Карп надолго замолк. Он смотрел в стену, но его взгляд был устремлен сквозь нее — за фасад дома, за мощенную камнями улицу, за все улицы и проулки предместья — куда-то вдаль.

Потом он заговорил вновь:

— Я вам скажу о ней одно: это был уникальный случай. Или явное исключение из правил, поскольку, когда женишься на девушке, которую выбрало для тебя твое семейство, это скорее деловая сделка, чем что-то другое. Это нечто совсем иное, чем женитьба по своему выбору, и я имею в виду не только спальню, но и общение. Но позвольте мне вам сказать: те девять лет, что я прожил с этой женщиной, были годами полного счастья. Эта женщина словно сошла с картины Рафаэля. Я вам говорю: она была из другого мира. И вот однажды летом, теперь уже двадцать три года назад, она посадила детишек в машину, всех четверых. И они поехали к морю. По той дороге, что идет по набережной высоко над рекой... — Карп на мгновение закрыл глаза. Его лицо ничего не выражало. — Имелся только один свидетель. Какой-то фермер. Он утверждал, что это был наезд, и виноватый с места происшествия скрылся. Он не мог описать грузовик, говорил только, что тот был большим и мчался на предельной скорости. Водителя грузовика так и не нашли. Но тот фермер видел, что грузовик ехал за автомобилем, потом, обгоняя, задел его, и автомобиль свалился с набережной в реку на глубину сорока футов. Со всеми пятерыми, — уточнил Карп. — Внизу было сорок футов воды, а машина превратилась в груду искореженного металла. Через несколько дней автомобиль подняли, и я увидел то, что осталось в салоне. Меня не пускали, но я настаивал, и им пришлось вколоть мне успокоительное.

Кори поморщился.

Тщедушный человечек продолжал:

— Все списали на несчастный случай. Но, знаете ли, я в это не верю. Конечно, это мог быть и несчастный случай. То есть я хочу сказать, доказательств обратного нет. К тому же в то время я был несколько не в себе и не сумел сформулировать четко свои предположения. Но потом, несколько лет спустя, я стал размышлять о случившемся. Я старался гнать от себя эти мысли, убеждал себя, что это бесполезно, потому что я никогда не узнаю наверняка, был ли это несчастный случай или нет.

Кори скорчил недоуменную гримасу.

— Итак, я не знал этого тогда, не знаю сейчас и никогда не узнаю, — проговорил Карп. — Но я могу сказать со всей определенностью: если это не был несчастный случай, это было заказное убийство.

— Но почему?

— Судя по обстоятельствам, — ответил Карп. — Моя жена занималась общественной деятельностью. И не так, как это представляют в светских новостях — все сидят за столом на ленче и улыбаются фотографу. Моя жена была настоящей труженицей. Она отдавалась этому делу вся. Но назвать ее труженицей — значит ничего не сказать. Потому что она была защитницей. Она защищала бедных и обездоленных, тормошила инспекторов по здравоохранению и строительству, а особенно пожарных. Она призывала их самим отправиться в предместье и увидеть все собственными глазами и...

— Погоди, — вмешался Кори, — какое предместье?

— Это самое, — пояснил Карп. — «Болото».

Постепенно недоумение исчезло с лица Кори. Он сощурился и отвел взгляд в сторону.

— Кто-нибудь наверняка говорил ей, — буркнул он, — что «Болото» очистить невозможно. — А потом, уставившись на тщедушного человечка, спросил: — А ей не угрожали?

— Всего один раз. Да это и не очень походило на угрозу. Больше — на предложение дружбы.

— Гроган?

Карп медленно кивнул. Он смотрел сквозь стену, словно видел предместье двадцать три года тому назад, когда Уолтер Гроган, сметя всех своих конкурентов, взял его в свои руки, устанавливая плату за жилье, цены на прокладку водопровода, на пожарные огнетушители, которыми большинство жителей не могли обзавестись, потому что у них не было денег, и даже проценты с залогов. И почти каждый, кто пользовался услугами ростовщика, вместо того чтобы заплатить долги зеленщику, аптекарю или врачу, оставлял полученные деньги в баре забегаловки. Все это читалось в глазах Карпа, пока он кивал.

— Выглядело все очень по-дружески. Жена мне рассказывала. Говорила, что Гроган приглашал ее на ленч, а она отказалась. Тогда он стал рассыпаться в любезностях, заявил, что восхищается той работой, которую она ведет, но что в этом предместье в ней не нуждаются. Люди, живущие на болотах, не хотят никаких перемен. А потом добавил, что многие возмущены тем, что она приходит и стучится к ним в дома, и выразил надежду, что его слова ее не обидят. Короче говоря, он вежливо дал ей понять, что, если она не хочет неприятностей, пусть держится подальше от «Болот». Но она не сдавалась. А несколько недель спустя она оказалась в могиле. И дети вместе с ней. Это было выше моих сил. Я пытался покончить с собой и в конце концов спятил, так что меня отправили в психушку. Сказали, что я неизлечим.

— И сколько ты там пробыл?

— Девятнадцать лет.

Кори тихонько присвистнул:

— А как тебе удалось выбраться оттуда?

— Сбежал. Пересек лужайку, перелез через ворота и пошел вперед, говоря себе, что, изменив кое-что, я, возможно, смогу вернуться в мир и жить в нем. Но не как Генри К. Карпентер. Я простился с Генри К. Карпентером, и на свет Божий родился Карп.

Последовало длительное молчание.

Потом тщедушный человечек сказал:

— Вы понимаете, я не могу обвинять Грогана. За недостаточностью улик. Поэтому в своем личном зале суда я закрыл это дело.

— Но ты знаешь, что именно он нанял тот грузовик?

— Да, я в этом совершенно уверен, — подтвердил Карп. — Но что я могу сделать? То есть я хочу сказать, я ничего не собираюсь предпринимать.

— Тогда зачем ты вернулся сюда?

Карп безмятежно улыбнулся.

— Чтобы следить, — сказал он. — Следить за Уолтером Гроганом изо дня в день. Следить, как он стареет, как Время хватает его своими зубами. По крайней мере, в этом я нахожу определенное удовлетворение. Хотите еще кофе?

— Нет, спасибо, — ответил Кори. — Мне пора отчаливать.

— Но на улице еще темно, — возразил коротышка и указал на окно. — Посмотрите, видите, там еще совсем темно.

— Да я не боюсь, — бросил Кори, а про себя уточнил: «Во всяком случае, не слишком».

Он улыбнулся Карпу, быстро открыл дверь и вышел. Миновав коридор, он спустился по лестнице, направляясь к парадной двери, выходящей на Мэрион-стрит. На мгновение Кори задумался, говоря себе, что Мэрион-стрит, возможно, ловушка или, по крайней мере, это риск, очень большой риск.

«Откуда тебе знать, — предупреждал он себя. — Ведь эти бандиты Кингсли могут шататься здесь поблизости и как бы невзначай расспрашивать местных жителей, особенно тех, которые обычно собираются на углу и не находят лучшего занятия, чем обсуждать всякие новости. Поэтому, возможно, банда Кингсли уже подготовилась к удару и теперь находится во всеоружии. Возможно, кто-то уже сообщил им, что тебя видели с Карпом, что в последний раз тебя с Карпом видели, когда вы направлялись к Мэрион-стрит, где Карп обитает в квартире на втором этаже. Думаю, лучше выходить не на Мэрион, а в проулок».

Кори вернулся по коридору назад и постучал в дверь первой квартиры. После нескольких ударов она наконец открылась. Перед Кори стояла женщина, высокая, костлявая и почти седая. Она выглядела лет на шестьдесят или чуть старше. У нее под носом запеклась кровь, а под глазом красовался синяк.

— Чего надо? — недовольно буркнула она.

Кори вытащил бумажник и показал ей значок.

— Засунь его себе в... — сказала женщина и начала закрывать дверь, но он удержал ее. — Послушайте, я не вызывала полицию, — заявила женщина. — Боже правый, не знаю, почему так получается, но вы, гады, всегда приходите тогда, когда в вас нет никакой нужды!

— Дайте мне пройти. — Кори шагнул вперед, но женщина закрыла своим телом дверной проем.

— Говорю же, мне здесь не нужна никакая полиция. Я не собираюсь делать никаких заявлений. Вот так. Если я заявлю на него, то и он заявит на меня. И тогда вы увидите, что я с ним сделаю!