Они вошли на закате Эно. Увидев их, трактирщик нахмурился и постарался незаметно отойти в сторону. Он не боялся, был для своих пяти десятков крепок и жилист, способен постоять за себя и свое добро. Случалось и пьяные драки разнимать, и разбираться с заезжими шеерезами, да и поножовщиной в трактире никого не удивишь. Нет, он не боялся. Но встретившись взглядом с вошедшими, счел за лучшее освободить дорогу и сделать приглашающий жест. Мгновение поколебался, не закрыть ли трактир, но крохотная дрожащая жилка в мозгу не позволила. Он лично провел их к столу и удалился на свое место.

Эно не заладился с самого начала, Ушедшие тому свидетели, с самого утра у него не было ни минуты передышки. Фасх из вскрытой сегодня бочки недобродил, отдавал кислым, посетители остались очень недовольны, мясо дважды подгорало, у одного из табуретов из задней комнаты отломилась подпорка. Мало того, что Ушедшие итак забыли бедного трактирщика, еще и Малия захворала, это сейчас-то, когда на счету каждая пара рук...

Трактирщик вздохнул и принялся вытирать чистой тряпицей кувшины, чтобы занять руки. Время от времени он осторожно косился на вошедших, но поспешно опускал взгляд.

— Они сказали — фасх, — торопливо затарабанила маленькая Тира, поспешно подбегая к нему. — Пять кувшинов, самого лучшего, сказали пошевеливаться.

— Фасх? — Трактирщик нахмурился, машинально протирая стекло. — Сейчас будет. Ты не заметила, они при деньгах?

Простодушная Тира смущенно улыбнулась.

— Целая куча! — сообщила она шепотом. — У главного тулес аж звенит! Наверное, еще долго будут сидеть — все вроде трезвые...

Это было плохо. Трактирщик поймал себя на мысли, что испытал бы большее удовольствие, если б непрошеные гости покинули его заведение, плевать на деньги, но желание посетителя — закон, это известно каждому.

— Держи. — Он быстро, один за другим, наполнил пять кувшинов вязкой, вяло колышущейся жидкостью. — И поживее, чтоб не ждали.

Подхватив все кувшины и прижав их к небольшой, только начавшей формироваться груди, Тира проворно отнесла заказ. Посетители встретили ее появление внимательными взглядами и кивками. Не понравилось это трактирщику, ох не понравилось. Добрый человек, зашедший в трактир выпить кружку-другую спелого фасха, никогда не будет вести себя настороженно, добрый человек и кружку поднимет громко, и девушку завсегда щипнет куда положено. А эти... Трактирщик нахмурился и принялся опять протирать кувшины. Эти нехорошо посмотрели, равнодушно. Словно и не за столом сидят, а дикого хегга травят — глаза медленные, ледяные, неживые.

И на Тиру посмотрели нехорошо — не то с равнодушным презрением, не то с отвращением. «Если что — не обойдется, — с тоской понял он, — на таких не крикнешь, не пригрозишь спрятанным под стойкой стисом, такие будут делать что хотят, и на них не будет ни закона, ни управы. Поэтому будет лучше, если они быстро выпьют свой фасх и уйдут подобру-поздорову. Во имя Ушедших, действительно будет лучше».

Их было пятеро, и одного из них он знал — это был Армад, дружинник шэла. Несмотря на почти преклонный возраст, он, как и полагается доброму дружиннику, еще не отрастил живот, был высок, крепок в кости. Руки, нежно оплетающие горловину кувшина, синели крупными жилами. Армад заходил в его трактир издавна. Пил в меру, бесчинств не устраивал, если был в настроении — даже одергивал других, поить его трактирщик согласился бы и даром — дружинник шэла это не только известность, это еще и защита. Защита надежная — кто станет связываться со слугой самого шэла, пусть даже и не наследника?..

Трое других тоже были дружинниками — это было заметно по их чистым кассам — вещь в этих краях по карману ох не каждому! — блестящим, как поверхность озера под Эно, по настоящим эскертам, покачивающимся в узких ножнах за спиной, да хотя бы и по выражению лиц — усталому, немного брезгливому, равнодушному. Лица людей, которым довелось повидать очень многое. Неспешно беседуя, они медленно пили фасх, и жесты их были скупы, медлительны и плавны. Чувствовалось, что хмель еще не скоро заберет их.

Но больше всего внимания привлекал их предводитель. В меру высокий, в меру широкий в плечах, он возвышался над дружинниками на добрых полголовы, и в руках его, длинных и тонких в кости, почти женственных, чувствовалась нешуточная сила. На спине покачивалось сразу три эскерта, и трактирщик, напрягая зрение, рассмотрел узор на рукояти — три косых алых шнура и поперек них — два черных. Сомнений не оставалось — сегодня в трактир пожаловал сам шэл Алдион, в сопровождении личной охраны.

Трактирщик постарался припомнить все известное о роде Алдион и склонился к мнению, что это не кто иной, как Крэйн. Облаченный в дорогой, выбивающийся из-под касса талем, он без интереса вслушивался в разговор дружинников и вяло смотрел по сторонам, почти не прикасаясь к кувшину.

Случайно встретившись с его блуждающим взглядом, трактирщик вздрогнул, и тонкая глина под пальцами предательски хрустнула. Во имя Ушедших, ну и гадкие же у парня были глаза! Бесцветные, почти не мигающие, они смотрели перед собой жестко и уверенно, глаза прирожденного воина. Но была в них какая-то скрытная порочная червоточина — показалось ли, но в блеске застывшего льда увиделась трактирщику какая-то липкая вязкая субстанция, зловонная затхлая жижа. Подобную жижу он видел пару лет назад, когда в бочонок с бродившим фасхом забралась неизвестно откуда взявшаяся личинка бальма — добрый напиток загнил, стал прозрачным и едким, как жидкий огонь. «Померещилось, — подумал трактирщик. — Свет так падает, вот и мерещится Бейр знает что. Нормальные глаза. А парень-то — красавец еще тот».

Действительно, молодой шэл был прекрасен лицом. Ровный высокий лоб не хранил даже самых маленьких морщин, длинные иссиня-черные, как панцирь карка, волосы были сплетены кожаным ремешком в хвост и открывали идеально ровный нос с благородными крыльями, уверенные, но мягкие губы, строгую линию скул. Лицо это могло посоперничать с любой картиной в мягкости черт, в невыразимой, сквозящей в каждой черточке, красоте.