Софи закрутила краны и, увидев свое любимое ароматическое масло на изящном столике, добавила его в воду, старательно отводя взгляд от шезлонга, где лежали ночная рубашка и пеньюар из тончайшего кружева.

Софи забралась в ванну и хмуро огляделась. Картины, серебряный канделябр, хрусталь. Даже в ванной у него собраны реликвии прошлого! А сама она сделалась составной частью традиций семейства Барсини, машиной по производству детей.

— Не выйдет! — мстительно заявила Софи наблюдавшим за ней предкам.

Она долго лежала в ванне, несчастная и негодующая. Едва начиная чувствовать холод, она добавляла горячей воды, подливала понравившееся ей масло. До конца своих дней она будет купаться в роскоши! Но к чему эта роскошь без любви Розано!

— Софи.

— Я еще не готова! — хрипло воскликнула она.

— А я готов.

Дверь распахнулась. Софи быстро погрузилась в голубую шелковистую воду и подняла взгляд. Глаза ее округлились: на Розано было только полотенце, обмотанное вокруг бедер. Ее бросило в жар, дыхание участилось, острая боль пронзила трепещущее тело.

Надо сказать ему. Пока еще не поздно.

— Я беспокоился, как ты тут, — ласково сказал он.

— Я чувствую себя разбитой, — произнесла она сдавленным шепотом и закрыла глаза, надеясь, что он поймет намек. — Голова раскалывается.

— Не удивительно. Я сделаю тебе массаж. Вставай! — Его голос прозвучал пугающе близко. — Я помогу тебе выбраться и уложу в постель.

— Нет, Розано. Я…

Софи тихо ахнула и широко раскрыла глаза, ощутив на себе его руку. Он пылко поцеловал ее в приоткрывшиеся губы, а рукой провел по груди, отчего она невольно застонала.

— Ты меня дразнишь? — прошептал он, касаясь ее губ. — Колдунья! Но ты пожалеешь об этом.

Он поднял ее на руки и понес в спальню. Она пробовала заговорить, но он заглушил ее слова страстными поцелуями. Когда он опустил ее на шелковые простыни, она вся дрожала. Он был охвачен сильным возбуждением, и она, совсем того не желая, тоже. Софи ненавидела себя за то, что предала себя так легко. Его руки заскользили по ее влажному трепещущему телу, разжигая невыносимое томление.

Их глаза встретились. Потрясенная его двуличностью, она ужаснулась тому, насколько искусно способен он изображать любовную страсть. Теперь она думала только о том, чтобы быстрее высвободиться из его объятий. Нет, она до конца своих дней останется девственницей, и детей у нее никогда не будет…

От этой жуткой несправедливости ей стало так невыносимо больно, что из груди вырвалось отчаянное рыдание, которое заставило его замереть и изумленно всмотреться в ее лицо.

— Софи, милая, что с тобой? — хрипло спросил он.

— Я тебя ненавижу! — истерично выкрикнула она, отчаянно пытаясь освободить свои руки, которые он удерживал за запястья. В ужасе глядя на его изумленное лицо, она поняла, что месть вовсе не так сладка. Ее месть доставляла ей невыносимые муки. — Пожалуйста, пусти меня, — взмолилась она, — оставь, не трогай!

Розано вздрогнул, но не пошевелился, и она, еще раз судорожно всхлипнув, холодно проговорила:

— Пусти меня, Розано. Между нами все кончено.

Он попытался заговорить, но не смог, видимо, еще не успел опомниться от удивления. Как ни странно, ей было жаль его, захотелось даже сказать что-то утешительное. Наверное, она просто сошла с ума. Разве он думал о ней, когда в день свадьбы отправился на поиски Арабеллы?

— Предатель! Оставь меня, — снова вскипела она. — Или я начну кричать на весь дом и испорчу твою репутацию.

Он автоматически послушался. Встал, надел халат, завязал пояс, глядя на нее с таким выражением, словно происходящее было не чем иным, как затянувшимся кошмарным сном.

— Я ничего не понимаю, — сказал он тупо.

— Неужели? — едко спросила Софи, рывком села и завернулась в простыню.

— Софи! — В явном замешательстве он провел рукой по растрепанным волосам. — Объясни же мне, наконец, в чем дело, — выговорил он отрывисто.

— Все очень просто, — сказала она тихо. — Подумай, Розано, чего ты боишься больше всего на свете?

— Что ты можешь разлюбить меня, — не задумываясь, ответил он.

Она заколебалась. Он так ловко подобрал правильный ответ, что если бы она не видела все своими глазами, то, пожалуй, поверила бы.

— Нет! — выговорила она с горечью. — Остаться бездетным. Я только средство для того, чтобы ты мог иметь наследников. Ты ведь об этом мечтаешь?

Его лицо вдруг стало холодным.

— Да, я хочу, чтобы у нас были дети, — ответил он бесстрастно. — И ты это знаешь.

Она презрительно усмехнулась. Теперь перед ней был подлинный Розано, сокрушающий на своем пути все, что может разрушить его планы.

— Ты так хочешь детей, что даже душу готов продать дьяволу, чтобы только иметь их, — вымученно проговорила Софи.

— Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — произнес он сухо.

— Очень хорошо понимаешь! — Чтобы облегчить тупую боль, разламывавшую виски, она выдернула шпильки из волос, и они упали ей на плечи упругими волнами. Она метнула в него злорадный взгляд и сказала: — Запомни, Розано, у меня никогда не будет детей от тебя, если только ты не решишься меня изнасиловать.

Ее слова прозвучали для него как удар хлыста. В ушах зашумело. Прошлое вернулось, чтобы окончательно уничтожить его. Он не мог произнести ни слова, не мог пошевелиться. Но это невозможно, думал он, отчаянно пытаясь вернуть ясность мысли. Разве такое может повториться?

Мозг отказывался работать. Чудовищный кошмар с нестерпимым упорством заползал в голову.

— Розано!

Крик Софи привел его в чувство. Он уставился на свою окровавленную руку, сжатую в кулак, на валявшиеся на столе осколки хрустального бокала. Потрясенный собственной глупостью, он с проклятием прошел в ванную и подставил руку под холодную воду.

Софи оказалась рядом. Ее кожа под торопливо накинутым халатом влажно блестела. Она изумительно пахла. Теплая, бесконечно желанная. Он стиснул зубы, стараясь не поддаваться инстинкту, велевшему обнять ее и поцелуями разрушить мучительный кошмар.

— Осколки не попали в рану? — тревожно спросила она.

— Не знаю. — Ему было все равно.

— Дай я взгляну.

— Нет, Софи! — Он увидел, как она вздрогнула от его крика, и стал рассматривать руку, напомнив себе, что должен сохранять самообладание, несмотря ни на что.

— У меня есть щипчики, если…

— Не стоит. — Он взял жесткую щетку, мыло и промыл порезы. Софи вскрикнула, словно эта мучительная процедура и ей причинила боль, прижала руку ко рту. Он туго затянул кисть льняной салфеткой, радуясь этому происшествию, которое немного разрядило обстановку. Теперь, несмотря на сжимавший сердце страх, он был в состоянии демонстрировать хладнокровие. — Итак, — сказал он мрачно, поворачиваясь к ней, — какую ложь пустил в ход Энрико на этот раз?

Она отошла от него на несколько шагов.

— Никакую. — Но тогда…

— Я видела тебя! — выпалила она. — Как ты раздевал Арабеллу во время нашего свадебного приема.

Он уставился на нее.

— Как я?..

— Какое это имеет значение, как? — вскричала она. — Ты изменил мне через несколько часов после венчания. Неужели ты не мог немного потерпеть? Притворился хотя бы, что женился на мне по любви…

— Я не изменял тебе! — воскликнул он, потрясенный ее словами. — Я, наоборот, велел ей одеться…

— Ложь!

— Это правда, черт побери.

— Мне так не показалось! Можешь оправдываться, но я тебе все равно не поверю. Я не должна была выходить за тебя замуж! Но ты сплел целую паутину лжи и околдовал меня, как и всех остальных.

— Ты хочешь меня, — процедил он, безжалостно скрывая свое ошеломленное состояние за каменной неподвижностью лица.

— Если ты полагаешь, что я стану спать с тобой, значит, ты меня совсем не знаешь! — выпалила она.

— Почему? Ведь ты же хочешь иметь детей, — вырвалось у него.

Она вздрогнула.

— Ты просто животное! — воскликнула она хрипло.