Не хочу его больше слушать. Ничего нового он мне не скажет.

Все. Развлечение окончено. Отключаю телефон, испытывая жгучее желание грохнуть его об стену. Надо спать. Инквизиторы тоже нормальные люди, они должны отдыхать, хотя бы время от времени. Перед тем, как упасть на кровать, завожу таймер на наручных часах. Когда придет время — они противно запикают, ненавижу этот звук. Через пару часов, как начнет светать — подъем. Поеду, проверю, как там моя старая знакомая пожелает. Базу я имею в виду.

Утром беру в гостинице машину. Я не выспалась, голова тяжелая, соображает с трудом. Двигаюсь на автомате. Вывожу авто из гаража, выезжаю из города. Ладно хоть дорога хорошая, пустая. Уже ноябрь. Тяжелые тучи несут то ли снег, то ли дождь. На сером небе штрихами нанесены ветви тополей. Поспать бы!

Съезжаю с трассы. Вглубь леса ведет вполне приличная грунтовая дорога. Ставлю машину неподалеку, дальше иду пешком. Тишь и гладь. Никакой активности не замечено. И вообще, база выглядит заброшенной и загаженной. Когда-то, когда граница была ближе, здесь базировались ракетные войска. А сейчас — пусто. Лишь бетонные бункера, соединенные переходами, да неизвестно для чего приспособленная сеть подземных коммуникаций. Приближаюсь, пытаясь отследить присутствие людей на эмоциональном уровне. Где-то у центрального входа действительно слышу отклик. Там — один человек. Достаю из кобуры пистолет и осторожно приближаюсь. Отклик какой-то размытый, неидентифицируемый. Как у Мастера. Ланкович?

Вхожу и вижу почти сразу мужской силуэт на фоне ярко освещенного, уходящего куда-то вниз коридора. Он стоит, не двигаясь. Опасности не ощущаю.

— Повернитесь ко мне лицом, пожалуйста, — прошу я, опуская предохранитель.

Он послушно оборачивается, как будто только и ждал этих моих слов, и я тут же узнаю Ланковича. Он повзрослел, стал шире в плечах, но это точно он. Пользуясь тем, что я впадаю в состояние легкого шока, он улыбается, и врывается в размаху в мое сознание.

Открываю глаза с трудом. Чувствую себя так, будто по мне танк проехался. Во рту пересохло, в голове кавардак.

— Что, — шепчу, — сила есть — ума не надо?

Скашиваю глаза в сторону. На полу, возле правой руки стоит стакан с водой и шоколадка.

— Я подумал, тебе пригодится, — слышу я знакомый голос и окончательно прихожу в себя.

Точно Ланкович. Я наконец-то могу разглядеть его глаза. Они не просто темные, они — зеленые, как у малышки. Помню — в крапинках.

— А, — говорю, — привет. Нашелся, стало быть.

— Я гляжу, ты подстриглась, — замечает он.

— Ну, — отвечаю, — за столько-то времени грех было не измениться. А что, позвольте поинтересоваться, все это значит? Домой, как я полагаю, ты не собираешься.

Он довольно ржет.

— У меня планы на твой счет.

— Оч-чень интересно, — сухо замечаю я, — какие такие планы могут быть у одного Мастера Идеи против другого Мастера Идеи?

Ланкович как-то судорожно подскакивает на месте, бледнеет и орет:

— Я не Мастер Идеи!!!

— Да, — говорю, — ты — не Мастер Идеи, а я — Орлеанская девственница.

— Я не Мастер Идеи!!! Слышишь!!!

Я пугаюсь, что-то не то в его поведении. Ланкович опускает голову, дышит тяжело. Странный какой.

Уползаю в уголок, на всякий случай прихватив шоколадку, и сажусь там, прижав к себе колени. Оглядываюсь. Да, все то же. Все возвращается на круги своя. Я на той же базе. Ситуация знакома до безобразия, и все-таки что-то в ней не то. Пытаюсь быстренько прощупать Ланковича, но он закрыт наглухо, как я и полагала. И больно уж он нервный, я даже спрашивать боюсь.

— Я больше не Мастер Идеи, — произносит он, слегка успокаиваясь, — я перестал им быть, когда прошел переактуализацию.

Теперь уже я подскакиваю на месте.

— Но это невозможно! Та статья Карлова, ее все-все критиковали! Научно доказано, что переактуализация невозможна!

Ланкович совсем уже пришел в себя.

— Карлов всего-навсего слегка ошибся в расчетах. А может, специально выпустил статью с ошибкой. Не знаю, но у меня получилось.

Вот это да! Вот это, конечно, гений! Его бы деятельность да на пользу человечеству. Я смотрю на него с уважением, но тут его вполне привлекательная физиономия перекашивается.

— Помнишь браслеты, Майя? — интересуется он.

Ну, еще бы я их не помнила!

— Я их усовершенствовал. У меня, знаешь, вдруг проснулись какие-то технические способности.

Ланкович подходит ближе, держа в руке какой-то тонкий обруч, с явным намерением на меня его нацепить. Я в ужасе вжимаюсь в угол.

— Дмитрий, не трогай меня!

Он опять как-то странно улыбается, я его откровенно боюсь.

— Ланкович, не надо!

Он наклоняется надо мной с явным намерением одеть мне это на шею. Я пытаюсь отвести его руку, но он замахивается и произносит на удивление спокойно:

— Я тебя ударю.

С огорчением понимаю, что он действительно меня ударит, и не раз, если понадобится, но удавку эту все равно оденет. Я, конечно, могу посопротивляться, но давно замечено: женщину синяки не красят. А мне они еще и к форме не подходят. Она у меня оливковая. Синий к ней совсем не в тему.

— Ладно, — мрачно отвечаю я, — давай, изверг, издевайся над своим старым слабым учителем.

Он улыбается и закрепляет на моей шее эту штуковину. Слышу щелчок, и все, я в ошейнике. Гав-гав.

— Можешь шариться, — милостиво позволяет он, — где хочешь. Но при попытке выйти за пределы базы кольцо включится и пошлет два сигнала: один — тебе в мозг, другой — мне на пульт. Ты свалишься там, где стояла, а я найду тебя без проблем. Кроме того, в кольцо вмонтирован маячок, так что я, опять-таки, в любой момент могу проследить, где ты находишься. Все ясно?

Кольцо неприятно давит шею. Я цепочки-то из-за этого не ношу и высокие воротники, не то, что ошейники. Ощупываю замок. Надо будет разобраться с его устройством.

— Есть вопросы и пожелания? — спрашивает он и улыбается. Вот сейчас — вполне нормальный на вид человек.

— Чтоб ты сдох, — отвечаю совершенно искренне.

Он удаляется, не поставив меня в известность, куда, а я начинаю обследовать базу в поисках еды и оружия. В прошлое мое посещение я, оказывается, многого не видела. Она очень велика. Когда мне надоедает это занятие, я одну из найденных мною комнат оборудую под свою конуру. Перетаскиваю в нее найденные мною матрас и два одеяла, вполне годный стул. Кровать там уже стоит, и, вроде бы, она достаточно крепкая. Подушек нигде не наблюдается, ну и ладно, будем беречь осанку.

Два дня проходят, как одна бесконечно долгая минута. Успеваю обдумать ситуацию, в которой я оказалась. Логики как не было, так и нет. Я — сторонник Идеи, я не верю в то, что она могла так просто Ланковича отпустить. Должна быть какая-то причина, по которой он, такой правильный человек, совершает такие ненормальные поступки. Как захват инквизитора, к примеру, который по совместительству его Учителем является. Мне кажется, он заболел.

В процессе размышлений обнаруживаю кухню и запас банок с тушенкой. Ланковича не видно. За стены базы выходить боюсь. Вдруг ненароком ступлю ногой куда не следует, и все, вымру, как мамонт. Ланковича-то нет! Кто вынесет из опасной зоны мое хладеющее тело?

И вот он, мой милый мальчик, наконец-то, появляется. Кидаюсь ему навстречу чуть ли не с объятиями — больно уж достали меня одиночество и тушенка.

— Я отогнал машину к гостинице! — заявляет он, складывая пакеты с едой на кухонный стол, — ты ее плохо спрятала.

Тоже мне, умник! Можно подумать, я ее прятала. Вытаскиваю из пакета зеленое яблоко, быстро, пока не отобрали, обтираю его подолом юбки и начинаю хрумчать.

— А все равно, — говорю, — меня будут искать и найдут.

— Ну да! — восклицает Ланкович с непередаваемой саркастической интонацией в голосе, — очнись, девочка, ты в отпуске! А отпуск у тебя длинный.

— Не надо, — отвечаю, — меня отозвали!

— А ты приказ видела?