— Дмитрий, — зову я, — посмотрите на меня.

Он в ужасе скашивает взгляд на свою грудь, следов ожога там нет, с облегчением вздыхает, потом смотрит мне в лицо, и во взгляде его я неожиданно читаю торжество. Ах ты, щенок! Это злит меня. Я всегда злюсь, когда они заставляют над собой издеваться, но этот еще и полагает, будто у меня не хватит духу продолжить! Что ж, у него будет возможность убедиться в обратном.

— Идем дальше? — интересуюсь.

— Пожалуйста, — вежливо отвечает он. Голос подрагивает, но полон достоинства.

Я смеюсь и сажусь на стул, кладя ногу на ногу.

— Милый Вы мой, ну что ж Вы себя так ведете?

Скашиваю взгляд на Андрея — тот стоит, подпирая стену, и смотрит куда-то вбок. Типа его это не касается.

— Мальчики, отпустите его, — говорю я охранникам.

— Мне кажется, — продолжаю, — что Вы мне пытаетесь нагрубить.

Ланкович садится на стол и смотрит на меня с каким-то болезненным интересом на лице. Забавный субъект.

— Я? — произносит он, — Вам? Никогда.

И даже качает головой, мол мне это показалось.

— С инструментиками, — интересуюсь, — ознакомились уже?

— Да.

— Принцип действия продемонстрировать?

— Спасибо, не надо, — отвечает он.

— Дело Ваше. И что мне с Вами делать? Бить я вас не хочу. Разлом — это вообще, по моему глубокому убеждению, варварство. Да и что мне с Вами после разлома делать? В психушку отправить? Это неинтересно.

Обеими руками Ланкович упирается о край стола, глядит на меня исподлобья. Он явно считает меня каким-то монстром. Это забавляет.

— Партия освобождения прав человека, — медленно произношу я, — это название говорит Вам о чем-либо?

— Нет, — вздрагивает он.

— А газеты Вы, значит, не читаете? — интересуюсь.

— Нет, — повторяет Ланкович и отчего-то озирается по сторонам. Я встаю и подхожу к нему ближе, заглядываю в лицо, фамильярно придерживая его за подбородок.

— Ну что ты, малыш, — спрашиваю, — ты же ничего особенно опасного не совершил. Ты и попал сюда случайно. Будь у тебя штук на пять книг меньше, вообще отделался бы административным взысканием.

Здесь я вру, достаточно было и одной, но ему знать об этом необязательно. Взгляд Ланковича становится непонимающим. Весь он излучает растерянность. Я осторожно поглаживаю его по плечу.

— Успокойся. Успокойся. Давай просто поговорим.

Снова усаживаюсь на стул. По возможности, честно и открыто смотрю на собеседника.

— Партия освобождения прав человека. Ты слышал о ней?

Он утвердительно кивает головой и пытается слезть со стола.

— Нет, ты сиди, сиди, — говорю я ему ласково, — нам так удобнее будет беседовать. Ты не имеешь к ней никакого отношения.

Заминка. Затем:

— Да.

— Однако понимаешь, что люди, распространяющие литературу подобно той, что была обнаружена у тебя дома, должны иметь информацию об этой организации.

— Ну…

— Когда ты нашел книги?

Он мнется и смотрит в пол. Бедный мальчик. Врать — это тоже искусство.

— На той неделе, в среду или четверг.

— Почему не сдал их в отделение СИ? Не успел?

— Да.

— Согласись, подобная литература нечасто валяется на дороге. Ведь так?

— Да, но…

— Вероятность этого чрезвычайно мала. Она мала настолько, что я имею полное право заподозрить тебя во лжи. И я могла бы удовлетвориться лишь подозрениями, если бы ни одно но. Я Мастер, Дима, я чувствую, когда люди говорят неправду.

Я встаю и отхожу ближе к двери. Смотрю на него издалека очень серьезно и снова спрашиваю:

— Так где ты взял эти книги?

— Нашел, — ухмыляется он.

Нет, но это уже оскорбление! Он меня достал! Это уже неуважение к власти. А неуважение к власти должно наказываться. Так гласит Регламент.

Смотрю на Андрея — он заинтересованно прислушивается к нашему разговору.

— Подготовьте заключенного к экзекуции, — произношу я сухо.

Руки и ноги Ланковича уже не удерживаются охранниками. Для таких умных как он, в конструкции стола предусмотрены специальные кольца. Что там думает Ланкович об Инквизиции в целом и обо мне в частности — наплевать. Задираю выше его рубашку. Наклоняюсь к нему и шепчу на ухо:

— Порка, Дима, это так унизительно.

Он вздрагивает всем телом, а я утешительно хлопаю его по плечу, мол, не нервничай, все путем. Ловлю на себе настороженный взгляд Андрея:

— Выйди, — говорю ему, — и мальчиков с собой забери. Я справлюсь сама.

Холодным тоном зачитываю официальную часть:

— За отказ от дачи показаний Вы, Ланкович Дмитрий, будете подвергнуты порке плетьми.

И приступаю. Но быстро выдыхаюсь, стол высоковат, да и мероприятие непривычно. Зову Андрея, но не для того, чтобы освободить Ланковича, а чтобы продолжить наказание. Смотрю со стороны, как Андрюха, кривясь и морщась — он тоже очень не любит это занятие — продолжает начатое мною дело.

Ланкович молчит. Велю помощнику остановиться. Проверяю, не потерял ли заключенный сознание. Нет, просто молчит и кусает губы. Приказываю увеличить силу и частоту ударов. Мой зам нехотя подчиняется. И вот, слышу первый вскрик, второй…четвертый.

— Хватит, — говорю я, и Андрей с облегчением передает мне плеть.

— Отвяжите подозреваемого и отведите его в камеру, — приказываю, складывая орудие наказания в целлофановый пакет — ее еще нужно отдать продезинфицировать.

Освобожденный Ланкович заправляет рубашку в брюки и смотрит на меня с ненавистью. Наплевать. Не первый и не последний. Хотя, пожалуй, хорошо, что его сила не актуализирована. Если бы за его способности взялся специалист, такой, как я, к примеру, тогда все, держись планета.

Собираюсь уже уходить, но один из охранников встает у меня на пути. Гляжу на него в недоумении — что за фокусы? И тут замечаю, насколько этот парень похож на Андрюху. Никогда не обращала на охранников внимания — они слишком часто для этого меняются, но уж такого-то я заметила бы. Сам Андрей напряженно глядит в мою сторону и делает шаг вперед.

Я инстинктивно отступаю, лихорадочно пытаясь на него настроиться, но не успеваю. Мой персональный помощник быстро втыкает мне в плечо какую-то странную штуковину, по виду напоминающую дротик. Я ойкаю и валюсь на пол. Быстро понимаю, что не в состоянии пошевелиться или произнести что-либо, могу лишь открывать и закрывать глаза, и то очень медленно. Вижу, как падает второй охранник, а Ланкович и двое оставшихся мальчиков начинают избивать того типа, который похож на Андрея. Тот пытается отбиваться и кричит, но его валят на пол, некоторое время пинают ногами, а потом один из охранников быстрым и точным движением ломает ему шею. Снова и снова пытаюсь произвести хоть какое-нибудь движение. Не могу, но мозг мой на удивление чист и активен. Без труда вхожу в сознание Андрея, читаю в нем опасение и готовность к дальнейшему. Ланкович беспредельно обижен и зол, он нервничает. Просмотр эмоций двух его помощников ничего нового мне не дает — они исполнители, делают свою работу просто и апатично.

Андрей начинает раздеваться. Его офицерский китель напяливается на Ланковича; сам Андрей облачается в форму лежащего на полу трупа. Потом они с Ланковичем снимают одежду с меня. Я наблюдаю это как бы со стороны, поэтому конкретно данный факт меня мало волнует. Андрей аккуратно и бережно одевает мое бесчувственное тело в униформу библиотекарши, которую мы с ним на прошлой неделе отправили на каторгу, а потом два раза ударяет меня ладонью по лицу. Вытирает кровь со своей руки о пиджак библиотекаря. Я понимаю, вижу в его голове, что делается это не для того, чтобы наказать или унизить меня, это нужно для создания образа. Пульверизатором Андрей обрызгивает мои волосы, чтобы они временно поменяли цвет. Тем временем Ланкович упорно запихивает мою форму в мой же портфель. Скомканная кое-как одежда лезть туда не желает. Андрей спокойно отнимает у Ланковича мои вещи, складывает их очень аккуратно, глядит на часы. Правильно, время общения с подозреваемым уже заканчивается. Скоро сюда могут прийти.