— Садись! — Подушка похлопал по кактусу рукой, приглашая меня. Вот ведь везунчик, пальцы между иголками проходят.

— Нет, не сяду, — ужаснулась я.

— Почему? — удивился Подушка.

— Раз предлагаешь, значит что-то, не то! — заверила его я.

Подушка, пожав плечами, сел туда сам.

— Ы-А-А-А-А! — Подушка подскочил на месте и уставился на абсолютно чистое одеяло. Снова похлопал по одеялу. Вот ведь в рубашке родился, опять пальцы между иголками прошли. Но какой же все-таки олух, опять сел!

— А-а-а-а! — взвизгнул он, поднял одеяло и вытащил оттуда помятый кактус.

— Вот тебе раз! — подурила его я, еле сдерживая хохот.

Подушка общипал иголочки с помятой стороны кактуса, дошел до Иркиной койки и подложил не помятой стороной туда. Однако Ира успешно миновала его, перемахнув через опасное место, зато вот Одеяло.

— А-у-у-у-у-у! — заорал бедный Одеяло, подскочил на месте, и не увидев ничего предосудительного сел обратно. — А-а-а-а-а!

Тряхнув одеяло, он увидел нам кактус.

— ИРКА! — заорал он.

— Что? — повернулась Ира, с одним накрашенным глазом. Одеяло ужаснулся. Ира накрасила половину лица и повернулась еще раз, Одеяло даже на соседнюю койку пересел.

— Эх, надо было и туда положить, — хлопнул себя по колену Подушка. Мы с ним переглянулись и заржали.

Тем временем Ира оскорбилась незаслуженным обвинением и побила Одеяло подушкой.

— Ладно, ладно, только не кактусом, — быстро согласился Одеяло.

— Эх… надо было еще один, — вздохнул Подушка.

— Как бы я притащила два, ты бы заметил, — резонно заметила я.

— Тогда сейчас он был бы двухсторонний, — сказал Подушка. — Я бы на нем не посидел.

Я картинно от него отвернулась, задумываясь над техникой ношения двух кактусов. Он удивился.

— Х-А! — до меня дошло, как нести их, Подушка шарахнулся и откинулся на кровать.

Я чисто символически стукнула его по ногам, он снова сел.

— Это и ожидалось, — кивнула я, эстонец завис. Я приподнялась и погладила его по голове, напутствуя. — Переваривай.

Он озадачился сильнее, я притянула его ближе к кровати за длинные пряди волос и проделала тот же фокус. Он выпучил глаза и поскорее выпрямился, чуть снова не упав. Понаблюдав за ним еще с минуту, я ушла в туалет, так как после кактуса руки были липкими. Поплескавшись всласть и нанюхавшись мыла (ну люблю я этот запах), я вернулась в комнату и застала Подушку, самозабвенно наезжающего на Иру.

— Отдавай!

— Что?

— Нет, блин, куда ты дела мои кроссовки? Отдавай! Куда я без них пойду! Я даже по кипарису без них не полезу. Это же больно!

Ира удивленно смотрела на него.

— Тапки на красной даче, а там тихий час — не пустят. Отдавай! — требовал Подушка.

Я подошла к нему поближе и ткнула. Он на мгновенье повернулся ко мне и снова отвернулся к Ире.

— Отдавай! — воскликнул он.

Я потыкала его сильнее и дольше.

— Ольга, отстань! Ирка, отдай! — не поворачивался Подушка.

Я подергала Подушку за плечо, пытаясь наклонить эту жердину вниз и показать ему его кроссовки на моих ногах. Он рывками наклонился.

— Ольг! — возмущенно сказал он.

Я указала ему пальцем на ноги, он посмотрел, снова выпрямился, открыл было рот, чтобы сказать что-то Ире, и внезапно прозрел. Завертел головой, вспоминая, где же видел вожделенные кроссовки, и, вспомнив, уставился на мои ноги, после чего схватился за голову, да так, что мне представилась хорошо поставленная сцена с сидением на полу и вырыванием клочьев волос. Я с чувством, с толком, с расстановкой дошла до тумбочки, уселась, в последний раз рассмотрела свою ногу. А ничего так смотрятся, даже красиво. Классные у него все-таки кроссовки. Закончив осмотр, я поправила бантики, и вытащила ногу, не развязывая шнурков. Челюсть у Подушки все-таки отпала и звонко стукнулась об пол. Подобрав свои блудные кроссовки, он долго-долго и со вкусом их расшнуровывал, чтобы его нога туда влезла. Ира в непонятках какое-то время смотрела на нас, а потом залезла на кровать и стала по ней ползать на четвереньках.

— Она с ума сошло? — тихо спросил Подушка.

— Да нет, — ответила я. Подушка подсочил и обернулся ко мне. — Хм? — не поняла его я.

— Просто… не ожидал, что ответишь… и что тут сидишь… — ответил Подушка, нервно озираясь.

— Бу! — хриплым голосом сказала я.

Он вздрогнул и обернулся.

— Ты что? — так же ответила я.

Он снова взялся за шнурки.

— Не развязывай шнурки! — скомандовала я, тем же голосом. Он бросил кроссовки и принялся теребить пальцы. — И пальцы не завязывай!

Он прижал руки к лицу и улегся к себе на колени. Я тихонько пнула его, он резко выпрямился. Я залезла на кровать и поползла к подушке.

— Ты что как Ира? — ошарашенно спросил Подушка.

— Я не "какыра", — возмутилась я. Я взяла в руки подушку, уселась на её месте и принялась взбивать.

— Не бей меня, кукла Вуду! — попросил Подушка, состроив умильную рожицу.

Я с силой ударила подушку, эстонец пропищал, как котенок, и скрылся за бортиком кровати.

Я оставила подушку в покое и поползла посмотреть, что там с ним стряслось. Посмотрев, как он правдоподобно изображает предсмертные судороги уже на полу, я вернулась обратно. Но не успела доползти, как он снова заскулил.

— Почувствуй себя Марком, — раздраженно сказала я, снова ползя к Подушке.

— Кто такой Марк? — спросил Подушка.

— Кот, который, как кто-нибудь скулит — подбегает, — ответила я.

— А я думал, почувствуй себя Ирой, — предположил Подушка.

— Ну, это же по кругу бегать! — усмехнулась я, усаживаясь обратно на свое место. Я похлопала по кровати рядом с собой, подзывая Подушку. — А вообще у нас тут в Артеке салат "Почувствуй себя кроликом".

— Кем? — не понял Подушка, я опешила.

— Это такое быстроразмножающееся животное с длинными ушами, — ничего лучше я не подобрала.

Стало очевидно, что он так ничего и не понял.

— Одомашненный заяц! — сказала я.

— А-а! — дошло, наконец, до него.

— Осел, — констатировала факт я.

— А? — снова не понял Подушка.

— Ишак! — сказала я, он еще больше удивился. — Мул! Ну лошадь такая с длинными ушами.

— Лошадь?

— Ну, это корова такая без вымени и без рогов и с другим хвостом, — сказала я.

— С каким? — спросил он. Слава богу, кто такая корова он знал.

— С конским!

— С таким? — он собрал свои волосы в кучу. Учитывая стрижку, получилось весьма специфически.

— Не с таким облезлым, — раскритиковала я. — Как у Одеяла, только подлиннее.

— Мм… — так ничего и не поняв (видно, вообразив хвост с резинкой), он все же добросовестно представил все это и пришел к какому-то выводу. — А осел кто, а?

— Бэ! Бе-е-е-е! Баран! — сказала я подушке.

— Баран? Барана я знаю! — воодушевился Подушка.

— Ну-ну, бритый баран, шерстка у него отросла, но короткая, без рогов и с длинными ушами, — сказала я.

— А-а-а! — осенило Подушку.

— Очень упрямый и тупой, — продолжила ассоциативный ряд я.

— Что же ты в меня им назвала? — удивился парень.

Я посмеялась над его обиженной гримасой и запустила в него подушкой. Он не ожидал такого подвоха с моей стороны и получил подушкой как следует. Как только его помятая физиономия показалась из-за подушки, я впервые отметила, что ему нужно причесаться. Везет людям, и волосы не путаются. Он встряхнул головой, и волосы легли на место! Ромашка! Мне бы так! Мне вернули подушку, нервно на нее косясь. Я положила ее себе на колени и больше не трогала. Тем временем нам надоело сидеть на кровати. Подушка собрался улечься, я подобрала ноги и запустила в Иру подушкой. Та не ожидала этого, перепугалась и стала вертеть головой.

— Ольга! — воскликнула она и вернула мне подушку по голове Подушке. Он поймал ее и шлёпнулся на кровать. Хорошо рассчитал, как раз голову мне на колени. Я удивленно уставилась на него сверху, он зажмурился, ожидая кары небесной. Я взяла у него из рук подушку, подняла его голову и положила под нее подушку. Он все еще лежал, зажмурившись. Сначала хотела было провести ногтями ему по лицу, но передумала и привычно погладила волосы. Он осторожно открыл глаза и удивленно уставился на меня.