И он дошёл и сказал:

   - Мы победили, моя госпожа! Мы бились яростно, как могли. И среди убежавших врагов осталось слишком мало людей. Они уже не посмеют посягать на наши земли.

   Он дошёл и сказал. И хотел было поклониться, но упал...

   Глаза бога Ра смотрели на него испепеляющим огнём. Но руки, подхватившие его, были столь нежны! Он слышал шелест её белого платья, почуял запах каких-то душистых масел, идущий от её тёплой груди, ощутил как бешено бьётся её сердце. И больше не осталось ничего. Всё сгорело в пламени солнца. Вся жизнь. Все победы и поражения. Всё. Всё сгорело. Но последнее, что почувствовал он, было нежное прикосновение её рук. Рук чужой жены. Жены самого фараона. Таких тёплых и нежных, что не страшно было уже умереть. Он уже не почувствовал горячих слёз, упавших на него из её глаз. В этот жаркий полдень сгорело всё. И что-то неуловимое сгорело в чёрных глазах, жирно обведённых чёрной краской. И никто ничего не заметил. Никто ничего не заметил кроме жаркого солнца. Жестокого жаркого солнца, из-за которого сгорело всё.

   Вечная ночь, за которой не было рассвета. Вечная ночь, укрывшая её слёзы и его сгоревшие надежды. Сгорело всё...

   Его трясли и что-то кричали. Мир плавился.

   Одна сигарета, упавшая на пол, не вызвала бы пожар. Ничего бы, быть может и не сгорело бы. Но только сторож вскочил. Испуганно обернулся. Взгляд его упал на открытый саркофаг за стеклом, на тёмное тело, слегка и небрежно закрытое белой одеждой, чтобы хоть немного защитить тонкую женскую фигуру от докучливых въедливых глаз. И отчего-то ему стало жаль её. Что вот так лежит она, а люди ходят и смотрют. Что вот так не дают ей умереть до конца. Что изрезали её, выпотрошили, смазали непойми чем. Что не дали так просто уйти из этого мира. Что засунули в каменную коробку, а потом расколупали последнее убежище, вытащили на свет. И поставили под жадные взгляды жестоких людей.

   Ничего быть может и не сгорело бы. Но сторож выронил газету и судорожно смял рубашку над сердцем.

   Последние дни царила страшная жара. Днём плавился асфальт на недавно доделанной дороге у музея. Ночью жара всё ещё не желала выпускать из своих страстных объятий измученных людей. Всё накалилось, всё стало горячее.

   Газета упала на догорающую сигарету, вспыхнула. В противопожарной системе ещё днём что-то сгорело, расплавилось и переклинило. Поэтому вместо брызг воды вниз посыпались искры. Неподалёку стояло много информационных стендов. Бумажных и пластиковых, щедро наставленных, чтобы поведать об истории давней страны и её полузабытых обычаях. Стенды очень хорошо горели, а уж вспыхивали в одно мгновение... Всё как-то руки не доходили у администрации музея позаботится о некоторых залах... Пламя поползло вокруг растерянно замершего человека... И ему показалось что весь мир вокруг сгорел. В одно мгновение. Прошлые успехи и неудачи, злость на предавшего клеветника-коллегу, позорное увольнение с прошлой работы, мытарства по собеседованиям, презрение в глазах девушки, которая бросила его, когда он остался без работы и денег... Сгорело всё... И даже пластиковый стул, на котором ночной сторож, бывало, коротал бессонные страшные ночи в окружении предметов из давно ушедших народов, полузабытых стран... Сгорело всё...

   Люди бежали на него и кричали. Хищно ощерилось их оружие. Сверкали вспотевшие тела, шуршали набедренные повязки. Их было много. В десяток раз больше чем их. И, кажется, кто-то за его спиной вздрогнул и слегка отступил назад. Солнце едва только поднималось над землёй. Такое юное, но такое жаркое... В свете этого солнца сгорало всё...

   Он равнодушно смотрел на бегущих врагов. Спина ровная, голова гордо поднята. Сколько их и что они мечтают сделать с ним, ему не важно. Важно только то, что осталось позади. Где-то там позади. На чужом ложе в объятиях лёгкой белой и шуршащей одежды и в сплетении чьих-то рук...

   - Среди них Чёрный сфинкс! - вскрикнул кто-то среди приближающихся врагов.

   Он хищно ухмыльнулся и приветственно поднял своё оружие.

   Зной всё увеличивался и увеличивался. Солнце гордо всплыло на небо. И в жаре его света сгорело всё. Всё. Всё сгорело...

   Проблеск сознания заставил мужчину отшатнуться от хищно распахнутых объятий пламени. Он наткнулся на стеклянную витрину. Или, если быть точнее, с размаху налетел на неё...

   Вражеские воины всё ближе и ближе... И от того, как спокойно он поджидал их, некоторые лица ощутимо побледнели и начали искажаться от неуверенности и страха. Ну и что ж. Без разницы сколько их. Ведь выдержал же ж он пламя гнева советников и неодобрение жрецов. Пламя, в котором сгорели его немногочисленные планы и всё его честолюбие. Ну и что ж. Самая главная надежда сгорела ещё не успев родиться. Всё сгорело. Всё. И если что-то где-то внутри него ещё осталось, то после этого дня сгорит всё. Солнце сегодня уж очень жаркое. Словно напоследок показывает ему свою силу. А может просто приветствует отчаянного воина. Ну и что ж. Всё сгорело ещё давно, а если и не сгорело что-то прежде, то сегодня сгорит всё...

   Треск стекла, брызнувшие во все стороны осколки, резкая боль в распоротом плече...

   Молодые лица вокруг него. Усталый и сердитый мужской голос. Взволнованные лица парней, полуистеричный гомон какой-то девчонки, огонь интереса в чьих-то глазах... Что-то стекает с него... Лежать как-то мокро... Что-то тёплое и мокрое...

   Лезвия ножей, разрезающие плоть... Первые ранения ощутимы и болезненны, а потом уже всё равно... Дрожащее и мягкое тело за ним, испуганные светлые глаза... Когда сил уже почти не осталось, он отступил назад. Чтобы просто упасть на неё... Чтобы заслонить её собой от тяжёлых подошв на чьих-то сапогах... Чьи-то белые кроссовки в красных пятнах над его головой. Жар внутри него... Огонь, в котором сгорело всё... Всё сгорело... Во мраке, который почему-то последовал за огнём, растаял чей-то вскрик издалека...

   Он упал бы на лежащий догорающий плакат, не прислонись к чему-то твёрдому и холодному. Ему показалось, будто кто-то подхватил его. Обернулся, чтобы сказать спасибо. И увидел вблизи страшное тёмное мёртвое лицо... В памяти вспыхнуло, что когда-то это была молодая женщина, возможно, очень красивая, но смерть забрала всю её красоту с собой. А осталась лишь тёмная жуткая оболочка. На которую глазеют все, кому не лень...

   Он смотрел откуда-то со стороны на непонятный большой окровавленный и встрёпанный комок, который рьяно избивали ногами какие-то нетрезвые парни в кожаной одежде с крестами и черепами на многочисленных подвесках. Недоумённо смотрел на белое мягкое тело и растрёпанные длинные русые волосы под этим страшным комком или свёртком. На любопытные лица в окнах ближайшего дома. На какого-то старика, отвесившего подзатыльник девушке с догорающей сигаретой - вышла покурить на балкон и забыла. Недоумённо смотрел, как старик рванулся куда-то внутрь смешного жилища из множества мелких коробков... появился у окон с какой-то мелкой плоской штукой и долго на неё орал... Странные завывания каких-то движущихся коробков на колёсах... Парни было бросились в рассыпную, но алкоголь и пережитая и недогоревшая ярость, видимо, слишком затуманили им мозги... Их схватили какие-то непонятные люди... Тот странный комок в изодранной ткани, тёмно-красного цвета, подняли с каким-то трепетом люди в белой одежде. В только что бывшей белой одежде, расцветившейся красными пятнами. Девушка под этим непонятным кулем как-то съежилась и замерла, будто боясь потревожить. Что это за непонятный истрёпанный куль одежды и мяса? Неужели, человек? Ну и вид у него! Так, куда-то бережно несут и увозят в движущемся коробке, который едет без животных... Что это вообще за странное место? Что за скопище непонятных домов из мелких коробков, нагромождённых так высоко друг на друга? Что это за солнце, такое знакомое и незнакомое одновременно? И почему его вдруг так тряхнуло и потянуло за тем телом в самодвижущейся повозке?..