Январь, февраль, март 1960 года он жил в Москве и быстро почувствовал себя снова тем, чем был и раньше. Вокруг него немедленно собрались какие-то люди из Грузии, затаскивали его в ресторан «Арагви», пили с ним, славословили, курили ему фимиам… Опять он почувствовал себя «наследным принцем»… Его звали в Грузию — вот там он будет жить! Разве это квартира? Разве это мебель? Стыд и позор — ему, ему, давать такую мебель! Там ему построят дачу под Сухуми, там он будет жить, как ему подобает… Нашлась немолодая грузинка, которая немедленно предложила ему жениться на ней и ехать с ней в Сухуми.

Его дети — уже большие тогда юноша и девушка — отговаривали его, умоляли выгнать всех этих грузин вон, предупреждали, что опять это плохо кончится. Он отвечал, что сам знает, не им его учить… Он опять пил, он не в состоянии был сам удержаться, а дружки, и особенно грузины, поили его беспощадно…

Наконец, в апреле он уехал «лечиться» в Кисловодск. Его дочь Надя поехала с ним и писала оттуда, что опять сплошные попойки, что он ведет себя шумно, скандально, всем грозит и всех учит, что посмотреть на него сбегается весь Кисловодск. Из Грузии приехали опять какие-то проходимцы на машинах, звали его с собой. Он не поехал с ними, но куда-то исчез, и через пять дней появился — оказывается, он пропадал здесь же в домике у какой-то стрелочницы…

Когда он возвратился в Москву, то пробыл дома недолго.

Двоюродный брат Василия Владимир Аллилуев, чья интерпретация эпизодов его жизни во многом расходится с утверждениями Светланы, на этот раз с ней солидарен:

— Через некоторое время Василия освобождают с условием, что он изменит свой образ жизни и поведения. Василий пообещал, но скоро сорвался, его «дружки» снова к нему присосались, пошли пьянки, угрозы и т. п. и т. д. Опять тюрьма, он должен был досидеть данные ему по приговору восемь лет.

Серго Берия называет причину водворения Василия в камеру:

— Во второй раз его отправили в тюрьму после автомобильной аварии. Знали ведь, что ему пить нельзя, но напоили, посадили за руль. Снова тюрьма, ссылка.

Подробности этого злосчастного дорожно-транспортного происшествия находим у Л. Тарховой:

— Однажды, будучи пьяным, он стал причиной автомобильной аварии, в которой пострадал работник иностранного посольства. К тому же Василий еще и нещадно обругал его. Иностранец — это было уже слишком! Терпение властей лопнуло. Василия вновь заключили под стражу. Правда, досиживал срок он уже в Москве, в Лефортове, где условия содержания были получше. Ему даже удалось — какая удача! — подписаться в тюрьме на дефицитную тогда, как это было во все годы советской власти, художественную литературу. Он подарил подписку дочери к празднику. Книги эти, наверное, до сих пор стоят у нее дома.

А. Сухомлинов излагает это событие лаконичным языком юридических протоколов. Правда, версия юриста иная, автомобильная авария здесь отсутствует. 16 апреля (всего три месяца спустя) В. Сталин вновь арестован КГБ «за продолжение антисоветской деятельности». Это выразилось в посещении посольства КНР, где он якобы сделал «клеветническое заявление антисоветского характера». Так записано в документе. В. Сталин, говоря языком юристов-практиков, возвращен в места лишения свободы «для отбытия оставшейся части наказания».

Целый год — до 28 апреля 1961 года — он находится в Лефортове, хотя «китайское» дело было прекращено. Зато всплыло новое. Как свидетельствуют документы, он «сколотил вокруг себя группу националистически настроенных грузин» (за три-то месяца?), чтобы потом на родине отца занять пост партийного секретаря в целях подготовки государственного переворота…

И все-таки легенда автомобильной аварии живуча. Она присутствует и в рассказе С. П. Красикова:

— По выходе из тюрьмы Василий уехал на встречу со своим сослуживцем, бывшим командиром полка, и попал в автомобильную катастрофу.

Итак, в апреле 1960 года, после трех месяцев пребывания на свободе, его снова возвратили в тюрьму «досиживать» восьмилетний срок и выпустили в 1961-м полным инвалидом, с больной печенью и прогрессирующей язвой желудка.

По воспоминаниям его дочери Надежды Васильевны, после смерти И. В. Сталина отец каждый день ожидал ареста. И на квартире, и на даче он был в полном одиночестве. Однажды, вернувшись из школы, девочка обнаружила пустую квартиру. Отца уже увели, в доме шел обыск. Тогда многие документы пропали безвозвратно. Во 2-й Владимирской тюрьме отца содержали под фамилией Василия Павловича Васильева. Надя с мамой каждую неделю навещали его. Это были одночасовые встречи в обеденный перерыв. Отец любил эти приезды, очень ждал их.

Во время одной из встреч он утверждал, что суда над ним не было. Часто, когда они его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, кирзовых сапогах, он шел, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживавший ремень карабина, а другой державший палку отца, которую ему давали в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом. Он действительно был в отчаянии. В письмах, которые он передавал через жену и посылал официально, постоянно доказывал, что вины его ни в чем нет. Он требовал суда. Но все было бесполезно.

Еще эпизод, сохранившийся в детской памяти. После ареста отца Надя, как обычно, явилась в школу. Но в гардеробе ее встретила директор школы. Сорвав с вешалки пальто и швырнув его девочке в лицо, она прокричала: «Иди вон к своему отцу и деду». — «Мне идти некуда! Отец в тюрьме, а дед в могиле!» Но из школы пришлось уйти. Училась она тогда в седьмом классе.

Семь лет, пока отец был в тюрьме, дни тянулись очень медленно. Как-то она сидела вечером одна дома, когда раздался телефонный звонок. Надя подняла трубку. Знакомый голос сказал: «Дочка, это я, твой папа, я звоню с вокзала. Скоро буду».

Она так растерялась, что спросила: «Какой папа?» Его ответ запомнила дословно: «У тебя что, их много? Отец бывает только один».

Через полчаса он приехал с белым узелком и тростью в руках. На другой день он пошел оформлять документы. При выписке паспорта ему предложили принять другую фамилию. Он отказался. После этого его вызвал Шелепин. Разговор был долгий. Вернувшись от него, сказал, что он лучше будет жить без паспорта, чем с другой фамилией. Его поселили в гостинице «Пекин», а через некоторое время — на Фрунзенской набережной. Тогда же отца осмотрел профессор А. Н. Бакулев. Его вывод был такой: сердце в порядке, печень здорова, единственное, что вызывает опасение, так это болезнь ноги и чрезмерное употребление табака.

На свободе он пробыл всего два с половиной месяца. За это время побывал с дочкой в санатории, загорел, чувствовал себя хорошо. Как-то ему передали вино, Надя настояла, чтобы бутылки отослали сестре-хозяйке.

После отдыха его тянуло к работе. Он говорил дочери, что хотел бы работать директором бассейна. Такая у него была мечта. Вообще он был очень добродушный человек. После перевода в Лефортово ограниченность в движении отрицательно сказалась на нем и во многом подточила его здоровье. Что касается автомобильной катастрофы, то, на взгляд дочери, она была подстроена. Все это было на ее глазах, когда она ехала с отцом.

Светлана Аллилуева, по ее словам, в конце апреля узнала, что он опять «продолжает свой срок» — те самые восемь лет, которые ему так милостиво разрешили прервать, чтобы начать новую жизнь… А теперь его «попросили» досидеть срок до конца, поскольку на свободе он не вел себя должным образом.

Срок он отсидел не полностью. Весной 1961 года его все-таки отпустили из Лефортовской тюрьмы по состоянию здоровья. У него была больная печень, язва желудка и полное истощение всего организма — он всю жизнь ничего не ел, а только заливал свой желудок водкой…

А. Сухомлинов дает другую оценку состояния здоровья вышедшего на свободу узника. Он категорически опровергает утверждения хрущевской пропаганды о том, что сын Сталина одряхлел, совершенно опустился (за отсутствием водки выпрашивает у санитаров туалетную воду для волос и зараз выпивает по несколько пузырьков залпом), по отношению к другим заключенным ведет себя вызывающе, все время пишет «подобострастные прошения о помиловании».