А ежели вдруг захотел бы ты, скажем, из французской земли переехать насовсем в землю соседнюю, но фамилией немецкую, да завести там какое-никакое дело, да зажить честно, да постараться стать частью этого общества, тут уж, братец, извини. Хоть ты и наш почти что, друг, това-рищ и брат, но мы тебя немножечко на крючок возьмем. Мы за тобой немножечко приглядим. Не потому, что изна-чально не доверяем тебе, господь с тобой! А просто у нас, понимаешь ли, порядок такой.

Если вы, скажем, по ихним улицам ходить-гулять бу-дете и, в случае какой надобности — там, мороженное, либо пончик скушать возжелали, а бумажку с собой унесли, это ж, с одной стороны, вроде как и целесообразно, вроде как борьба за чистоту, но со всех остальных сторон плохо. Ее, бумажку эту, обертку, фантик, следует выбросить прямо здесь, ну не на тротуар! А в урну. Потому как если в урнах пусто будет, их же убирать-чистить не придется. И кто-то из хороших людей, убиральщиков, без работы останется, без возможности выполнять дело общеполезное и семью правильно и самодостаточно содержательное. Его подер-жат немного для раздумия — вдруг люди поумнеют-осознают и опять мусорить начнут. А не проявилось соз-нание и баста, уволить придется, урну ту и приставленно-го к ней человека сократить. И куда, скажите, идти бедно-му убиральщику? В другое место? Ну, найдут ему другое место, не в том проблема. Надо же к новому коллективу привыкать, а это стрессы, волнения, потеря живого веса и настроения. Опять же и государству какой-никакой убы-ток. В мелкой мелочи. Но любой гражданин осознает: да, для моего государства в одном единственном случае это мелкая мелочь и бюджету не тягостная. А ну как таких ме-лочей наберется числом большим? Не только на моем уча-стке доверительной ответственности, а и на многих дру-гих? А наприкинем такой расклад? Это ж человеку, кото-рый рядом со мной душевный непокой выпадет. И семье его душевный непокой. Они, непокойные, его другим по-несут, зараза многих заденет, во многих аукнется. Ну и го-сударство на том потеряет, а через него и я.

Такой менталитет в сознании живущих здесь граждан явление привычное и понятное. Когда к тебе с добром и заботой, и ты тем же отвечать стараешься.

Происходит то же самое и с работниками умственно-проследительного за всеми труда. Раз начальник выбил у министра должностей на цельный отдел, их же работой подтвердить надо. Им же свое усердие где-то проявлять потребно. И результат хоть из пальца, но высасывать. Шпионов — их, вообще-то, в природе нестерпимо мало, на всех, как ни культивируй, какими удобрениями не при-кармливай, не хватит. Иногда целый год во всей стране кое-как одного на всех, гнилого или законсервированного с незапамятных времен, все-таки раскопают. И обсасывают его, обнюхивают, уговаривают, помогают — нашпионить побольше. А взамен обещают ему провести через газеты хорошую рекламную компанию, чтобы гонорары за интер-вью подскочили. Материала секретного обещают подбро-сить скандалов на несколько — о чем и как рассказывать, с тонким намеком, мол, не на одну книгу хватит. Пока си-дишь, отдыхаешь как на курорте — и условия курортные гарантированы — будешь строчить роман за романом. Гля-дишь, и заработаешь миллионов несколько, славой обрас-тешь, а там и на условно-досрочное выплывешь. От тебя много не надо. Надо, чтобы твоего шпионского труда на большее количество раскрывающих хватило. А еще лучше, чтобы на всех, и еще господину министру перепало. На орден, на повышение статуса, и в газетах поток добрых слов, и на приеме премьер-министр вслух похвалит, и ноту громкую наше министерство ихнему министерству.

Вот как выходит. Если ты к нему в гости — он тебе рад. А если насовсем приехал — по карманам начинает лазить — а с чем ты пожаловал? А не объешь ли меня, а не навре-дишь ли?

Один знакомый уехал к родственникам в двойной Ба-ден на постоянное, значит. Вещей никаких не стал с собой брать, отсоветовали. Зачем, говорят, их с собой везти — до-роже новых станет. Чемодан мелочи возьми, и второй с евриками. И мы тебе с ними завсегда даже голому рады. А он так и сделал, только еще привычки свои совковские прихватил помимо тех двух чемоданов. Как это без них? Совсем что ли зазря большую часть сознательной жизни бессознательно ими руководствовался…

Не надолго же его хватило в стороне немецкой прозя-бать. И года не прожил, вернулся.

"Ну их, говорит, диких, к той матери. — Крепился, кре-пился, да и повинился. — Мы в субботу в баньку, как все-гда, семьями, потом посидели по-нашенски, ну, которые русские у немцев. Душа дважды разгоряченная просит — мы песни запели, негромко так, но с душой. А к нам поли-цейский — нарушаете, говорит, соседям мешаете. Я узнал, каким соседям мешаю. Пошел, к столу его зову. Выпей, соседушка, со мной. Познакомимся, мешать друг дружке не будем. А он свое: найн да найн. Я ему: ты, ежели что не так, не в полицию беги, а ко мне. Морду друг другу по-бьем, мировую выпьем, и опять добрые соседи. А он опять свое: найн да найн. Ну, понял я, с ними каши не сваришь. А когда я однова у машины крыло помял, чуть-чуть так, даже не шибко из-за угла заметно, они, соседи, аж четверо в полицию позвонили, мол, проверьте, где он так, может, нарушил чего, может, больно кого ударил? У нас при Ста-лине меньше стучали друг на друга. Нет уж, пусть они са-ми в таком идиотизме живут да оглядываются. А мы дома, мы живем как нам хочется, а не соседу нашему".

Любому, который шпионом в такой стране захочет ра-ботать, туго придется. Вот и гадают в Центрах. Если у сво-их дружественных братьев-соседов так сложно, каково же в дикой России внедревываться?

Проехали, посмотрели.

Сколько тут мусора по дорогам и газонам ни бросают, все одно те, которые за это зарплату получают, убирают один раз в год, после таяния снегов, и то с помощью всех остальных, которые сами для себя и мусорили. И никто уборщиков не сокращает, сознательности не требует. И показалось, что в такой стране с такими странностями уст-роиться и обвыкнуть будет ох как не сладко. А потому программу внедрения немного подкорректировали с уче-том вновь открывшихся обстоятельств. И снова на местах проверить решили.

Копнули поглубже.

И опять наудивляются. А тут и те, которые за другими следить должны, вынюхивать и выглядывать, и они тоже мышей не ловят. Другим заняты, добыванием денег за-прещенными государством способами на безбедное пропи-тание. Для них главное в работе: не работать, а постараться делать вид, что ты усиленно и беззаветно работаешь за те гроши, которые окладом называются. Вот и стараются не навредить, не разоблачить какого случайно оступившегося шпиона. Потому как поймаешь одного, тут же план спус-тят на поимку второго еще более крупного. Да для началь-ника нужно про запас к выходу на пенсию, да по случаю годовщины, да ко дню чекиста… Лучше их вообще не ло-вить, пока они сами добровольно явку с повинной не обес-печат. Только их и с повинной не примут, зря надеются. Кто же поверит, что матерый иностранный шпион сам добровольно сдаваться придет? А если он не матерый, а так себе, начинающий? Да такого мы на пушечный вы-стрел не подпустим, своих самозванцев хватает. У нас только свисни, миллионы прибегут и добровольно себя хоть английскими, хоть израильскими агентами выдадут. Лишь бы их по телевизору показали, на весь мир просла-вили. Уяснили уже — реклама это пятьдесят процентов бизнеса.

Когда и эти исследования были обработаны, поняли в Центре — малость зря они за своих агентов волновались. Деньги налогоплательщиков неразумно потратили. Ниче-му, окромя разговорного языка, можно было катапульти-руемых не учить. Потому как, даже не зная ничего, они бы в этой стране не особо выделялись. Их бы, ну так жизнь сложилась, приняли, в худшем случае, за выходцев из де-ревни, из глухого бабайского села, но никак не из вредной вражеской страны. Потому как в мозгах местного населе-ния крепко-накрепко вбито: ловить тут, в России нечего, никаких секретов давным-давно нет, все распродали в смутное время. И поехать сюда на работу шпионом только полный идиот согласится. С цивильного Запада в этот веч-ный кавардак, которому еще лет сто-пятьсот не кончиться. А и расколись кто, что агент иностранный, так никто бы сдавать властям его не стал, все бы перед ним заискивали, наперебой свои услуги предлагали, кто во что горазд. Кто молочка парного утрешнего надоя, кто дедушкины воен-ные медали в обмен на доллары, а кто место у себя в по-гребе для схорона. Говорят, у них этот бизнес по прятанию в погребе до сих пор процветает. Какой бизнес? А вы не знаете? Ну так я вам скажу.