– Пошел вон, урод! – не выдержала, наконец, Надя, вскочив с кресла.

– Ты, значит, не хочешь старику удовольствие доставить... Нехорошо это, нехорошо. А еще об Иване говорить с тобой собрался... Как нам с тобой говорить, если ты меня не понимаешь?

– Да! Да! Да! Не хочу! И я не понимаю, что вы от меня хотите!

Крестный поднялся с кресла, подошел к ней, морщинистыми пальцами дотронулся до ее щеки. Надя вздрогнула, но терпела, напуганная его странным поведением. Когда его рука соскользнула с ее лица и тяжело опустилась ей на грудь, больно сжав сосок, она резко оттолкнула его от себя. Крестный отшатнулся, зацепив ногой журнальный столик, но удержался на ногах, не упал.

Он расстегнул джинсы, вывалил свой бессильно висящий дряблый член, покачал его пальцем.

– Вот он, как ты думаешь, что от тебя хочет? Что, не знаешь? Эх ты, Надюха! А еще проституткой, говоришь, была... Внимания ему от тебя надо, понимаешь? Внимания и заботы о себе. Только-то и всего. Всем нам только ласки в этой жизни не хватает.

Крестный погладил свой член пальцем, выжидающе посмотрел на Надю.

– Ну так что, Надюха? Тряхни стариной. Удели немного своего внимания и своей ласки этому несчастному божьему творению!

– Пошел вон! Старый ублюдок! Я оторву твой член вместе с яйцами! Чего тебе от меня нужно? Подонок старый! Я... Я милицию вызову! Если ты сейчас же не уйдешь, я вызову милицию.

Крестный был доволен. Он любил доводить собеседника до истерики. В мутной воде экспрессии и аффекта всегда легче было добиться своего.

– Вызови, деточка, милицию, вызови. Хочешь я и сам ее вызову...

Он достал из кармана сотовый телефон. С телефоном в руке и висящим из штанов членом он выглядел довольно смешно, но Наде было не до смеха.

– Адрес-то у тебя какой, красавица?

Надя молчала. Ей, почему-то, уже страшно было вызывать милицию. Старик ей явно чем-то угрожал, хотя она и не понимала, чем? И еще – он явно что-то знал об Иване. Знал такое, чего не знала она.

– Где Иван? Что ты о нем знаешь?

– Я знаю о нем достаточно, чтобы сделать так, что вы никогда друг друга не увидите...

– Что с ним? Он жив?

– А ты, милашка, похоже слишком много о его делах знаешь... – озабоченно протянул Крестный.

Он взглянул вниз, и всплеснул руками, словно только сейчас вспомнив, что стоит с вываленным наружу членом. Он укоризненно посмотрел на Надю, покачал головой и заявил:

– Это что же-то такое? Нет, пока ты не решишь, что нам с этим вот...

Он показал пальцем на свой член.

– ...делать, я больше ни слова не скажу.

Он замолчал, обиженно поджал губы и отвернулся в сторону. Краем глаза он, конечно, продолжал наблюдать за ней. Чем черт не шутит? Вдруг он ошибся в ней, вдруг она врежет ему по яйцам ногой? В такие поддавки он никогда не играет... Но, кажется, он оценил ее правильно. Хотя от этого легче не стало. Вот если бы она сейчас кинулась на него и выгнала из квартиры, он ушел бы спокойно и ее оставил бы в покое. И, уж конечно, в живых... Это означало бы только одно, что она сама дороже для себя, чем Иван. Но раз она этого не делает, значит, все наоборот. Значит, все обстоит самым нежелательным для Крестного образом. Значит, ее, все-таки, придется убить.

Надя не собиралась бить его по яйцам. Она поняла уже, что ни одному слову, произнесенному этим сумасшедшим, на первый взгляд, стариком, верить нельзя. Здесь идет игра, непонятная и странная игра, правил которой Надя не знает. Ей известно только одно – ставка в этой игре – Иван. И ход сейчас ее.

Она сделала шаг вперед, еще не зная, что предпринять дальше. Этот старый гад стоял неподвижно, отвернувшись в сторону и явно наслаждался ситуацией. Чем больше Надя смотрела на него, тем больше понимала, что ей нельзя сейчас идти на обострение. От старика исходила угроза. Хотя она и не разобралась еще – в чей адрес. Он угрожал не ей лично. И уж, конечно, не Ивану. Иван такого сморчка раздавил бы одним пальцем. И потом, если бы он угрожал лично ей, Наде, она не задумываясь выставила бы его из квартиры, чем бы ей это не грозило.

Еще шаг сделала Надя в сторону старикашки и только тогда поняла, что угрожал он ее с Иваном близости. Столь трудно обретенной ими близости изуродованных жизнью душ. Единственной оставшейся в ее жизни нематериальной ценности. За которую она отдала бы все, что у нее есть. Потому, что это было единственное, что придавало ее сегодняшней жизни смысл и ценность.

Оставалось сделать еще один шаг, и Надя уже знала, что она его сделает, а потом сделает все, что захочет этот противный старикашка. Она знала по опыту, что женщине приходится иногда подавлять свои чувства, преодолевая и отвращение, и гнев, и стыд, забывая все свои ощущения ради того, чтобы достичь своей цели. Ее цель – сохранить ее совместное с Иваном существование. И ради этого она сделает все. Абсолютно все.

Она опустилась перед стариком на колени и погладила его сморщенный член своими тонкими пальцами. Старик удовлетворенно хмыкнул.

– Так, дочка, так... Ты, я вижу умница... Ты поняла, о чем тебе говорил старый болтун. Ну же, ну, дочка, смелее. ты же знаешь, что ты должна сделать.

Надя взяла его член в руку и прикоснулась к нему губами. Старик погладил ее по голове. Прикосновение его руки было осторожным и по-отечески ласковым. У Нади мелькнуло странное чувство, словно и в самом деле ее головы коснулась рука отца, которого она никогда не видела, и о котором мать ей никогда ничего не рассказывала. Почему-то это придало ей уверенности, и она отвлеклась от своего отвращения, которое наполняло ее всего секунду назад. Надя взяла головку члена в рот и, слегка сжав ее зубами, провела по ней языком. Член слегка напрягся, Надя ощутила, как по нему толчками пульсировала кровь. Старик продолжал гладить ее по голове, и она чувствовала себя все увереннее и увереннее. Член старика немного напрягся, он, видимо, испытывал уже реальное желание, и начал делать рефлекторные движения, характерные для полового акта. В этот момент он заговорил.

– Я знаю, ты пытаешься меня обмануть. Ты поняла, что я всесилен для вас, обычных людей. Я даже Ивана...

Надя вздрогнула.

– Не отвлекайся... Даже Ивана я могу отправить на тот свет. Не сам, конечно, не сам... Чужими руками. Но я этого не сделаю. Потому, что дорожу Иваном. Гораздо больше, чем дорожишь им ты. Мне нужен Иван. Со мной он – супермен. А с тобой? А зачем он тебе? Чтобы привязать к своей юбке и сделать послушным болванчиком в своих руках. И испытывать удовлетворение, подчиняя его своей воле. Еще бы! Сам Чеченский волк, сам Гладиатор, на счету которого сотни человеческих жизней, который общается со смертью без всяких посредников, который убивает людей руками, у которого смерть просто льется из глаз, сам Отмороженный рад делать то, что ты вложишь в его сознание. О-о, вы, женщины, хитрые бестии! Вы умеете выигрывать даже тогда, когда валяетесь в прахе у ног мужчины. Вы унижаете мужчин, унижаясь перед ними. А мужчины не знают об этом. Иван тоже не знает, он вообще не знает о существовании женщин. Он живет в мире без женщин и должен остаться в этом мире. А ты должна оставить его. Но ты никогда не согласишься это сделать. Я уже понял, что не согласишься. Но я могу тебя заставить...

Надя дернулась, пытаясь что-то сказать, но Крестный держал ее голову руками, не давая освободить рот от своего члена.

– Молчи. Я знаю все слова, которые ты можешь сказать. Ты можешь пообещать мне, что оставишь его... Можешь не обещать... Но я знаю, что ты не сможешь его оставить. И ты знаешь, что это должно означать. Ты должна догадаться!.. Ты должна понять, что я не допущу, чтобы вы были вместе. Я заберу у тебя Ивана...

Надя не видела, как Крестный сунул в карман свободную руку, которой не держал ее голову, и достал пистолет. Но она поняла, что угроза, звучащая в его словах – не пустая болтовня старого трепача. И скорее почувствовала, чем поняла, что он пришел сюда совсем не за тем, что она сейчас делала, что это лишь какой-то нужный ему ритуал, необходимый для того, чтобы решиться на что-то большее. И тут же, мгновенно, поняла, что он сейчас ее убьет. Убьет, как только кончит. Просто этот человек очень неуверен в себе, он не умеет убивать так, как это делает Иван, не сомневаясь ни в чем и не колеблясь. Этот старик боится смерти, боится ощутить ее рядом с собой, и поэтому боится убивать других людей. Она почувствовала, как окреп и напрягся его член у нее во рту, и поняла, что сейчас, через несколько мгновений, она умрет. И ствол пистолета, упершийся в ее висок, подтвердил ее ожидания. Этому старому ублюдку нужно было пережить чувство полного освобождения, наступающее в момент оргазма, чтобы забыть про свой страх перед смертью, забыть про свое сознание и нажать на курок легко и свободно, не зная о том, что он совершает убийство.