– Я слышал, ты завтракала с ним. Она взглянула на меня.
– Ты что-нибудь имеешь против?
– Возможно. – Я взял стакан и отхлебнул: смешала она правильно. – Ты не находишь, что приступ случился в самое неподходящее время.
Она нахмурилась, и казалось, не понимала меня.
– У него и раньше бывали такие приступы.
– А перед этим ты всегда завтракала с ним?
Рондина поняла, к чему я клоню. Стакан в ее руке задрожал. Она тщательно старалась подыскать ответ, но я сменил тему.
– Мы получили информацию о Диане Кен. Или тебе и так все известно?
Она оцепенела. Стакан выпал у нее из рук и разбился. Кусочек льда подкатился к софе, и я отшвырнул его ногой. Лицо Рондины помертвело.
– Через нее ты и проникла в семью Кенов. – Мне не удалось скрыть торжествующую улыбку. – Остается только выяснить, где настоящая Эдит Кен. Молчишь? Тогда я отвечу за тебя. Возможно, настоящая Кен содержится где-то в заключении. Однако держу пари, что она мертва. Ты любишь тщательно заметать следы. Все рекомендации даны тебе людьми, знавшими Эдит ребенком. Здесь помогла репутация семьи. Но если эта история попадет в газеты, Кенам конец.
Пальцы Рондины дрожали. Она с трудом держала сигарету. Я вынул из кармана рекламные спички из моего отеля, дал ей прикурить и бросил коробок на стол. Она глубоко затянулась и постаралась взять себя в руки.
– Ты ошибаешься, Тайгер.
– Нет, радость моя.
– Ты не можешь…
– Подожди и увидишь.
Она еще раз затянулась, погасила сигарету в пепельнице, потом поймала мой взгляд и отчеканила тоном прежней Рондины:
– Я не допущу, чтобы ты втоптал имя Кенов в грязь.
– Каким образом? С помощью Видора Чариса?
Она долго молчала. Потом на ее лице вдруг промелькнула тень сочувствия.
– Ах ты, дурачок.
– Я всегда уважал твои способности, Рондина. Но сейчас ты промахнулась.
– Тайгер…
– Подойди ко мне. Я хочу, чтобы ты довела свою игру до конца. Помнишь наш последний поцелуй? Подойди, я хочу узнать, каков теперь вкус твоих губ.
Ее руки судорожно вцепились в спинку кресла, а глаза сверкнули.
– Я хочу знать, остались ли твои поцелуи такими же после того, как ты причинила столько горя почтенной семье и убила ни в чем не повинного ребенка. Подойди ко мне, Рондина.
Она поднялась и замерла как натянутая тетива.
– Подойди ближе, дорогая. Я всегда ношу с собой пистолет. Может, тебе удастся улучить удобный момент, вытащить его и опять выстрелить мне в грудь.
Как ни странно, но напряжение понемногу спало с нее. Наконец, окончательно овладев собой, она медленно подошла ко мне. Мягкий свет подчеркивал прелесть ее фигуры.
Я сидел на софе, стараясь проникнуть в ее мысли.
– Скажи, Тайгер, ты сильно меня любишь? – прошептала Рондина.
Она опять начала новый заход по обольщению.
– Сильнее, чем ты думаешь, – хрипло сказал я.
– Когда – то ты бы все сделал для меня.
– Это было давно, а теперь могу сделать лишь одно – застрелить.
Рондина встала коленями на софу, так что они прижались к моей ноге. Вырез халата открывал глубокую ложбинку между грудей.
– Прошу, выслушай меня, – с подкупающей простотой сказала она.
– Зачем?
– Потому что ты меня любишь. Я отвел ее колени в сторону.
– Ты так прекрасно умела говорить о любви, дорогая. Когда я лежал рядом и слушал, у меня внутри все таяло. Где бы мы ни предавались любви – на сене или в кровати, ты всегда повторяла, как сильно меня любишь. Скажи это еще раз.
– Я полюбила тебя с первого взгляда.
– Ты повторяешься, Рондина. Придумай что-нибудь новое. Она медленно подняла руку и нежно коснулась моего лица.
– Я люблю тебя. Тайгер.
Ее слова проникли мне в душу. Рондина поняла мое состояние, а я возненавидел себя, потому что последние двадцать лет пытался подавить это чувство.
– Можно мне теперь высказать свою просьбу? Я промолчал, и она сказала:
– Оставь в покое семью Кенов.
– Убийцы не меняются, – сказал я.
Ее лицо оставалось невозмутимым, только в глазах появилось новое выражение.
– Это верно.
Рондина наклонилась и прильнула к моим губам. Халат сполз, и я ощутил ее у своей груди.
Мной овладело прежнее волнение, и я понял, что не смогу ему противиться. Но меня выручила сама Рондина: она вдруг застыла и попыталась высвободиться из моих объятий. В глазах ее появился страх и еще что – то… Я отпустил ее, и она натянула халат на плечи.
– Мне очень жаль… правда… – задыхаясь, сказала она.
Мне не оставалось ничего другого, как усмехнуться. Комедия зашла слишком далеко. Чертовски удачный новый поворот, но на основе старого фокуса. Только удивительно, что она не попыталась вытащить у меня пистолет.
Я встал, взял шляпу и плащ и с улыбкой сказал ей:
– Скоро, Рондина, тебе придется заплатить за все. А пока оставайся.
Идя к двери, я чувствовал на спине ее взгляд и понимал, что представляю собой сейчас прекрасную цель, но знал также, что она не осмелится выстрелить.
Дождь лил потоками. Все проезжающие машины были заняты, и я пошел пешком. Последний раз на этом пути у меня оказалось несколько незваных провожатых, двух из которых я застрелил. Дойдя до Бродвея, я совсем промок и зашел в бар обсушиться и согреться, а через полчаса сел в такси и отправился в отель.
Я постучал в дверь своего номера, где меня ждал Туми. Никто не ответил. Решив, что он заснул, я открыл дверь своим ключом, вошел, зажег свет и увидел, что Туми лежит на кровати лицом вниз. Но он не спал. В затылке его виднелось маленькое отверстие, а по простыне расплылось большое красное пятно. Тело было еще теплым.
Хорошая работа, Рондина, подумал я. Спички с адресом отеля, которые я неосмотрительно оставил у тебя на столе, звонок убийце по имени Видор Чарис, меткий выстрел из пистолета с глушителем в приоткрытую дверь – и дело сделано. Если не считать одного момента. Убийца не мог видеть лица жертвы, потому что Туми лежал лицом вниз. Это была моя комната.
Бедняга Туми.
12
Телефонист в отеле – пожилой болезненный мужчина – сказал, что не так давно звонили и спрашивали номер моей комнаты. Он дал номер и уже собирался соединить, как повесили трубку. Портье тоже не смог сообщить ничего интересного: он весь вечер был занят и не заметил, кто входил в отель и выходил.
Я вернулся в комнату, обыскал ее, но ничего особенного не нашел.
Правда, в кармане пиджака Туми лежали два письма, пересланные мне из прежнего отеля. В первом сообщалось, что к ним прибыл мой чемодан из Мехико, а второе исходило от немецкого хирурга, специалиста по пластическим операциям. Тот заявлял, что изображенная на снимке женщина никогда не была его пациенткой, но он ее знал – это Рондина Лунд, с которой он познакомился еще во время войны. Кажется, она умерла, но это ему известно только по слухам.
Что ж, я мог проинформировать его точнее.
Первый мой звонок был Мартину Грэди, второй – Томасу Уотфорду. Последний хотел, чтобы я дождался приезда его людей, но я отказался, сказав, что позвоню позже, чтобы узнать подробности и описание пули, после чего повесил трубку. У меня не было времени заниматься полицейской рутиной. К тому же в дело вмешался Рэндольф, что грозило массой ненужных осложнений.
Я уложил свои вещи, спустился вниз и расплатился, а через три квартала вошел в маленький отель для коммивояжеров ров и снял номер на имя Фрэнка Уилсона из Мемфиса, штат Теннесси.
Несмотря на поздний час, я позвонил Стефану Мидросу и поднял его с постели.
– Слушаю, – сердито ответил он.
– Говорит Тайгер. Простите, что разбудил вас, но дело очень важное.
– Не беспокойтесь, все в порядке.
– Мне не хотелось бы ни с кем входить в контакт, поэтому прошу вас сделать для меня одну вещь.
– Разумеется.
– Вы знаете, как связаться с Грегори Гофта?
– Он сейчас дома. Я недавно разговаривал с ним.