Отлично. Но при чем тут Иоахим Мюрат?

Если бы вы могли насесть на Мюрата с вопросами о его родословной, он, может быть, ответил бы вам, без всякой охоты, что его фамилия совпадает с названием множества местечек и городишек на юге Франции: Мюра (Murat), но что он, маршал Франции, не мсьё Шампольон, чтобы знать, что означает и откуда взялось такое название!

Возникло оно вот из какой особенности этих поселений. В древности некоторые деревушки и городки Франции стояли среди своих полей ничем не защищенные, другие же были обнесены каменными стенками — «мурáти фурунт», говоря по-латыни. «Муратус» значило «остененный», окруженный стеной; свойство в древности весьма важное: вспомним, что наше древнерусское «город» тоже значило «селение огражденное», обнесенное стеной (у нас нередко — деревянным тыном).

Прошли века, старые «мурэс» (стены) рассыпались, а названия этих городков в новом произношении сохранились: «Мюра». Выходцы из них усваивали его как свою фамилию. Человек, именуемый Мюратом, в каком-то смысле такой же пережиток далекого прошлого, как московский Кузнецкий мост.

(В виде примечания можно рассказать тут о такой странности: в России тоже было географическое имя, произведенное от этого романского корня и в сходном значении; мне неизвестно, существует ли оно сейчас. Был в Каменец-Подольской губернии населенный пункт Курловцы Мурóваные. Слово «куриловцы», вероятно, связано с именем Кирилл, по-гречески Кюриллос. А «мурованый» по-украински значит: сооруженный из камня, имеющий каменные стены: такая стена на Украине называется заимствованным через Польшу с Запада {159} латинским словом «мур». Таким образом Куриловцы и провансальские Мюраты — довольно близкие родичи в топонимическом смысле.)

Теперь вам понятно: в этой главе говорится об именах, сохранившихся, несмотря на то, что предметы, которые дали повод к их появлению на свет, давно исчезли. Можно привести сколько угодно примеров этого типа топонимов.

Чуть выше Нового Орлеана есть на Миссисипи город, носящий престранное имя — Батон Руж, по-французски (французы были первыми колонизаторами на этой реке) это значит Красная Палка, или Красный Жезл. Путеводители объясняют эту странность так.

Бледнолицые завоеватели войной и миром продвигались по Америке, тесня индейские племена. Чтобы не учащать кровопролитных стычек, индейские вожди договорились в конце концов с белыми: обозначить пограничную линию особыми знаками, столбами, вроде индейских тотемных священных столбов. Один такой выкрашенный в красный цвет столб был установлен на берегу Миссисипи в двухстах километрах к северу от ее устья. Именно он дал имя поселку, а затем городу, разросшемуся вокруг него [63]1.

Столб давно подгнил и обрушился. Вымерли «последние могикане» — индейцы из племени начесов, хмуро поглядывавшие на него из-за реки. Нет и следа бревенчатых фортов, нет трапперов, описанных Густавом Эмаром и Фенимором Купером, а в имени места все это живет и будет жить {160} еще столетия, напоминая отдаленным потомкам далекое прош-

Фамилия короля неаполитанского означала просто «огороженный стенами».

лое и жизнь их предков...

Только водолечебница осталась на месте знаменитых некогда соляных варниц на реке Вычегде, на Соляном озере, а имя Сольвычегодск все еще напоминает об этих важных промыслах.

Давно снесены Красные ворота на Садовом кольце Москвы (я еще хорошо помню их причудливые очертания), но то и дело слышишь и сегодня в Москве: «Он живет у Красных ворот». И вообще — незачем отправляться в далекие странствия, чтобы встретиться с такими именами: в каждом большом городе вы найдете их сколько угодно.

В Ленинграде, например, если бы не постоянные переименования, можно было бы по старым названиям улиц составить отличный план расселения рабочих людей по его «частям» и «участкам», отметить его старинную планировку, воскресить быт петровских или екатерининских времен.

Такие улицы Петроградской стороны, как Ружейная, Пушкарская, Зеленина, а раньше Зелейная, то есть Пороховая, отмечали те места, где жили славные мастера XVIII века — оружейники, пушкари, зелейщики-пороховщики, прямые предшественники питерских рабочих-ленинцев века XX.

Имена, вроде Галерная улица, Галерный остров, Галерная гавань, Шкиперский проток, Подзорные острова, повествовали о Петербурге — флотском гнезде, морской крепости, городе верфей и пристаней... Смольный (буян), Пеньковый Буян, Соляной Буян и Городок оставались памяткой размещения огромных складов товара, идущего на вывоз и прибывающего из-за морского рубежа...

А вот Мытнинская набережная, возле старой таможни — «мтни»; занятно, что нынешние студенты, навряд ли знающие слово «мытня», исчезнувшее уже более столетия назад, сегодня называют именно так — мтня — огромное общежитие, высящееся на этой набережной.

И, говоря по правде, огорчительно, когда полные смысла, дышащие историей характерные названия уничтожаются, заменяясь хладнокровными новыми, не имеющими никакой связи с данным местом. Галерная {162} улица была одна во всем мире. Она рисовала какой-то момент жизни города: тут тогда строились и спускались на воду грозные для вражеских флотов петровские галеры и «скампавеи»... А имя Красная, заменившее старый топоним, общераспространенно и мало о чем говорит. Галерная улица была ничем не «краснее», не революционней других, рядом лежащих. Таких Красных улиц в СССР бесчисленное множество... Можно было бы не давать его Галерной, а присвоить любой другой, может быть, даже более значительной и красивой, новой, еще безымянной улице...

Надо бережнее относиться к прошлому, к народной памяти о нем. Да ведь далеко не все переименования и бывают удачными. Еще Пушкин воспел «воинственную живость потешных «Марсовых полей». Огромная площадь в центре Петербурга, по образцу Древнего Рима, была названа Марсовым полем — на ней происходили военные парады: Марс был римским богом войны.

После Октября на поле были погребены герои, погибшие в революционных боях, потом сооружен памятник, затем разбит великолепный сквер — один из красивейших в городе, — наконец зажжен Неугасимый Огонь в их честь. Поле было названо Площадью жертв революции. И двадцать с лишним лет никто не задумался: как так — «жертв революции»? Мы говорим «жертвы блокады», «жертвы землетрясения», «жертвы эпидемии»... Можно ли в этот ряд ставить людей, пожертвовавших собою за революцию? Жертвами революции с полным правом считали себя помещики и банкиры, царские министры и сам Николай Последний... Разве их память мы увековечиваем? [64]1

После войны прекрасной площади возвращено ее {163} старое имя, и хорошо. А вот в Киеве улица Жертв Революции как будто сохранилась. Очень печально, киевлянам следовало бы подумать над этим названием! Нельзя, чтобы одновременно существовали и братские могилы жертв фашизма, и улица Жертв Революции...

И вообще — великая осторожность, огромная деликатность нужны, когда человек получает власть заменить старое имя новым. В нашей стране с Ленинского времени только самым опытным специалистам-художникам разрешается восстанавливать старые фрески, скульптуры старых зданий, их украшения и самую их конструкцию. Такого же осторожного отношения к себе требуют и старые имена.

А у других народов? Конечно, и у них сколько угодно таких имен и подобных же историй.

Вы слышали название величайшего из музеев мира, соперника нашего Эрмитажа, парижского Лувра. Вы, наверное, читали «Три мушкетера»: во времена д’Артаньяна Лувр был королевским дворцом. А его имя — дворца и музея — первоначально означало что-то вроде «волчье логово» или «волчарня»: по-французски «лу» — «волк», «лув» — «волчица». Было, видимо, время, когда на месте дворца были буераки и трущобы, где волчихи любили выводить волчат, и это время сохранилось в имени.