означает, что вы согласны взять меня с собой?

— С удовольствием, — ответила она и принялась за остывающий в салфетке тост. Золтан Фазекаш, как она начинала догадываться, может вскружить голову почище любого вина!

За завтраком Элла взяла на себя обязанности экономки. Когда же завтрак закончился и они с Золтаном вышли из комнаты, девушке пришла в голову мысль навестить Фриду. Наверняка она сейчас на кухне.

— У вас плохо с ориентацией в пространстве, если вы решили пройти в свою комнату через коридор, — заметил Золтан, увидев, что она повернула направо, а не налево.

— Я хочу взять жакет, это займет всего несколько минут, — ответила она и продолжила путь.

Но хозяин дома последовал за ней, она заметила это, уже взявшись за ручку кухонной двери. Улыбка исчезла с его лица. Неужели у него есть серьезные возражения против ее свободного передвижения по дому? Золтан распахнул дверь и пропустил ее вперед.

— Ё регельт, Фрида, — улыбнулась она, увидев экономку за кухонным столом и с поваренной книгой в руках. — Не вставайте! — быстро воскликнула она, так как Фрида попыталась подняться, и страшно обрадовалась, услышав сзади голос Золтана, переводившего ее слова на венгерский.

— Jo reggelt, — ответила экономка, опускаясь на стул.

Элла бросила взгляд на поваренную книгу и поняла, что Фрида уточняет детали приготовления какого-то блюда. Девушка обернулась к Золтану.

— Мы не можем позволить ей готовить! — Она вспомнила, что Гвенни в подобной ситуации можно было только перехитрить, и добавила: — Скажите Фриде, что я люблю готовить и хотела бы сама сделать сегодня обед. Мне доставит огромное удовольствие, если они с Освальдом согласятся отведать блюда английской кухни.

Элле показалось, что Золтан не все понял из ее слов, поскольку он несколько секунд молчал и лишь потом поинтересовался:

— Вы умеете готовить?

— Почему бы и нет? — парировала она.

— Вы хотите приготовить обед для нас четверых? — спросил он в изумлении.

— Рискуя, правда, разрушить мой имидж лентяйки, — ответила она с усмешкой. И пока Золтан разговаривал с экономкой по-венгерски, стала прикидывать, чем займется вечером во Фридиных владениях.

С этого момента все пошло прекрасно. Показывая ей красоты Будапешта, Золтан был еще более очарователен, чем за завтраком.

Он решил не сковывать себя обязанностями водителя и взял такси. Приехав на площадь Адама Кларка, они остановились возле фуникулера, и, пока ждали его, Золтан рассказывал ей историю Цепного моста, видневшегося неподалеку. Это первый из шести пересекающих Дунай постоянных будапештских мостов. Проектировал его англичанин по имени Вильям Тьерни Кларк, а строил шотландский инженер Адам Кларк. Потому и площадь на Будайской вершине была названа в честь последнего.

Поездка на фуникулере была недолгой, а петом Элла с удовольствием прошлась рядом с Золтаном по площади Святого Георгия и старинным мощеным улицам.

— Когда я провозгласил День Экскурсий, то решил, что ваше образование будет неполным без посещения церкви Матьяша на Крепостной горе, — важно заявил Золтан, и Элла рассмеялась. — В древности на этом месте тоже была церковь, — рассказывал Золтан. — В тринадцатом веке появилось прекрасное здание в готическом стиле. Оно было реконструировано в конце девятнадцатого.

Обойдя церковь со всех сторон и полюбовавшись ею, они направились к Рыбацкому Бастиону, представляющему собой серию лестниц, открытых галерей и террас с видовыми площадками, откуда город был как на ладони. Элле там очень понравилось. На лотках продавали прекрасно вышитые блузки в национальном стиле, украшенные голубыми и белыми цветами скатерти и другие изделия народных мастеров. Всем этим Элла любовалась под фольклорную музыку, которую трое музыкантов играли на экзотических инструментах.

Однако больше всего ей запомнилась прогулка по вернисажу среди множества картин, написанных в самой разной манере. Художники все были молодые, красивые. Студенты, решила Элла. Одна из акварелей привлекла ее внимание. Здесь был изображен уличный фонарь и часть стены янтарного цвета, и больше ничего. Но, как истинная туристка, Элла решила купить то, что ей понравилось.