Варя за крепостной стеной встретила Сашку. Он сидел прямо на земле, без шапки, опустив ноги в сухую траву. Сашка глядел в бинокль.

- Ну, как? Что видать? - спросила она.

- Да ничего. Все то же.

Оба они замолчали. Достав бумагу и махорку, Сашка долго возился, скручивая себе папиросу. Видно было, что он неотрывно о чем-то думает. Иногда, прислушавшись, он опять хватался за бинокль и снова опускал его с отчаянием.

- В чем дело, товарищ Лихолетов?

- Так, скучно что-то… Скажите, товарищ Варя, вы знаете, что такое «химера»?

- Химера?

- Да.

- Это зачем же вам?

- Надо.

- Химера? Химера, кажется, что-то древнее. Такое уродливое животное, безобразное, крылатое.

- Древний зверь.

- В этом роде.

- Ну да! Вот и я так думал, - самоуверенно сказал Сашка.

Варя улыбнулась.

- Ну, не совсем так уж. Я сама точно не знаю. Химеры есть в Париже, на соборе Парижской богоматери, на крыше.

- На крыше? - удивился Сашка. - Что же, они живут там, как коты?

- Да они каменные!

- Ах, каменные! - недовольно пробормотал Сашка.

- А почему вы спрашиваете?

- Макарыч вчера сказал… Старуха-то наша, Агния Ивановна, вчера без спросу уперлась в город. Проберусь, говорит, что мне сделают. Вот прах ее возьми!

- Да что ей там занадобилось?

- Не знаю. Листовку понесла к узбекам, что ли? И нету до сих пор.

В сумраке пропела труба.

- Сбор! - тревожно сказал Сашка.

Он вошел в штаб, когда говорил Зайченко.

Аввакумов смотрел на Зайченко не мигая. Зайченко чувствовал это и часто поднимал руку, будто принимая клятву.

- Противник превосходит нас раз в двадцать, думаю. Если противник предпримет штурм, не стесняясь потерями своего состава… Это в духе азиатов… Их тактика… Наша батарея, лишившись своего преимущества дальнобойного оружия, превратится в пистолет… Прямая наводка… А потом просто в немой металл! Пулеметы? Неоднократно ремонтированы. Могут сдать в решительный момент. Лент мало.

- Чего вы требуете? - прервал его Аввакумов.

- Артиллерийского разгрома Коканда. Пока есть снаряды. Выиграем в скорости и в оружии. - Легкая усмешка готова была появиться у Зайченко на губах. Он подавил ее.

- С точки зрения военной науки это экономично и правильно, - сказал приезжий комиссар, закуривая толстую папиросу.

- Нет, - решительно сказал Аввакумов и оглянулся на Сашку.

Сашка кивнул ему и зашептал:

- Я за тебя, Макарыч! За тебя!

- То есть как нет? Как военный специалист, я заявляю… - крикнул Зайченко…

Муратов быстро поднял руку и сказал:

- Тише, тише! Погодите, товарищи! Денис Макарович, ты же не отрицаешь военной науки?

- Не могу отрицать, чего не знаю.

- Ну вот! А ведь смерть висит над гарнизоном! Ты знаешь, что донесла разведка?

- Ну?

- Знаешь, сколько их? Они нас палками побьют.

- Не сдаюсь ни улеме, ни баям.

- Да и я не сдаюсь! Но я гуманист. Тут у нас и женщины есть, и дети, и старики. Нельзя же вопреки военной науке!

- Попробуем! Наука-то буржуазная… - сказал Аввакумов.

- Ташкент… - авторитетно подчеркнул Погонин, - предписывает!

- Предписывает? - Аввакумов заволновался, задергал пояс. - Какой Ташкент? Кто персонально? Вы? Еще кто? Нет, уж мной не командуй. Непролетарским душком пахнет в ваших речах, товарищ Погонин. Позвольте уж мне откровенно сказать - великодержавным! Позвольте мне иметь свое мнение! Я понимаю, что если сегодня мы не будем действовать, нас действительно раздавят. Ясно, что Иргаш не для шуток поднял зеленое знамя. Всю краевую демократию он сотрет в порошок. Пусть-ка кто-нибудь сейчас пикнет в Коканде!

- Тогда в чем дело? О чем спор? - Погонин с досадой пожал плечами и отошел к столу, заваленному патронами и едой.

- Я не хочу разгрома, - упрямо заявил Аввакумов.

- А чего? Чего? Чего хотите? Дело не только в вашем Коканде. Коканд ключ к Средней Азии, - злобно проворчал Погонин. Невольно на его лице появилось пренебрежение, и Аввакумов это заметил.

- Что-то до сих пор вы мало помнили об этом ключе, - сказал Аввакумов. Он не мог удержаться, чтобы не съязвить. Упрямо выставив вперед голову, он говорил, отрубая фразу за фразой: - Я против истерики. Я за них… За этих дурней, что носятся там по городу и хотят нас перерезать. Что поделаешь? Но я пришел сюда для них… Ведь у нас не так, мы не делимся: узбек, русский. Вот в крепости и узбеки собрались. Наши! А сколько таких еще там!

- Конкретно! Что вы предлагаете? Я не понимаю вас, - вздохнул Погонин.

- Извольте! Могу конкретно. Где карта Коканда? - спросил Денис Макарович.

Начали искать карту. Аввакумов сразу понял, что Погонин своей напористостью захочет сбить его, вскрыть какое-нибудь слабое место в его плане защиты, и поэтому сейчас нужно держать ухо востро. Нужно не теряться. Умные и живые глаза Аввакумова вдруг остановились, остекленели. Белок стал желтым от прилива крови. Он шарил по столу, сердито расшвыривая попадавшиеся ему под руку куски хлеба, сахара, он еле сдерживал себя, чтобы не разразиться площадной бранью, как иной раз бывало в депо, на ремонте, в минуту сильного гнева. «Нет, не уступлю. Ни за что!» - подумал Аввакумов и сказал Погонину:

- Если я останусь жив, это еще не значит, что будет жива революция. Наплюйте мне в глаза, если я буду так думать! Где карта, черт возьми? Я вам сейчас докажу, что надо делать.

Оказалось, что Сашка сидит на карте. Карту от него отобрали.

- Вот извольте! Я сейчас все объясню, - сказал Аввакумов, одним движением руки очистив стол и раскладывая на нем карту.

Сашка глядел ему в рот, делая губами какие-то странные движения, будто глотая каждое слово, сказанное Аввакумовым.

- Пункт первый… - сказал Аввакумов - Нам известны все точки скопления противника… Вот они… Тут, тут, тут… Вот кого мы будем бить! Вот, вот, вот! Пункт второй… Предварительно ставим ультиматум. Допустим, чтобы до полудня решил Иргаш… Предупреждаем его об обстреле. Пункт третий… Город щадить. Во что бы то ни стало щадить город и население.

- Я за твой план, Макарыч, - мрачно сказал Блинов.

- И… - перебил его Погонин, - в двенадцать вы сдаете крепость, и вас режут кипчаки.

- Макарыч, ты рискуешь революцией?

- Нет, Муратов, только головой. В победу верю.

- Бред! - сказал холодно Зайченко и вышел из комнаты.

«Решительная победа, никаких разговоров и горы трупов - вот что надо, - подумал он. - Пусть Ташкент поймет, что могут сделать пушки и способный офицер. Здесь первая ставка… И когда историки будут писать о Кокандской автономии, они скажут, что артиллерист Зайченко уничтожил ее. Вот и все!»

Случилось иначе. Ревком принял план Аввакумова и в одиннадцатом часу дня 19 февраля предложил Иргашу сдаться. А в двенадцать сорок пять был получен от Иргаша отказ.

Иргаш начал штурм крепости. Опять на площадях и улицах перед толпами дехкан, вооруженных чем попало, выступали агитаторы и муллы, объявляя о священной войне. Неслись есаулы, собирая конницу и отряды стрелков. Установив за городом пулеметы, Хамдам ждал. Позиция была верная. Дехкан погнали. Размахивая ножами и палками, подняв крик и вой, они бросились вперед к крепости, подгоняемые плетками всадников. Когда всадники остановили их, толпы ринулись обратно, все уничтожая на своем пути. Улицы снова покрылись кровью.

В час дня упал первый снаряд, выпущенный крепостью. Он не разорвался. Второй также. Третий снес несколько домов, выстроенных из глины. Четвертый упал в табун стреноженных лошадей. Они кинулись в стороны, оборвав перевязи, сбивая с ног коноводов. Прыгая, лошади ломали ноги. Они храпели, фыркали, почуяв опасность. Связанные, без всадника на спине, не управляемые никем, они пугались каждого орудийного залпа, грызли путы и кричали…