— Совсем непросто было спланировать и провести арест такого злодея, — сказал Шаталин.

Эйтингон, Райхман и Судоплатов, сидевшие рядом, обменялись многозначительными взглядами. Они сразу поняли, что никакого бериевского заговора не существует, был антибериевский заговор в руководстве страны.

В 1998 году полковник Первого главного управления КГБ СССР Владимир Леонидович Пещерский рассказывал автору этой книги под диктофонную запись, как проходило собрание актива внешней разведки с участием Хрущева летом 1953 года в многоэтажном клубе КГБ на Малой Лубянке.

Из воспоминаний В. Л. Пещерского. При появлении Хрущева и сопровождавшей его свиты офицеры у входных дверей вытянулись по стойке «смирно» и взяли под козырек. В просторном зале с высоким потолком Хрущев сразу же прошел в президиум собрания, не без сутолоки заняли места другие члены президиума. Хрущев со знанием дела и видимым удовольствием повел заседание актива, успев во вступительном слове осудить людей, которые до этой минуты представляли основу, суть разведки.

Затем Хрущев предоставил слово Сергею Романовичу Савченко, руководителю внешней разведки. Савченко с 1922 года служил в органах безопасности, главным образом в пограничных частях и в высших погранучилищах. С 1949 года, с момента создания Комитета информации, занимал должность первого заместителя его председателя В. М. Молотова.

Догадываясь, что разговор будет трудным, но, не представляя даже приблизительно, насколько мучительным, Савченко по написанному тексту начал с привычного захода о подчиненности разведки народу и партии. Но Хрущев не намеревался слушать официальный, неизбежно скучный в таких случаях самоотчет. Развернувшись в сторону трибуны, он оборвал Савченко на полуслове.

— Ты вокруг да около не ходи. Скажи прямо, как с Берией дезинформировали правительство и партию, обманывали советский народ!

— Я прежде всего выполнял свой долг перед Родиной. Указаниям Берии следовал только потому, что он был наделен высшими полномочиями и курировал дела разведки. У меня не было оснований подозревать его в скрытом умысле.

Хрущев взорвался. Он никак не ожидал, что кто-то с самого начала примется возражать ему.

— Да как ты смеешь?! — Но через силу взял себя в руки и на полтона ниже продолжил. — Ты лапшу на уши не вешай! Скажи-ка честно своим товарищам, вот они в зале сидят, как разведку развалили, как в холуях у Берии ходил, как до такой жизни дошел?

Савченко нахмурился и уставился в доклад, намереваясь продолжить. Но Хрущев явно не желал слушать никаких объяснений.

— Чего там! — Хрущев махнул рукой. — Пусть выступает следующий.

Савченко сошел с трибуны, еще не зная, что он больше никогда не увидит этого клуба и закончит службу на низкой должности в системе госбезопасности Украины.

Вышел Арсений Васильевич Тишков. В годы войны он находился при штабе югославской Народно-освободительной армии как офицер связи и обеспечивал безопасность маршала Тито. Затем был резидентом внешней разведки в Будапеште. С 1951 года возглавлял одно из ведущих управлений разведки. Слушая его, Хрущев недовольно вертел головой и бросал в зал реплики.

— Все не то, все не о том.

Первый секретарь ЦК, чувствовалось, основательно подготовился к встрече и знал, кого и за что можно крепко прихватить.

— Ты лучше скажи собранию, — остановил он Тишкова, — смотрящим на тебя чекистам, как ты на сделку с совестью пошел и согласился стать личным представителем Берии при Тито?!

Тишков взглянул в зал, на разгоряченного Хрущева.

— Это не совсем так. Но кто рискнул бы тогда отказать в просьбе Берии? Утратить его доверие было равносильно вынесению смертного приговора.

Хрущев продолжал наседать.

— Вон ты какие песни запел. А о чем шептался с Берией, не забыл?

— Нет, Никита Сергеевич, я не трус и ничего не забыл. За ошибки готов ответить. А с Берией вел себя как офицер разведки.

Тишков обдумывал, что следует еще рассказать, но это за него решил Хрущев.

— Ты инструкции Берии помнишь? А ну ответь, как должен был внушить Тито мысль о том, что только с ним, с Берией, можно и надо вести дела в Советском Союзе. Молотов веса в советском руководстве не имел и потерял его доверие. Он бесперспективен и ориентироваться на него не следут. Так или не так было дело?

— Не знаю, кто составлял эту инструкцию, я ею не пользовался.

Тишков покинул трибуну. Назавтра он был смещен и назначен на новую должность — заместителя начальника разведывательной школы.

Хрущев выпускал далее на трибуну заместителей начальников управлений и руководителей отделов. Получив у него наглядный урок, кое-кто из них не стеснялся в выражениях, подменяя предметную критику бранью и сведением личных счетов. Хрущева забавляла эта ситуация, где он выступал высшим судьей. Вместе с тем он прислушивался к выступавшим, стараясь почерпнуть новые сведения и понять этот сложный механизм, с которым столкнулся лицом к лицу.

Скоро в органах госбезопасности начались массовые увольнения, которые не миновали и разведку. Уволен был П. М. Фитин, с 1939 по 1946 год возглавлявший внешнюю разведку. После суда над Берией Хрущев не проявил никакого интереса к Фитину и даже не пытался восстановить справедливость. Последнему с большим трудом удалось устроиться директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы с заграницей, где он проработал до конца своей жизни. Фитин так и не добился генеральской пенсии из-за неполной выслуги лет и получал немногим более двадцати семи рублей в месяц. Под сокращение попала и З. И. Рыбкина (литературный псевдоним Воскресенская), отважная разведчица, не раз выполнявшая за кордоном сложные задания. Ее уволили из центрального аппарата и предложили возглавить в органах милиции Воркуты работу с малолетними преступниками. Имея звание полковника разведки, но ограниченную выслугу лет для получения соответствующей пенсии, она отправилась, можно сказать, на три года в добровольную ссылку. Подобные примеры были далеко не единичны.

Вскоре после ареста Л. П. Берии пришли и за его семьей. Сына Серго тоже доставили в Лефортовскую тюрьму.

В один из дней, когда его повели на допрос, в кабинете следователя он увидел Георгия Максимилиановича Маленкова. Член Президиума ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР — в Лефортово… Зачем?

Говорили с глазу на глаз. Хотя Серго был уверен, что запись велась: все кабинеты тюрьмы были оборудованы соответствующим образом.

Маленков сразу сказал, что приехал сюда только из-за Серго.

Если коротко, разговор состоялся между ними такой. Маленков сказал: он и его коллеги считают, что как член партии и полезный член общества Серго просто обязан дать те показания, которые от него требуются. «Это нужно». Такие вещи, сказал он, в истории нашего государства уже бывали.

— Это позволит сохранить тебе жизнь и встретиться с семьей.

Арестант поблагодарил его за заботу, но сказал, что не может выдумать то, чего не было. Вымаливать себе жизнь ценой предательства отца и матери он не желает.

— Думаю, вы, Георгий Максимилианович, должны понять, что это было бы подлостью.

Маленков не стал продолжать разговор.

— Ты подумай… Я недельки через две-три еще заеду к тебе, и мы поговорим.

Маленков действительно приехал еще раз.

— Ну, как?

Помолчал.

— Хорошо. Может, в другом ты сможешь помочь? — как-то очень по-человечески он это произнес. — Ты что-нибудь слышал о личных архивах Иосифа Виссарионовича?

— Понятия не имею, — ответил Серго. — Никогда об этом дома не говорили.

— Ну, как же… У отца твоего тоже ведь архивы были, а?

— Тоже не знаю, никогда не слышал.

— Как не слышал?! — тут Маленков уже не сдержался. — У него должны быть архивы, должны!

Он явно очень расстроился.

Серго, по его словам, действительно ничего не слышал о личных архивах отца, но, естественно, если бы и знал что-то, это ничего бы не изменило. Все стало ему предельно ясно: им нужны архивы, в которых могли быть компрометирующие их материалы.