К счастью, после третьего броска мы вышли хоть и в стороне от расчетной точки, но зато достаточно близко к вашей базе на Регосе и решили добираться до нее обычным ходом. С таким состоянием навигационного оборудования о пространственном переходе нечего было и думать. К "этому времени у нас начали пошаливать генераторы…

— Что значит «пошаливать»?

— Совершенно необъяснимая потеря мощности… Накопители перестали держать энергию. Словно она проваливалась в преисподнюю.

Сам понимаешь, ползти на досвете — занятие невеселое. До Регоса нам предстояло тянуть почти четыре месяца. Но уже через месяц у тех, кто нес вахту в управляющей рубке, непосредственно примыкающей к носовому отсеку, обнаружились необъяснимые болезни.

Словом, люди начали разлаживаться, подобно механизмам. Вначале это напоминало простуду, грипп, вирусную инфекцию. Врач сбился с ног. Не помогали никакие антибиотики. Непонятно было и то, что люди, покинув рубку, излечивались словно по волшебству. В конце концов, вахт в носовой рубке стали бояться. Пришлось все, что возможно, переключить на кормовой отсек. Но это не решило проблемы, потому что разладка механизмов катастрофически прогрессировала, постепенно расползаясь по всему кораблю.

Корабль без навигации, без управляющих систем, с ненадежными генераторами, да еще эпидемия гриппа в придачу, если, конечно, это грипп… Вот такие дела…

— Ты правильно сделал, объявив карантин.

— Самое неприятное в этой истории ее неопределенность. Все факты, которые можно установить и доказать, находятся на грани естественных поломок, разладок, невезения, наконец. Связной картины, которую я тебе изложил, в отчете, увы, не получится. Карантин тоже могут отменить. Я уверен, его опротестует большая часть команды. Представляешь, что это такое, после годового похода провести взаперти на станции еще не менее шести месяцев. Их можно понять.

— Что случилось с пленками?

— Размагнитились. И здесь, как и во всем, может быть две причины. Случайно попали под переменное магнитное поле, при наших неполадках в аппаратуре оно вполне могло возникнуть в самых неожиданных местах. В длительных походах в корабельных системах всегда накапливаются неполадки. Чем система сложнее, тем чаще отказы. Мы к этому привыкли, стали дублировать наиболее ответственные узлы. Все дело в количестве таких отказов. Вряд ли мне удастся что-нибудь доказать. Мне скажут: виновато магнитное поле планеты. Оно действительно оказалось необычно сильным. У меня нет доказательств. Нет неопровержимых фактов…

Они надолго замолчали. Только теперь Ротанов взглянул на курсовой экран и увидел, как далеко они отклонились от спутника.

Пришлось поворачивать катер, включать импульсные двигатели. Неожиданно быстро стал приближаться мигающий маячок спутника. Оба поняли, что все уже сказано. Кроме, может быть, самого важного… Сейчас наступит конец их встречи, и всякое общение будет прервано карантином на долгие месяцы. Потом начнутся комиссии, расследования, Ротанова вновь засосет непролазная рутина повседневных дел. То, что сейчас кажется самым главным, постепенно забудется, отойдет на второй план, заслоненное мелкими сиюминутными делами, проблемами… И тогда Олег решился.

— Ты должен мне помочь. Нужна специальная экспедиция к «Черной», так мы назвали планету. Мой отчет наверняка покажется в Совете недостаточным. Понадобится весь твои авторитет…

— Я этого не сделаю, Олег.

— Ты мне не веришь? Тебе тоже нужны доказательства?

— Конечно, нет. Именно потому, что не сомневаюсь, я не стану поддерживать тебя в Совете. Пока ученые не разберутся в том, что произошло, нечего даже думать соваться к твоей «Черной».

— А как они разберутся с нашими куцыми данными без пленок, без экспериментов? Никто даже не знает, какими законами можно объяснить происшедшее. Мы не знаем этих законов. Вот увидишь — большинство ученых вообще будут все отрицать. Мы столкнулись с чем-то принципиально новым, и учти, эта звезда не стоит на месте. Она движется к нашему звездному рукаву. Движется гораздо быстрее, чем ты можешь предположить. У нас, возможно, нет уже времени, чтобы ждать, пока ученые возведут свою теоретическую базу. Защиту придется искать на ходу, возможно, с риском. Тут уж ничего не поделаешь. У нас нет выбора. Мы должны принять вызов, иначе можно опоздать.

— Никто не бросал нам вызова. Все, что с тобой произошло, всего лишь единичный случай. Не стоит поднимать из-за этого шум на всю Федерацию. Нам не позволят рисковать человеческими жизнями. Сегодня мы еще не готовы к исследованию твоей планеты. Ты, видимо, даже не понял, как тебе повезло!

— Да в чем повезло?

— В том, что ты вернулся! В том, что Регос оказался поблизости! В том, что мы сегодня имеем карантин третьей степени вместо еще одного без вести пропавшего корабля! Теперь хоть подходы появились к проблеме участившихся за последние годы исчезновений наших кораблей!

Олег долго молчал. Огни спутника поползли вверх. Стал виден его шершавый, заслонивший Регос борт с пастью стыковочного шлюза. Двигатель рявкнул в последний раз, катер резко затормозил и стал разворачиваться.

— Ты стал очень осторожным, Игорь, — донес до него шлемофон уставший и какой-то погасший голос Олега. — Может быть, это признак старости? — Он словно читал его мысли. — Может быть, ты ищешь оправдания своему нежеланию лететь со мной?

— Можно подумать, ты меня приглашал, — буркнул Ротанов, стараясь не промазать кормой катера мимо шлюза.

— Ты скажи прямо. Я не обижусь. — Олег нарочно старался вывести его из себя, заставить высказаться до конца. Но Ротанов лишь провел рукой по лицу, постарался голосом не выдать своего волнения.

— Мудрым я стал, Олег. Мудрым, а не осторожным. Придется тебе подождать с этой планетой.

Поздно ночью, добравшись до своего жилого отсека на одиннадцатом горизонте базы, Ротанов повалился на раздвижную койку не раздеваясь. Давно у него не было такого паршивого настроения.

Жизнь проходит, сжатая в цепочку незначительных дел. В прошлом остались походы на далекие звезды, иные цивилизации, открытия, потрясавшие всю Федерацию. Теперь он стал администратором. Одним из многих, может быть, даже не очень хорошим администратором. Правда, он научился ставить интересы дела превыше всего. Научился отказывать друзьям и не принимать отчаянных решений, так часто в сложных ситуациях оказывавшихся единственно верными.

Ротанов лежал лицом вверх, невидящим взглядом уставившись в потолок. Ему казалось, что десять бронированных верхних горизонтов базы-крепости физически давят ему на грудь. Что из этой глубокой стальной пещеры ему уже никогда не вырваться на простор к звездам и кораблям… Ему казалось, что сквозь бесчисленные потолки, отгородившие его от неба, он видит мертвый, с погашенными иллюминаторами, оставленный людьми корабль. Видит примелькавшийся за день обшарпанный борт с оплавленными ромбами броневых плит, с задраенными наглухо люками. С обесточенными цепями и навсегда погашенными реакторами. Корабль, который никогда уже не будет летать, скрывший в себе тайну, так глубоко запрятанную под ворохом мнимых причин, незначительных фактов и еще менее значительных последствий, что ее не удастся извлечь оттуда, как бы они ни старались; годами будет ржаветь эта тайна вместе с законсервированным кораблем, окончательно погребенная под грудами ненужных отчетов, бесполезных комиссий, экспертиз и расследований…

В чем-то он был прав, старый его дружище… В чем-то он был бесспорно прав. Время уходит безвозвратно и исподволь незаметно изменяет нас самих, наши решения и мысли. Нужно нечто уж совсем необычное, нечто выходящее за рамки, потрясающее основы, чтобы прервать рутину, засасывающую человека с возрастом. Но такие события случаются редко. Крайне редко.

Мысли стали путаться. Он был уже на грани сна и яви. И сквозь этот странный полусон на секунду ему показалось, что он увидел молнию…

Черную молнию, отделившуюся от борта звездолета и устремившуюся вниз, к ничего не подозревающей планете…