- ... Пульс замедлился...

   Он стоял у порога. Дверь распахнулась. И с той стороны, из темноты с редкими вкраплениями светящихся звёзд, ему навстречу вышла она. Чёрные глаза как обычно густо обведены чёрной краской. Белое платье обхватывает стан... почти неприметный сейчас... На шее тяжёлое золотое украшение с бирюзой. Длинные волосы как и прежде заплетены в косички. Ветер больше не треплет их. Там ветра нет. Там почти ничего нет. И от неё осталась только тень. Тень в напоминание о том, какой она была прежде, когда они только познакомились.

   - Ну, вот и я, - сказал он довольно, - Встречай.

   Губы её задрожали. В глазах заблестел холодный и печальный свет. Она не заплакала: там не плачут. Как и когда-то она судорожно сжала тонкие пальцы в кулак, где-то на уровне горла. Надо же, ещё не позабыла тот жест. Жест, с каким он её запомнил.

   - Зачем? - только и спросила она.

   Грустно спросила. С отчаянием.

   - Просто я устал. Я опять устал быть здесь. Пойдём.

   Но она грустно стояла на пороге, заслоняя собой проход.

   - Я очень устал, - сказал он, - Пропусти! Я соскучился по тебе.

   Девушка отчаянно покачала головой:

   - Ты же знаешь, что там ничего нет. В мире теней и темноты не интересно. Возвращайся!

   - Но там есть ты! - теперь он кричал. Отчаянно кричал, от боли. Ведь он действительно очень устал.

   Устал быть в мире без неё. Он всегда её там искал. Вечно искал и не находил. Всегда искал её взгляд и её улыбку. Вечно искал по ту сторону порога, в океане жизни. Вечно искал и не находил. Потому что она всегда была в мире ночи и теней. Потому что после той встречи она навсегда осталась тенью. Тенью от той, которой была здесь.

   - Что стало с тобой, отважный воин? - она нахмурила густые брови, подведённые чёрной краской, - Я помню, что ты никогда не боялся ничего. Ты преодолевал всё. Я с таким удовольствием слушала твои рассказы, когда ты возвращался, чтобы отдохнуть! Но что случилось с тобой? Ты впервые смирился с несправедливостью! Ты испугался! Ты сломался! Что стало с тобой?! Что? Мой отважный воин, мой Чёрный сфинкс, мне так больно стало смотреть на тебя! Я боюсь, что ты станешь такой же тенью, как и я. Я боюсь, что ты сейчас вернёшься во мрак и утонешь в нём. И я потеряю последнее, что у меня было. В этом мраке утонет единственное, чем я дорожу. Мой любимый отважный воин. Мой Чёрный сфинкс. Помнишь, так тебя однажды прозвали? - она грустно улыбнулась, грустно и отчаянно, - Помнишь, как тебя боялись враги? Как опасались советники? И жрецы? Так опасались, что пытались сослать и погубить. А ты выиграл! Ты, мой любимый, выиграл этот поединок!

   - Выиграл? Разве? - он уныло ухмыльнулся, - Я просто умер.

   - Нет, ты выиграл! Победил в битве, в которой должен был проиграть! Ты ушёл достойно, как победитель! Ты такой сильный, мой отважный воин!

   Что-то внутри у него потеплело. Новые чувства... сейчас, ещё только стоя у порога, он мог испытывать много чувств... сейчас, у грани, он мог разглядеть почти всё... почти весь путь, который прошла его жизнь здесь и там... Он только не мог понять одного.

   И с его губ почти сорвалось "Почему?". Но вдруг он вспомнил...

   Вспомнил, как однажды, когда он переступал порог, чтоб уйти в океан жизни и вечно искать её взгляд и улыбку там, вечно искать и не находить... тогда он тоже спросил почему... и она показала ему страшный каменный зал, закованный во мрак. И каменную коробку. И сказала, что не сможет вернуться, пока часть её, прошлое одеяние её души, заперто там. И тогда он на миг ощутил то чувство, которое она носила в себе в мире темноты и теней. То жуткое чувство безысходности и отчаяния, когда ты понимаешь, что заперт в тесных стенах. Заперт так, надолго, если не навечно. Пока камень темницы не рассыплется в прах. Пока прежнее одеяние души не растает от старости и времени... Это было такое жуткое чувство: быть замурованным в каменной темнице! Быть замурованным на долгие времена. Быть замурованным без возможности снова родиться в мире живых. Без возможности душе снова накинуть новые одежды. Без возможности погрузиться в этот пёстрый и суетный океан жизни. Без возможности испытать вихрь тех чувств, которые испытывают живые своём мире. Без возможности снова обнять его голову тёплыми руками, прижать к груди. Без возможности опять встретится взглядом с ним. В мире живых столько чувств и событий! Иногда они накрывают волной с головой и можно захлебнуться от этого. Но там интересно. Интереснее, чем в мире ночи и теней. Но у неё нет этой возможности, поскольку прежде чем душа оденется в новые одежды, она должна скинуть старые. И мир помогает очиститься, чтобы души нарядились в новые одежды, начали всё сначала или, быть может, встретили важных для себя людей, которые опять облеклись в новые одежды. Вот только люди зачем-то вздумали хранить старые одежды души. И всё придумывают, как сохранить их надолго. Навечно.

   В новой жизни он испытал похожее чувство: каково это, быть замурованным в темноту. И ему стало жутко. Ему захотелось разрушить эту несправедливость. Дать ей возможность вновь перейти порог. Увидеть её взгляд и её улыбку опять. Чтобы искать её и найти...

   Его тело куда-то волочили. Штаны зацепились за колючку, самовольно выросшую между старых бетонных плит. Санитары грубо дёрнули тело. И вырвали клок из штанов. И опять потащили. За здание тюрьмы. Где коренастый толстяк с золотыми кольцами уже довольно поджидал их, нарезая круги по заднему двору. Всё было обговорено и устроено. Просто один заключённый рехнулся. Просто перегорел свет и несколько дней не могли починить всё. Тюрьма-то старая, а с финансами туго. Надо ж больницу было новую построить, чтобы горожан лучше лечить. Пока чинили систему освещения, сумасшедший заключённый взял и умер в темноте. От ужаса. Мало ли. Бывает. Нет человека - и нет проблем. Точнее, сердцу мэра наконец-то станет спокойно. У него ж единственная отрада была меж хлопот городских и борьбы с конкурентами: изучение древней истории. Это он придумал в единственном музее устроить залы, посвящённые древнейшей истории. Устроил большой зал на тему истории Египта. А уж сколько нервов и денег ухлопал, сколько унижался и связей затянул, чтоб выхлопотать в их музей настоящую мумию. И только вот всё устроилось, три года себе хранилась мумия в их музее, текли туристы из других городов, капали дополнительные денюжки в бюджет. Вот всё устаканилось, всё было хорошо. Ну, вечно возникали конкуренты, но с ними разбираться мэр вполне себе наловчился. И вдруг этот гад, устроившийся на место ночного сторожа, взял и пожог аж три залы! Ну, и в других урон. И, что самое страшное, в пожаре исчезла мумия. Исчезли все труды мэра, его сокровище. Этого мэр простить не мог.

   Санитары тащили тело. Чтоб поскорей успеть упрятать в машину. И с концами. Люди мэра уже разберутся. И денег прилично отдадут за работёнку. Они не заметили, как вздрогнули пальцы неподвижного тела. Зато всё заметил молодой журналист, которого в это время как раз выпроваживали из тюрьмы. Охотник за самыми горячими новостями впился цепким взором в неподвижное тело, которое как-то совсем уж неприлично и поспешно волокли по земле, даже без носилок. Приметил движение длинных тощих пальцев. План у него в голове созрел мгновенно. Он вдруг остановился, выпучившись на небо. Вырвал руку из пальцев замешкавшегося полицейского. Указал пальцем в небо. И радостно заорал:

   - Синие бегемоты! Синие бегемоты на летающей тарелке!

   План был глуп и стар как мир. Но синих бегемотов на летающих тарелках прежде никто не видел. Да и в кино эта тема не была популярна. Короче, кое-кто замешкался и стал искать в небе тех самых синих бегемотов. А журналист бодро растолкал всех локтями и был таков. Поскольку он выбросил фотоаппарат и убежал в аккурат к входным воротам, то решили, что он наконец устыдился или убоялся, короче, добровольно катапультировался с территории тюрьмы. И все вздохнули спокойно, поскольку он уже давно всех достал. Но у него родственник бывший мэр, короче, всем, кто был в курсе, приходилось обращаться с парнем осторожно.